— Мне ненавистно, когда такое замечательное слово применяется в отношении такого недолговечного глупого события. Они встретились в первый год службы Эша, за три или четыре года до Каледонии.

«За три или четыре года до того, как он встретил меня», — думаю я, подсчитывая в уме.

— И между ними было ни что иное, как попытка отдохнуть и расслабиться. Длительностью в одну неделю. Четырнадцать лет назад.

Меня не часто поражала наша с Эшем разница в возрасте, но на мгновение я ошеломлена. Ошеломлена тем фактом, что он трахал Морган Леффи в то время, как я — одиннадцатилетняя девчонка — скакала по пентхаусу своего деда.

— Значит, с тех пор между ними ничего не было? — спрашиваю я. — Просто у меня сложилось совершенно иное впечатление.

На лице Эмбри появляется целенаправленное открытое выражение, а его голос становится намеренно честным и небрежным.

— Это был последний раз, когда они трахались, я в этом уверен.

Он лжет. Или не говорит всю правду, но прежде чем я успеваю надавить, он притягивает мою руку и помещает на сгиб своего локтя.

— Давай перестанем говорить о моей сестре. Я недавно съел, наверное, тринадцать вареников перед польским президентом, чтобы произвести на него впечатление, и меня и так подташнивает. Кроме того, есть гораздо более важные вещи, о которых мы можем поговорить. Например, сколько раз ты собираешься танцевать со мной сегодня?

Я ему улыбаюсь.

— Столько, сколько ты захочешь.

Его глаза вспыхивают.

— Сначала ты должна потанцевать с Эшем. Но потом ты — моя.

В этих его словах я слышу эхо тех слов, что он произнес во время той ночи, когда мы были вместе, и из-за чего моя кровь начинает закипать.

«Ты со мной, а не с ним».

«Вот так. Это все мое».

Он отводит взгляд, прочистив горло, словно осознав, насколько двусмысленно прозвучали его слова.

— Я имею в виду, для танцев, конечно же. Эй, может быть, мы сможем убедить квартет сыграть Рианну, они, вероятно, знают ноты, верно?

Я хихикаю, и он тоже, но это не развеивает неудобную напряженность между нами. Я чувствую что-то сродни облегчению, когда мы добираемся до Эша и польских дипломатов.

Эмбри отводит мою руку, разжимает пальцы, и с преувеличенной формальность помещает их в протянутую руку Эша.

— Ваша дама, милорд.

Пальцы Эша обхватывают мою руку, и он легко притягивает меня к себе, другой рукой твердо удерживая стакан с водкой.

— Вы, должно быть, безоговорочно доверяете этому мужчине, позволяя ему иметь беспрепятственный доступ к такой красотке, — произносит польский президент с ужасным акцентом.

Я чувствую, как Эмбри застывает позади меня, и ощущаю, как к моим щекам приливает кровь.

— Так и есть, — отвечает Эш. — Я доверил бы ему свою жизнь.

— На самом деле, и я доверяю вице-президенту настолько, что позволяю ему иметь такой беспрепятственный доступ к Максену, — шучу я, чтобы скрыть дискомфорт, но Эш не смеется вместе со всеми остальными.

Так же, как и Эмбри.

Я смотрю на него, а затем на Эша, поймав их на том, что они смотрят друг на друга. Мое сердце с грохотом ударяется о ребра, и без всякой на то причины, я вспоминаю, насколько напряженным и голодным ощущается мое влагалище. Я ощущаю там пустоту.

— Грир, не думаю, что ты официально знакома с президентом Польши, — произносит Эш, поднимая новую тему для разговора, чтобы гости не заметили беспокойное напряжение, повисшее между нами тремя. — Грир, это Андрэш Левандовски. Президент Левандовски, это Грир Гэллоуэй — преподаватель в «Джорджтауне» и очень важная для меня женщина.

Левандовски наклоняется и быстро целует мою руку, и именно в этот момент к нам подходит Бельведер.

— Мистер президент, все готово к танцам.

— Полагаю, это — намек, — говорит Эш. — Президент Левандовски, не хотите ли вы с миссис Левандовски присоединиться к нам?

