— В то время я не знал правды. Я все еще не знаю, знала ли она. Что там Т.Х. Уайт говорит в «Короле былого и грядущего»? «Кажется, в трагедии недостаточно невиновности»? Ну, это правда. Она приехала навестить Эмбри, пока мы отдыхали и восстанавливались в Праге, она была первой женщиной без униформы, с которой я разговаривал за несколько месяцев, и я преследовал ее. Трахал ее, прижав к стене в переулке, а над нами возвышался пражский замок. Привел ее в мой гостиничный номер, и мы не покидали его в течение целой недели. Она была первой женщиной, которая позволяла мне доминировать над ней. Той, которая это поощряла. И я принял это одобрение и провел неделю, используя ее каждым способом, которым она позволила мне это сделать.

Эш закусывает свою губу, вина практически сочится из-под его кожи.

— Так что видишь, неважно, что я ничего не знал. Я все это сделал. Я это выбрал. Я этим наслаждался. Я даже лелеял воспоминания об этом… до похорон Дженни.

Я вспоминаю историю Мерлина.

— Вот когда она тебе рассказала.

Горькая улыбка.

— Да. Идеальное время для нее, полагаю. Способ выпотрошить меня и попытаться разрушить мою кампанию. Но зачем тогда брать меня в клуб и пытаться помочь мне через неделю после произошедшего? Иногда я думаю, что она сама не знает, как она на самом деле ко мне относится.

— Мерлин сказал, что ее отец вырастил ее в ненависти к тебе.

Эш пожимает плечами, глядя вниз, где из-под моей шапки выливалось золото моих волос. Он принялся накручивать концы на свои покрытые кожаной перчаткой пальцы.

— Это правда. Я нисколько в этом не сомневаюсь, но… — пауза, — …она ненавидит меня из-за кое-чего другого. Из-за того, что я сделал в Карпатии.

— Сделал ей? Но я уверена, что ты ненамеренно это сделал. Ты помог так многим людям, находящимся там, спас столько жизней.

Он сглатывает.

— Я не герой, Грир. Ненавижу, когда люди это говорят. Я сделал все что мог, я пытался выиграть битвы и спасти своих сослуживцев и как можно больше гражданских, но также я делал и что-то плохое. Все те люди, которых я убил… их так много… и боже, как бы мне хотелось, чтобы я застелил их всех. Мне бы этого хотелось. Но так много битв было в деревнях и городах, мы очищали здания, строение за строением, комнату за комнатой. Я наносил им удары ножом. Душил. Забивал до смерти. В конце войны враги использовали подростков, таких юных, что военная форма висела на них мешком, и не только мальчиков, но и девочек тоже. Знаешь, каково это, когда тебя атакуют в темноте, а ты наносишь удары ножом, руками и душишь противника, а затем вынимаешь фонарик и понимаешь, что только что убил девочку-подростка?

— Эш, — произношу я мягко. — Я и понятия не имела.

Безрадостный смех.

— Теперь ты знаешь, почему я не могу спать.

— Так что случилось с Морган?

Он пристально смотрит на мои волосы.

— Она приехала на базу через несколько месяцев после той недели в Праге. Это было немного за пределами официальных каналов, но Леффи — влиятельная семья. Она относится к тем семьям, которые могут потянуть за нужные веревочки всякий раз, когда бы ни захотели и где бы ни захотели. Она сказала, что приехала туда, чтобы навестить Эмбри, но подозреваю, что в действительности она туда приехала, чтобы увидеть меня. Не то чтобы это имело значение, мы были так заняты, что ни у одного из нас не было времени, чтобы с ней повидаться, и однажды… ну, там неподалеку был городок знаменитый своим средневековым храмом, расположенным рядом с маленьким озером. В то утро Морган отправилась осмотреть ту церковь, и мы не придали этому значение. Тем вечером мы получили известие, что приближаются сепаратисты, и нам нужно эвакуировать мирных жителей этого городка. Но мы прибыли слишком поздно. Первыми туда добрались сепаратисты. Это стало первой настоящей битвой, которая впоследствии переросла в войну. Это была моя первая настоящая битва.

