Умные сущности, по Плотину, вовсе не рассеиваются по отдельным предметам, которые мыслит Ум, но все они представляют собой нечто целое, и Ум мыслит их как целое (V 9, 7, 1-18). И тут критике дуализма посвящена тоже вся глава с начала и до конца. Таковы же главы: V 9, 14, 1-21 ; VI 5, 6, 1-15 (где на примере человека как раз доказывается абсолютное единство и единичного человека и человека вообще, или идеального человека, человека во всеобщем Уме VI 5, 6, 7-13); VI 5, 8, 4-7 (где прямо доказывается, что идея вовсе не существует в одном месте, а материя в другом месте). Заметим, что два трактата VI 4 и VI 5 вообще так и озаглавлены "О том, что Единое везде самотождественно и присутствует в то же время везде целиком". Даже сомнения Платона (130 с) в том, имеют ли свою идею и совмещаются ли с нею такие низкопробные предметы, как "волос, грязь, сор и всякая другая, не заслуживающая внимания дрянь", целиком принята Плотином во внимание и находит у него целесообразное разрешение (V 9, 14, 8).
Таким образом, критика дуализма идеи и материи в "Пармениде" Платона находит у Плотина не менее важный отклик, чем учение Платона в том же диалоге о Первоедином.
Э.Доддс, учитывая всю абстрактность дедукций в "Пармениде", доказывает, что эти дедукции Плотин применял не только логически или диалектически, но и в отношении всего своего мировоззрения. Платоновское Единое, думает Э. Доддс, вовсе не отрывало Плотина от общегреческого рационального мышления. Наоборот, "Плотин явился не ниспровергателем великой традиции греческого рационализма, но его последним конструктивным выразителем в такой антирациональный век"{74}. Эта работа Э.Доддса и вообще блестяще рисует Плотина в ближайшем и предыдущем окружении. Также и Э.Брейе{75}, сравнивая Плотина с платоновским "Парменидом", тоже не считает возможным отрывать учение Плотина об Едином от его контекста и делать его простым повторением того, что мы находим в платоновском "Пармениде".
10. Плотин и "Софист"
Этот диалог тоже целиком вошел в философию Плотина. Ведь в этом диалоге прежде всего доказывается наличие таких категорий в умопостигаемом мире, которые, с одной стороны, одна другой противоположны и даже одна с другой несовместимы, а с другой стороны, они только и существуют в своей взаимопронизанности. Так, например, покой не есть движение и движение не есть покой, так что в этом смысле они никак не совместимы. А с другой стороны, и покой существует и движение существует. Но это значит, что обе эти категории определяются категорией бытия, то есть эта категория существует в них совершенно одинаково. И т.д. и т.д. Желающие вспомнить эту диалектику умных категорий в "Софисте" Платона могут прочитать наш анализ композиции "Софиста"{76}. Такого рода платоновская категориальная диалектика целиком перешла к Плотину, из которого тоже можно было бы привести множество текстов, свидетельствующих о полной зависимости Плотина от платоновского "Софиста".
Так, например, Платон постулирует взаимораздельность, но одновременно с этим и взаимопронизанность умных категорий (254 d - 257 b). Но и у Плотина эта взаимораздельность и взаимопронизанность тоже трактуется весьма красноречиво как в отношении Ума, так и в более широком смысле слова. Обширное рассуждение на эту тему содержится в V 8, 4, 4-26, где, между прочим, специально трактуется о покое и движении (11-13) и о красоте (14-15). У Плотина читаем о тождестве каждой вещи с той или другой числовой конструкцией (VI 6, 4, 11-20 ср. Plat. Tim. 35 bc, 47 а), но вместе с тем и о субстанциальности чисел, взятых самих по себе (VI 6, 4, 20-24, опять со ссылкой на Платона R. Р. VI 509 b).
