Я сверкаю глазами.

— Я не…

— Я знаю, — говорит он. — Как и Грэг, я верю тебе, сынок. Но Дэйзи — их младшая дочь, она покинула дом последней. Ты посягаешь на гребаную территорию Саманты, — он проверяет часы. — Как я уже сказал, тебя скоро выпустят отсюда. У неё есть несколько фальшивых заявлений, которые задержат тебя здесь ещё на десять минут.

— Они собирались меня скоро оформить.

Он кивает.

— Их там много. Я уверен, что через полчаса они захотят снять с тебя отпечатки пальцев.

Я легко складываю пазл. Он говорит, что я выйду отсюда раньше, чем они успеют предъявить мне обвинение. Он улыбается мне, зная, что я понимаю.

— Я сопротивлялся аресту…

— Я поговорил с офицером. Они не имеют больше никаких возражений

Я дышу через нос, моё сердце быстро бьется. Не знаю, почему вдруг я чувствую себя таким ошеломленным. Я понимаю, что благодарен за то, что он здесь. И что самое печальное — я не хочу чувствовать это. Я бы предпочел оставаться злым. Почему я должен ненавидеть все хорошие стороны человека? Моя мама — думаю, она, блять, научила меня этому. Каждый раз, когда я думала о своем брате в хорошем свете, она подавляла это видение, она фокусировалась на плохом, и я тоже стал так делать.

Я больше так не могу.

Я потираю затылок.

— Что насчет Ло? — спрашиваю я отца, не желая уклоняться от этой темы.

— А что с ним?

— Ты пиздец как плохо с ним обращаешься, — говорю я, глубоко вздохнув. — То, что ты ему говоришь — меня тошнит от этого. Ты ломаешь его, а потом он возвращается к тебе, как раненая собака. Я не могу быть рядом с тобой, когда ты так с ним обращаешься.

Я бы предпочел, чтобы Ло тоже не был рядом с ним, но мы уже пытались это сделать, и посмотрите, где мы сейчас. Ло любит нашего отца, и он будет продолжать возвращаться, даже если это будет убивать его.

Мой отец рассеянно расстегивает и застегивает часы Rolex на запястье.

— Он не ты, Райк. Он бросил колледж. Он даже не может заполнить резюме. Он просрал свою жизнь, и если это означает, что я буду немного жестче с ним, хорошо. Но я не собираюсь смотреть, как он продолжает спускать свой потенциал в унитаз.

— Так разговаривай с ним, как нормальный человек! — кричу я. — Перестань говорить такие вещи, как Ты просрал свою жизнь.

— Дело не в Лорене. Речь идет о нас с тобой, — опровергает он, обрывая эту тему. Как будто здесь нет места для обсуждения.

Да пошел он.

— Если бы ты любил его, как ты говоришь, ты бы поддержал его трезвость и перестал бы изводить его при каждом удобном случае.

Он направляет свой свирепый взгляд на меня.

— Если бы я не мотивировал его, он не был бы там, где он сейчас. Это и есть любовь. Ты поймешь, когда у тебя будут свои собственные дети.

Ни за что на свете я не буду воспитывать своих детей так, как он. Через мой труп.

Я долго смотрю на отца. Он никогда не изменится. Он так, блять, укоренился в своих убеждениях. Либо я принимаю его таким, либо продолжаю делать то, что всегда делал — пытаюсь забыть о его существовании.

Он открывает передо мной дверь.

— Ты готов оставить всё это дерьмо позади, или ты всё ещё хочешь держаться за гребаное прошлое?

Я снова застываю. Застываю на середине комнаты. У меня на языке не вертится ни одна гнусная реплика. Именно эти слова оказывают на меня наибольшее воздействие.

Ты всё ещё хочешь держаться за гребаное прошлое?

Я живу там. Там, где мой отец бросает мою мать. Где я годами лгу о том, кто я. Там, где я чувствую себя потерявшим личность, которую можно назвать своей.

Но сейчас у меня есть всё это. Блять, у меня есть больше, чем я когда-либо мечтал.

У меня есть девушка, которую я люблю.

У меня есть брат.

У меня есть мама, которая любит меня, даже если она проебывается.

У меня есть отец, который хочет быть рядом со мной… Я смотрю на него. Кто здесь ради меня.

