— И когда в последний раз вы были вместе «в сексуальном плане»?

Его зеленые и слишком виноватые глаза смотрят на меня в тусклом свете столовой.

— Месяц назад.

— Месяц назад? — повторяю я. Мне захотелось вырваться из его рук и унестись прочь, но я не могу. Слишком много глаз смотрят на нас, слишком много репутаций на кону, и кроме того, я не могу предъявлять каких-либо претензий из-за сексуального опыта Эша. Не могу предъявлять каких-либо претензий из-за того, что он делал, прежде чем мы поцеловались в церкви Святого Томаса Беккета.

Эш сжимает меня крепче, склонив ко мне голову. Черт бы его побрал за то, что прямо сейчас он был таким чертовски красивым, за его рельефное тело и полные губы. Из-за этого я не могу отстраниться, не могу его игнорировать.

— После смерти Дженни, — произносит он тихо, — мне было больно. Рак прогрессировал очень быстро, она умерла через две недели после того, как ей поставили диагноз. Времени, чтобы скорбеть и все обдумать, не было. Я все еще был вовлечен в предвыборную кампанию. В предвыборную кампанию, которая перестала иметь какое-либо значение. После похорон я чувствовал себя самозванцем в своей собственной жизни. Словно я проснулся в теле другого человека. Я не смотрел на себя в зеркале. Не мог слышать своего собственного голоса. Однажды я застегивал запонки, и осознал, что не узнаю свои собственные руки. Казалось, они принадлежали марионетке. Словно я умный деревянный механизм, а не человек из плоти и крови.

Эш впервые говорил со мной о Дженни, и мое сердце разрывалось за него, за того Эша, который в прошлом году чувствовал себя таким чуждым и плывущим по течению. Я сжимаю его шею, и он вздыхает, словно этот жест его успокоил.

— Мы с Морган сталкивались друг с другом бесчисленное количество раз. Она — сводная сестра моего лучшего друга и влиятельный сенатор из Комитета по вооруженным силам. И через неделю после смерти Дженни наши миры снова столкнулись. Мерлин уговорил меня вернуться в предвыборную борьбу, произнести агитационную речь в Вирджинии (предполагалось, что все будет легко). Послание, с помощью которого я агитировал избирателей в течение года в государстве, которое любит военных. И я облажался. Я запинался и заикался, и это было нормально в то время (все так стремились списать это на поведение горюющего мужа), но это не продлилось бы долго. И я это знал, я знал, что, если не смогу разобраться со своим дерьмом, то проиграю. Так что было важно, сколько фотографий запостили в «Твиттере» о том, что я кладу розы на могилу Дженни, — он делает паузу. — В ту ночь я пошел домой, планируя напиться. И решил, что на следующий день позвоню Мерлину и скажу, что все кончено. Я собирался снять свою кандидатуру с выборов. В любом случае, добиться желаемого, используя пропуск третьей партии, было несбыточной мечтой. Я не мог выиграть в таком состоянии. Я был похож на… оболочку. На призрак.

— Но ты ему не позвонил, — бормочу я. — Из-за чего ты передумал?

Его глаза пронзают меня.

— Из-за Морган.

Ах! Нож. Ребра. Мерзкая, мерзкая боль.

— В ту ночь она появилась у моей двери. Мы четырнадцать лет лишь обменивались вежливыми словами, и все же она была там. «Я знаю, что тебе нужно, — сказала она, — и тебе нужно пойти со мной». Я был слишком подавлен, чтобы с ней бороться. Она сказала, что мы выпьем в баре, но пошли в другое место. Полагаю, ты могла бы назвать это темницей или секс-клубом.

Эш замолкает и улыбается из-за изумленного выражения на моем лице.

— Для той, кто признает себя сабмиссивом, ангел, ты кажешься довольно потрясена идеей о секс-клубе.

— Нет-нет, — спешу я преуменьшить свое удивление. — Это невероятно круто. Я уверена в том, что многие люди это делают и ходят в такие места, и так далее… — я перестаю лепетать, понимая, насколько нелепыми казались мои слова.

Тихий смех.

— Я и забыл, — бормочет он, — насколько ты молода. Насколько неопытна. Нормально быть от этого в шоке. Нормально испытывать любопытство или бояться, или даже испытывать беспокойство. Я лишь прошу, чтобы ты слушала непредвзято и попыталась понять, через что я тогда прошел.

Он делает глубокий вдох и продолжает.

