— Это напоминает мне игру в парашют в младшей школе, — произносит он, взглянув на ткань.

— С парашютом?

Эш поднимает бровь.

— Разве ты этого не делала в своих модных школах-интернатах? Неужели это показатель того, что я учился в плебейском заведении?

— Я ходила в школу Монтессори за пределами Портленда. Мы использовали парашюты больше, чем большинство детей использовало карандаши. Но мы сидели под ними, а не тащили их в кадиллак.

Эти темные брови сошлись вместе и Эш одарил меня озорной улыбкой.

— Я счастлив сидеть под твоей юбкой, если именно на это ты намекаешь.

Я сидела боком на его коленях, перекинув ноги через большой деревянный выступ посередине сиденья, в котором находились системы связи. И Эш извлек выгоду из моего положения, пробравшись рукой к моим ногам, скрытым платьем, а затем проследовал до линии чулок и вверх, пока он не добрался до моей голой киски.

— Ты так и не надела трусики? — хрипло спрашивает он. — Все это время твоя киска была голой?

— Почему думаешь, я настояла на том, чтобы ты стащил подвязку с моего колена, а не с бедра? Чтобы самое важное осталось прикрытым.

Его пальцы проходятся по мягкой коже моих нижних губок.

— Тебе было неприятно, что твои трусики находились в кармане моего смокинга?

Я прислоняюсь головой к окну, раздвигаю ноги, чтобы предоставить Эшу лучший доступ, хотя, он не прикасается к той плоти, которая желала его больше всего. Он предпочел мягкие складки между киской и бедрами.

— Я думала, что это было невыносимо горячо.

— Я тоже.

— А вы с Эмбри… — Я пытаюсь найти правильные слова, но не могу. В английском языке больше слов, чем в любом другом западном языке, и все же я не могу найти те, которые передадут любопытство, возбуждение, позволение и ревность — все в одном флаконе.

Тем не менее, Эш, похоже, понимает, о чем я спрашивала.

— Мы поцеловались. В комнате жениха в церкви. Он вошел, я бросил на него один лишь взгляд и прижал к стене. — Эш откинул голову на подголовник сиденья. — Мы очень долго целовались, пока я не слизал все следы твоей киски с его губ, а затем оставил след на его шее. Ты видела? Я хотел, чтобы ты видела. Не могу решить, было это жестоко или любезно с моей стороны.

— Я тоже не могу решить, — шепчу я.

Кончики пальцев Эша легонько пробегают по моим складочкам, разоблачая, какой очень-очень влажной я стала.

— Возможно, это не имеет значения.

— Или же имеет значение, но мне все равно.

Мы доезжаем до отеля, в небоскребе Gilded Age с великолепным изящным фойе. Мы выбираемся из машины, я беру свой клатч и чувствую жужжание телефона.

Абилин: Сообщи, когда доберешься в отель и будешь в безопасности, чтобы я не беспокоилась.

Я: Только что приехала! Он такой прелестный!

Абилин: В каком отеле вы оказались на этот раз?

Как и в Женеве, служба безопасности проверила несколько отелей, прежде чем остановиться на одном лишь пару часов назад. Это неудобство, требовало много дополнительной работы, и не являлось частью обычного протокола, но Мерлин, со всеми своими таинственными источниками информации, посоветовал Эшу и его службе безопасности пойти на это, так как наша свадьба была очень громким событием.

Я, не колеблясь, отправила кузине сообщение.

Я: Мы в Sorella.

Абилин: Звучит потрясающе, я так завидую! Наслаждайся первой брачной ночью!

— С кем ты переписываешься? — спрашивает Эш.

Мы ехали в лифте наверх в президентский номер.

— С Абилин. — Я замечаю, что он засовывает свой телефон в карман штанов. — А с кем ты разговаривал?

— С Эмбри. Я пригласил его в наш номер на разговор.

— Эш…

Я придвигаюсь к нему, отклоняю голову назад, чтобы заглянуть в потрясающие зеленые глаза.

— Не важно, что произойдет сегодня вечером, я хочу, чтобы ты знал, что я никогда не пожалею о том, что вышла за тебя замуж. Если бы мне пришлось выбирать, то это был бы ты. Каждый раз.