А я — Райк Мэдоуз. Я занимаюсь одиночным скалолазанием без страховки. Я знаменитость. Я чертов тренер по трезвости. У меня есть личность, которая принадлежит мне. Никто не отнимал её у меня.

Я снова смотрю на отца, и мне хочется увидеть злодея, но я думаю, что, возможно, всё это время злодеем был я. Потому что не мог двигаться дальше, потому что не понял, что он тоже может совершать ошибки. Я не знаю, готов ли я простить его прямо сейчас, но он и не просит об этом.

Он позволяет мне взять столько времени, сколько мне нужно.

Я делаю сильный вдох и говорю: — Возможно, я никогда не смогу тебя понять.

Он кивает.

— Лучше уж я буду ругаться с тобой на каждом воскресном обеде, чем никогда больше не смогу с тобой разговаривать, — он пожимает плечами. — И это чертова правда.

— Ты так сильно меня любишь?

На его глазах наворачиваются чертовы слезы.

— Больше, чем ты можешь понять, сынок.

Давление давит на меня, и я спрашиваю его о том, о чем, блять, никогда не спрашивал его за всю свою жизнь. Я просто всегда думал, что знаю ответ. Теперь я не так уверен.

— Ты готов бросить пить ради Ло и ради меня?

После тяжелого молчания по его щеке скатывается слеза. Теперь я вижу, что в нём внутренняя борьба, вероятно, такая же сильная и такая же мятежая, как у Ло, как у меня.

То, что он сделает, изменит всё.

— Я всё ещё не могу в это поверить, — говорит мой брат, пока я еду к дому нашего отца с Лили и Дэйзи на заднем сиденье, мой Infinity мчится по дорогам, пока меня не останавливает очередной красный свет. Девочки молчат, обе смотрят в окна.

— Я тоже, — говорю я. — Это кажется, блять, чем-то нереальным.

— Он выбросил выпивку на тысячи долларов, — Ло качает головой. — У него был редкий двухсотлетний скотч, который он собирался подарить мне в качестве свадебного подарка, ты знаешь об этом?

Мои глаза перебегают на него.

— Он хотел подарить тебе алкоголь, в то время как ты в завязке?

Ло навещал нашего отца почти каждый день с тех пор, как он начал этот долгий путь. Прошла неделя после его заявления в тюремной камере, и он не отступил.

По словам моего отца, Он, блять, не слабак.

— Нет, он сказал мне, что планирует сам выпить его на моей свадьбе. У него был бы лишний бокал для меня, — Ло на секунду замирает, а потом улыбается. — В итоге мы полили растения этим скотчем, — он смеется и говорит: — Ты в курсе, что у этого сукина сына есть три тренера по трезвости, чтобы держать его в узде?

Я слышу счастье в голосе брата, и оно поднимает меня на новую высоту. Я горжусь своим отцом за то, что он наконец-то пошел на это ради нас. Это не простое решение. Это нелегкий путь. Ло знает об этом лучше меня, и он может сказать не понаслышке, как больно отказаться от костыля, а не полагаться на него.

Но мы оба будем рядом с ним.

— Я ожидал гребаную армию, — говорю я Ло. — Если он едет в реабилитационный центр, он привезет реабилитационный центр к себе.

Я смотрю в зеркало заднего вида на Дэйзи, которая, как ни странно, не шевелится на своем сиденье. Её отрешенный взгляд сжимает мой живот. Она игнорирует свою маму после моего ареста. Это не то, чего я когда-либо хотел для Дэйзи.

Я въезжаю в огражденный жилой комплекс в пригороде Филадельфии и паркуюсь на подъездной дорожке моего отца. Я отстегиваю ремень безопасности, и Лили с Дэйзи вылезают из машины и закрывают двери, прежде чем мы с Ло выходим. Я поворачиваюсь к брату с грызущим вопросом, который появляется пока мы сидим в машине.

— Я хотел тебя кое о чем спросить, — говорю я тихо.

Он отводит взгляд от Лили, которая нервно грызет ногти. Она была более беспокойной, чем обычно, и я не говорил об этом с братом. Но её здоровье сейчас не является моей главной заботой.

— Да? — спрашивает он.

— Лили часто разговаривает наедине с Джонатаном?