— Я давно знал, что мои вкусы в постели немного… экстремальны. Полагаю, всегда было так, но война… — он на мгновение закрывает глаза, а затем снова открывает, — война сделала их необходимыми. Это росло и росло во мне, и игнорировать, потребность, которая казалась огнем в моих жилах стало невозможно, я просто не мог потушить это пламя. Я не мог вырезать его из меня, как бы я ни старался. А я старался. С Дженни я много лет пробовал это сделать. Она не была похожа на тебя, Грир, нисколечко. Она так сильно меня любила и хотела угодить, но я видел, как она вздрагивает всякий раз, когда я случайно становился слишком грубым; видел, что ее тело не реагировало ни на что, кроме нежности. Я любил ее, Грир. Я давал ей нежность, а после того как она засыпала ночью, я лежал без сна и думал о тебе. — Тень накрывает его лицо. — Я не горжусь этим. Но чем больше я пытался бороться со своим желанием, тем сильнее становилась необходимость, тем более продуманными становились фантазии. Я думал о том, чтобы дать выход своему разочарованию на тебе. Все то, что не мог сделать со своей женой… я тысячу раз проделывал с тобой в своей голове. Взнуздывал тебя, шлепал, использовал на тебе веревки, кнуты, смазку. И в моих фантазиях ты меня благодарила. Была покрыта следами от хлыста и моей спермой, макияж размазан на лице, и ты меня благодарила. И затем я тебя трахал.

— Иисус Христос, Эш, — учащенно дыша, шепчу я.

— Это уже слишком? — спрашивает он, нахмурив брови.

— Мы можем уйти с ужина? Я хочу, чтобы ты все это со мной сделал прямо сейчас.

Он слегка щипает меня за талию.

— Веди себя хорошо. Я признаюсь тебе в том, каким ужасным мужем был для Дженни, и если ты умна, то еще раз подумаешь о том, стоит ли связываться со мной.

— Ты когда-нибудь причинял Дженни вред или делал что-либо без ее согласия?

— Нет.

— Ты делал все возможное, чтобы ее любить и заботиться о ней?

— Да.

— Тогда я не собираюсь еще раз обдумывать, — уверяю его я, поглаживая шею. — Тебе стоило быть с ней честным, и не думаю, что правильно было так много обо мне фантазировать, пока ты был на ней женат. Но, учитывая обстоятельства, это простительно, и не думаю, что между нами произойдет что-то в этом роде.

— Ебать, нет, этого не будет, — тихо говорит Эш, и боже, это слово, соскользнувшее с его языка… как только я его услышала, мои соски превратились в плотные бутоны.

— Так что случилось, когда Морган привела тебя в секс-клуб? После долгих лет отказа от своих желаний у тебя был секс, в котором ты нуждался?

— Прежде всего, главное, Грир, у меня там не было секса. У меня не было секса с женщиной с тех пор, как умерла Дженни. Ты станешь моей первой.

Я чувствую трепет облегчения, лестного возбуждения.

— Но да, клуб был тем местом, где я смог в первый раз открыто доминировать. Морган познакомила меня с опытными доминантами, которые показали, как осуществлять контроль и безопасно причинять боль, а затем я смог встретить там саб, которые хотели от меня контроля и боли. Однако в эту первую ночь я никого не встретил. Мы добрались до клуба, и прямо там, в открытую, Морган разделась догола и вложила в мою руку флогер. — Эш грустно улыбается — После трех ударов я был твердым. После пяти, вспомнил звук своего собственного голоса. А после десяти, руки, которые держали флогер, снова были моими собственными руками. Я вернулся в свое тело. Каким-то образом.

— Но у тебя не было секса?

Взгляд сильного отвращения, такой быстрый и мимолетный, что я думала, а не показалось ли мне.

— Я стал твердым из-за доминирования, а не из-за женщины. Я к ней не прикоснулся, и, если бы я не был так расстроен смертью Дженни, то никогда бы ей не позволил зайти так далеко. Я отбросил флогер и вызвал такси домой, оставив ее обнаженной в этой комнате. Я позвонил ей на следующий день. Сказал, что больше к ней не прикоснусь, но мне нужно туда вернуться. Это вполне ее устраивало (она, на самом деле, госпожа, понимаешь. Она предпочитала быть на другой стороне боли), и с тех пор я много раз был в том клубе вместе с ней, но, ни разу не повторял то, что произошло в мое первое посещение. Мы бок о бок пороли саб, использовали флогеры, кнуты, паддлы, но мы никогда не трогали друг дуга, ни посредством кнутов, ни как-то иначе.