Иностранный лидер, выглядя немного взволнованным, находит свою жену, и мы вчетвером отправляемся на танцпол. Группа исполняла оркестровую версию известной польской народной песни. Я оказываюсь в объятиях Эша. Рукой обхватываю его теплую шею, а его ладони располагаются на моей талии. Мы начинаем двигаться, и я тихо хмыкаю от того, как неестественно двигается Эш.

Он в ответ гримасничает.

— Не смейся надо мной. Мне пришлось хорошо поработать, чтобы танцевать хоть так. Знаешь, раньше я двигался намного хуже.

— Я не понимаю, как такое возможно, — смеюсь я, стараясь избежать столкновения с польской парой. — Мне стоит перекинуться парочкой слов с твоим учителем.

— В любое удобное для тебя время, — произносит в ответ Эш, подмигивая мне. — Он стоит вон там.

Я смотрю в ту сторону, куда указывает Эш, и затем смеюсь еще сильнее.

— Тебя научил танцевать Эмбри?

— Когда ты находишься на военном положении и в ожидании, то у тебя много свободного времени, — говорит Эш, защищаясь. — Нам нужно было как-то развлечься.

— Значит, он научил тебя танцевать?

— Мы по очереди танцевали в роли мужчины, если тебе интересно, — произносит Эш в шутку, но я не могу не вспомнить, как его рука сжимала пиджак смокинга Эмбри, и как Эмбри стоял на полу на коленях между ног Эша.

Эш замечает мои покрасневшие щеки раньше меня, протягивает руку и гладит пальцами мою щеку.

— Ты покраснела, — замечает он.

— Я… — Нет. Я не могла рассказать ему о вещах, промелькнувшие в моей в голове. — Мне просто жарко.

Он мгновение смотрит на меня, и я вижу, как он решает отложить этот вопрос на потом, затем произносит небрежным тоном:

— Вы с Эмбри, похоже, быстро подружились.

Ну, если я раньше краснела, то уверена, сейчас от моего лица отхлынула вся кровь. Я лишь киваю, хотя голос в моей голове кричит: «Скажи ему правду, скажи ему правду!».

— Мне очень приятно видеть, что вы так хорошо ладите, — продолжает он. — Для меня вы — два самых важных человека в мире, помимо моей матери и сестры, и я хочу, чтобы мы все были близки.

«Ты не представляешь, насколько мы с Эмбри близки», — захотелось мне сказать. Я должна была сказать. Но слова застряли в моем горле.

Сейчас мы с Эмбри не были вместе и больше никогда не будем вместе… так какая разница, что было в прошлом? Если я расскажу Эшу о той ночи в Чикаго, это лишь добавит напряженности между нами тремя, и, очевидно, что ее и так уже было достаточно.

Прекрати все логически обосновывать. Ты знаешь, что врать — нехорошо. Расскажи правду.

Но момент проходит. Мы кружим по танцполу.

— Я слышал, что ты также имела удовольствие встретиться с сенатором Леффи, — спрашивает неожиданно Эш.

— Да, — немного мрачно отвечаю я. — Мы с ней не скоро станем друзьями, на случай, если тебе интересно.

— Нет, — смеется Эш, — я и не думал, что это возможно. Что она тебе сказала?

Здесь я решаю быть честной.

— Она сказала, что вы двое трахались. Сказала, что ты — лжец. И предупредила меня, что я не справлюсь с тобой.

Эш моргает от удивления.

— Вау. Она в это углубилась, не так ли?

— Да.

Его лицо становится задумчивым.

— Боюсь, Морган не очень меня любит.

— Почему?

Он вздыхает.

— По многим причинам. Всех и не перечислить. На самом деле у нее так много причин не любить меня, что это судьба. Нам суждено быть врагами.

— Полагаю, что этих причин не было, когда ты ее трахал?

Его рука внезапно сжимается на моей талии, и Эш собственнически притягивает меня так близко к себе, что я чувствую, как мое платье цепляется за его ноги во время танцевальных па.

— Тебе идет ревность, — произносит он, наклоняя голову, чтобы говорить мне на ушко. Я дрожу от ощущения теплого дыхания на моей коже. — Но тебе не нужно ревновать. Это было очень давно. У нас не было секса уже четырнадцать лет.

Я уже собираюсь вздохнуть от облегчения, когда Эш признает:

— Но с тех пор мы были вместе в сексуальном плане.

Ревность снова вонзает нож между моими ребрами.