Ссылаясь на Платона (VI 2, 1, 14 - у Платона 244 b - 245 е) о том, что сущее не есть единое и единое не есть сущее, Плотин прямо заявляет (V 12, 1, 5), что свое учение о родах сущего или, как теперь обычно говорят, о категориях сущего, он будет излагать по Платону. Здесь явно имеется в виду "Софист", потому что главы 4-8 указанного у нас только что трактата посвящены именно диалектике пяти категорий "Софиста". Отбросив учение о категориях у Аристотеля и стоиков, ввиду неразличения у них умственных и чувственных категорий, Плотин именно эти пять категорий "Софиста" считает категориями умного мира.
Здесь, однако, мы бы указали на некоторого рода новаторство Плотина, которое принципиально хотя и заложено еще у Платона, тем не менее именно у Плотина нашло свое теоретическое развитие. Конечно, и у Платона в умственной области род и вид хотя и абстрактно могут быть различаемы, тем не менее они представляют собою полное единство, и поэтому то, что мы сейчас назвали умственными категориями, суть, по Плотину, именно роды в собственном смысле слова, то есть они сами собою порождают и все свои виды, с которыми они представляют нечто единое. Поэтому их лучше называть не "родами" и, уж конечно, не категориями, поскольку то и другое есть принадлежность Аристотеля и стоиков, но "началами" (archai). Однако в абсолютном смысле слова таким "началом" является платоновское первоединое. И тут у Плотина пока еще нет ничего оригинального. Оригинально то, что Единое вовсе не есть не "род, не "категория", а пока еще только "начало". Роды существуют не в Едином, но только в Уме. Но и в Уме, если его брать в чистом виде, роды вовсе не отделены от своих видов, но являются их потенциями, то есть в известном смысле содержат их в самих себе. О различии между "началом" и "родом" читаем в VI 2, 1, 1-33, о различии же между родами и видами в VI 2, 19-2, где дается даже последовательное выведение отдельных видовых категорий из общеродовой категории бытия.
Однако нужно понять, что "роды" (genё), которые на первый взгляд Плотин просто заимствует в "Софисте" Платона, трактуются обязательно как заряды всех прочих умопостигаемых родов, или как принципы их становления, так что покой, движение, тождество и различие вовсе не являются формально-логическими видами того общего родового понятия, которое можно было бы назвать бытием. Все эти пять категорий "Софиста" для Плотина вовсе не являются категориями внутри Ума. Они совершенно независимы друг от друга, но они друг для друга являются принципами становления, так что Ум у Плотина оказывается внутри себя каким-то бурлящим морем разных вполне самостоятельных эйдосов, что у Платона вовсе не выражено в какой-нибудь отчетливой форме. В форме же совершенно отчетливой эту становящуюся систему пяти категорий "Софиста" Платона мы находим у Плотина в главе VI 2, 8.
Любопытно, что в другом месте (VI 4, 34-36) Плотин совсем иначе перечисляет все эти умопостигаемые "категории", и понятно почему. Он здесь пишет: "Таким образом, первичным являются ум, сущее, различие, тождество". К этому тут же он прибавляет движение и покой, равно как и прочие категории (V 1, 4, 41-44), которые Плотин относит уже к чувственному миру (количество и число, качество и др.). Но почему же, в самом деле, среди самых первых "категорий" Ума Плотин указывает здесь сам "ум", потом "бытие" и потом "различие" и "тождество"? Это он делает только потому, что "ум" в порядке научного перечисления он здесь предпочитает ставить в начале. В порядке же существа дела "ум" вовсе не является категорией Ума. Это - такая "категория", которая и вполне отлична от "различия", "тождества", "покоя", "движения" и даже "бытия", но в то же самое время и вполне с ними тождественна. Этот Ум и создает, и осмысляет, и наполняет все эти пять "категорий", которые уже по одному этому вовсе не являются категориями в смысле формальной логики. Они именно genё, то есть роды, имеющие своим назначением как раз порождать, то есть осмысливать и насыщать все отдельные особенности, которые в абстрактном смысле можно было бы выделять на фоне общего Ума. Ниже мы увидим, что это вообще зависит от понятийно-диффузного, или текуче-сущностного, стиля Плотина. Самое же важное то, что Единое, по Плотину, вовсе не есть категория, но выше всякой категориальности.