— Ты не представляешь, как сильно мне хотелось услышать эти слова, — хрипло говорит он, проводя руками по моим волосам. — О, Грир. Во что я тебя втянул?

Его губы оказываются на моих. Голодные и ищущие. Я позволяю Эшу взять мой рот, как и позволяю ему взять все, что было моим. Эта простая капитуляция прочищает мою голову и будоражит кровь. Мы целуемся, когда открываются двери лифта, целуемся всю дорогу по коридору к нашей комнате. Люк открывает нам дверь, и Эш захлопывает ее за нами. Мы остаемся одни.

— Мы ждем Эмбри? — спрашиваю я, как только Эш позволяет мне сделать глоток воздуха.

— Я не буду ждать, чтобы сделать то, что хотел сделать весь день. А хотел я сделать вот это… — и опускает рот на мою шею.

Глубокое декольте моего платья (достаточно скромное, чтобы пройти тест Мерлина и тест Триеста на «Возлюбленную Америки»), опускалось достаточно низко, чтобы предоставить Эшу доступ к ключице и вершинам грудей, которые он с удовольствием кусает и сосет. Затем возвращается к моей шее, целует, прикусывает и посасывает, пока мои колени не подгибаются. Эш удерживает весь мой вес своими руками.

— Это платье, — бормочет он. — Я весь день пялился на твою идеальную шею. Она сводила меня с ума.

Мои руки сжимают лацканы его пиджака, пока Эш продолжает получать удовольствие. Благодарные стоны, выходят из его горла, пока он пробует на вкус мою кожу. Он возвращается к моим губам, но нас прерывает тихий осторожный стук в дверь.

Мы смотрим друг на друга, а затем я отпускаю пиджак Эша, подхожу к двери и, даже не утруждая себя тем, чтобы заглянуть в глазок, открываю.

Это Эмбри.

Он быстро смотрит через плечо на агента секретной службы, стоящего рядом.

— Я могу войти?

— Пожалуйста, входи, — говорит Эш из-за моей спины, и Эмбри проходит внутрь.

Без пиджака и без жилета, хотя галстук-бабочка все еще висит на шее, рукава рубашки закатаны до локтей, обнажая сильные мощные предплечья. Он закрывает за собой дверь, а затем прячет руки в карманы.

— Ты хотел меня видеть? — спрашивает он.

В его позе было что-то оборонительное: то, как его сначала, чуть сгорбленные плечи, расправляются, то как он смотрит Эшу в глаза.

— Да, — произносит Эш. — Мы хотели.

И затем подходит и целует своего друга, обхватив рукой шею, чтобы удержать его на месте.

Ресницы Эмбри трепещут, и он тихонько вздыхает, но не вытаскивает руки из карманов, не расслабляется.

— Что ты делаешь? — спрашивает Эмбри, когда Эш отступает назад. — Я думал, что то, что произошло перед церемонией бракосочетания, нужно было для того, чтобы вывести все это из наших организмов. Не… более.

— В последний раз, когда я попросил тебя о вступлении со мной в брак, я тебе сказал, — тихо произносит Эш, — что не хочу, чтобы то чувство к тебе было выведено из моего организма. Независимо от того, как сильно ты хочешь избавиться от чувства ко мне.

Эмбри отводит глаза, эмоции отражаются лишь в игре мускулов на его щеках и подбородке.

— То, что я сказал «нет», было к лучшему. И ты это знаешь.

— Грир сказала, что ты признался, что любишь меня. Есть причина, по которой ты не можешь сказать мне это в лицо?

Эмбри не произносит ни слова, а лишь отворачивается от нас с Эшем.

— Потому что я тебя люблю, — продолжает Эш упавшим голосом. — Мне жаль, если раньше я недостаточно часто это говорил. Мне жаль, если я заставил тебя чувствовать себя так, словно хотел лишь использовать тебя, трахать тебя так, словно тобой обладаю. Я хочу использовать тебя и владеть тобой, но лишь потому, что я тебя люблю.

— Прекрати, — шепчет Эмбри, зажмуривая глаза. — Просто прекрати.

Эш делает шаг вперед, меняя тактику.

— Мы трое… мы все друг друга любим. Мы все пытались жить друг без друга. Очевидно, это не сработало. — Он печально улыбается. — Поэтому нам нужно попробовать что-то другое.