— Они заперли в церкви всех мужчин и женщин, пока грабили дома. Всех детей они посадили в лодку. Из соображений безопасности, я думаю. Чтобы удержать взрослых жителей, пока грабили, и чтобы заставить мужчин присоединиться к их армии. Но, возможно, было недопонимание. Или, возможно, это было сделано не только из соображений безопасности. К тому времени, как мы добрались до деревни, лодка была в огне.

Моя рука подлетает ко рту.

— С детьми?

Эш мрачно кивает.

— Это все, что мы знали поначалу. Вражеское присутствие, гражданские заперты в церкви, дети на горящей лодке.

— Что ты сделал?

— Тогда я практически не имел практики командования. Был лишь младшим лейтенантом. Я был так молод, и я… — он выглядел отчаявшимся. — Я выбрал детей. Я послал четырех человек в церковь. А я со всеми оставшимися отправился в доки. Мы все время уклонялись от огня противника, пытаясь найти пару лодок, которые можно украсть, чтобы пересечь озеро. Но мы это сделали. Мы добыли лодку и обнаружили ребенка постарше, сражающегося с огнем с помощью огнетушителя. Мы спасли семнадцать детей.

Я вздыхаю с облегчением.

— О, слава богу.

— Но взрослые в церкви… — его голос был напряженным, пропитанным мучением. — Мне стоило быть умнее. Я должен был понять, что это ловушка. Мне следовало послать больше мужчин. Все четверо солдат были убиты, все мирные жители тоже, церковь была объята пламенем. Мы сражались, чтобы подобраться к церкви, отбили ее у сепаратистов и открыв двери, обнаружили место настоящей кровавой бойни. Повсюду было пламя. Почти сорок мужчин и женщин были расстреляны. Только один человек выжил.

— Морган? — предполагаю я.

— Я знал, что она была там. Я знал, что вероятность того, что она находилась в церкви, была высокой. Но дети… — Эш взмахнул руками, поднимает ладони вверх, словно умоляя меня понять.

— Однако она выжила. Она была жива.

Эш опустил свои мощные плечи.

— Едва ли. Была подстрелена в плечо. Она сделала вид, что мертва. Когда мы ее нашли, она оказалась под двумя другими телами, без сознания из-за потери крови, и была окружена огнем. Когда она проснулась, то услышала от армейских врачей, что мы решили спасти другую группу мирных жителей, хотя и знали, что она была в церкви. Я не думаю, что после этого другие обстоятельства стали иметь для нее значение.

— Но это так несправедливо! — взрываюсь я. — Любой бы выбрал детей!

— Грир, она чуть не умерла. Это была просто удача, что пуля не задела ничего жизненно важного, и еще большая удача состояла в том, что нам удалось вытащить ее, прежде чем церковь сгорела. Она умерла бы, потому что я неправильно рассредоточил своих людей, потому что я недостаточно критично думал о сложившейся ситуации. Да, я должен был выбрать этих детей, и я мог спасти всех, но тогда я этого не понимал. Я слишком запаниковал, был слишком неопытным, и это почти стоило ей жизни. Конечно, она меня ненавидит. Я знал, что она в опасности, но решил не идти за ней.

— Я все еще думаю, что это несправедливо, — настаивала я. — Ты сделал все, что мог.

— Ты достаточно долго в политике, чтобы знать, что иногда наших лучших стараний недостаточно.

Я поворачиваюсь, тоже седлая пень, а затем перебираюсь на колени Эша, обхватывая ногами его талию. Обнимаю и прижимаюсь лицом к его шее.

— Для меня этого достаточно, — говорю я в его кожу. — Ты достаточно хорош для меня. Всегда, всегда, всегда.

Он отстраняется, чтобы посмотреть на меня, нахмурившись.

— Я говорю тебе о том, что трахал свою сестру и чуть ее не убил, а ты меня утешаешь? Я думал, ты захочешь сбежать. Я тебе это рассказал, чтобы ты могла… убежать.

Я прижимаю руку к его подбородку, большим пальцем надавливаю на его нижнюю губу. Она такая мягкая и в то же время твердая, прямо как Эш. Сила, красота и решительность — все объединено в одну пьянящую смесь.

— Вот почему был ты так несчастен раньше? Потому что думал, что твой рассказ о Морган заставит меня покинуть тебя?

Он несчастно кивает.