Мне нужно ещё лет пять, не меньше.

Может быть, десять.

Десятилетие звучит неплохо. Десятилетие подготовки к тому, чем я буду заниматься следующие пятьдесят лет. Как другие восемнадцатилетние определяют свои мечты и карьерные пути прямо перед колледжем? Как можно так рано знать, что у тебя хорошо получается и что ты любишь?

Что если вы так и не узнаете?

Что, если вы проведете всю жизнь в поисках, не найдя в итоге никакого ответа?

Будущее угнетает.

Может быть, поэтому я никогда не думала об этом раньше.

— Ты и Райк, — внезапно говорит Роуз, пробуждая меня от моего меланхоличного ступора. Может, она поняла, что тема о нашей маме наводит тоску. — Вы уже трахались?

Я вытаращиваю на неё свои глаза. Ого, моя сестра сказала это так беззаботно.

— Мы не вместе, так что…

Это странно. Я говорила эти слова раньше, но теперь они стали настоящей ложью.

Роуз закатывает глаза.

— Когда вы занимаетесь сексом, пожалуйста, убедитесь, что он предохраняется. Я бы поговорила с ним, но Коннор запретил мне. Он сказал, что это не моё дело, — насмехается она. — Ты моя сестра. Это точно моё дело угрожать его яйцам и пенису.

Лили нахмурилась.

— Когда это Коннор запрещал тебе что-либо делать?

Роуз и правда имеет равные права в отношениях с Коннором. За исключением, возможно, постели. Боже, меня передергивает при воспоминании о том, как он доминировал над ней во время секса. Я сдерживаю желание исчезнуть под водой.

— Он угрожал вернуть всю одежду Hermes, которую он купил для меня, — она глубоко вдыхает. — Это было низко. Но я больше не переживаю по этому поводу.

— Конечно, — говорю я с улыбкой. — Ну, тебе не стоит беспокоиться. Я не занимаюсь с ним сексом. Пока.

Это должен быть тот момент, когда я открываюсь о своём самом первом оргазме, когда я делюсь всеми подробностями. Я уже рассказывала им об этих проблемах, так что рассказать им о своем успехе было бы естественно. Но я держу это в себе. Не только потому, что это связано с Райком, но и потому, что это связано с другими вещами, которыми я больше не могу с ними делиться.

Ночные кошмары. Сон.

Я больше не принимаю обезболивающие, а это значит, что у меня больше нет клонит в сон.

Сегодня вечером я приму Ambien, таблетку, которая борется с бессонницей, но приводит меня в состояние мрачного реалистичного сна.

Я нервничаю из-за того, что буду кричать посреди ночи, будить и волновать их. И как я это объясню?

Сказать ли мне: Я не могу спать по ночам, потому что думаю о человеке, который забрался в мою комнату, чтобы сделать снимки. Я думаю о папарацци, которые загнали меня в угол. Я думаю обо всех друзьях, которые ненавидят меня, презирают меня и пугают меня. Я думаю обо всех мужчинах, которые верят, что я Лили. И ты причина, старшая сестрёнка. Из-за тебя я не могу спать. Если бы не твоя сексуальная зависимость, я была бы свободна. Так чертовски свободна.

Ты причинила мне боль.

Я не могу произнести эти слова.

Не сегодня.

Может быть, никогда.

Никто больше не вспоминает о Райке, но через минуту Лили вздрагивает.

— Ой. Не щипайся, — говорит она Роуз.

— Я и не щипалась, — огрызается Роуз. — Перестань тереться о камень.

И тут взгляд Роуз переходит на меня, и её глаза медленно увеличиваются.

— Что? — говорю я. — Я знаю, что тебе не нравится моя стрижка, Роуз…

— Дело не в этом, — мягко говорит Роуз. — Лили, выйди из воды.

— Что? — говорит Лили, а затем следит за взглядом Роуз. — О… чёрт.

Лили показывает на мою шею, а затем поворачивается и заползает на камень. В тот момент, когда она это делает, я вижу на спине Лили то, от чего Роуз внутренне сходит с ума.

Пиявки.

Мы плаваем с пиявками.

Я наливаю воду в бутылку после того, как доедаю свой бургер.

Ло бросает свою грязную бумажную тарелку в огонь. Никто не упоминает о том, как долго отсутствуют девочки, но с каждой паузой в нашем разговоре, становится понятно, что все об этом думают. Мы поели без них, потому что никто из нас не хотел есть холодную еду.

— Кажется, Лили набирает вес, — говорю я Ло.

Она всегда была очень костлявой, от природы тощей и долговязой, так что то, то она поправилась — это хороший знак. Это значит, что она на пути к выздоровлению и не так поглощена своей сексуальной зависимостью.

— У неё грудь стала больше, — говорит Ло, делая глоток воды. Он закручивает крышку, в сотый раз с момента начала похода погружаясь в размышления.

— Или у Дэйзи стала меньше, — добавляю я.

Ло хмурится.

— Сколько раз, блять, я должен повторить одно и тоже.

— Что? Что я не должен смотреть на её сиськи? Там же ничего нет, — говорю я гребаную правду, но тут же понимаю, что это звучит ужасно. Мне не нужно, чтобы у девушки была большая грудь, чтобы любить её или считать привлекательной. Всё это не имеет значения.

Коннор сморит на меня с приподнятой бровью.

Да, это именно то, чего он просил меня не делать. Просто, блять, замечательно.

Ло машет на меня своим пластиковым ножом для масла.

— Сколько раз за два года мне нужно напоминать тебе, чтобы ты не говорил о её сиськах? Ну серьёзно? Это, блять, странно.

Теперь я чувствую себя дерьмово. Я постоянно напоминаю себе, что она моя девушка, но это чертовски трудно, когда Ло смотрит на меня, как на очередного Джулиана.

— Это ты заговорил о сиськах Лили. Я не сказал о них ни слова, пока это не сделал ты.

Коннор оборачивает алюминиевой фольгой тарелку с остатками бургеров.

— Ты только что выдал детсадовский аргумент, — говорит Коннор. — Фраза Он первый так сказал, не является хорошим контраргументом.

Клянусь, им нравится, блядь, набрасываться на меня — возможно, потому что они знают, что я могу это выдержать.

— Спасибо за мнение, Кобальт.

— Всегда пожалуйста, — говорит он.

Потом он сверяет часы и смотрит на лес, где скрылись девушки. Прошло ахренеть как много времени. Я начинаю беспокоиться о Дэйзи. Не знаю, куда она повела Лили и Роуз, но она вполне могла залезть на дерево и упасть с ветки. Моё сердце падает в пятки.

И тут Ло срывается со стула, бросая свою бутылку с водой на сиденье.

— Я пошёл искать Лили.

Он произнес эти невысказанные слова, и вот так мы все встаём и идём за Ло. Мы можем оставить костер на несколько минут, не туша его.

Идя в том направлении, куда ушли девочки, мы слышим журчание воды и думаем, что Дэйзи это привлекло бы. Чем ближе мы подходим к ручью или водопаду, тем чаще раздаются голоса.

— Они высасывают все мои питательные вещества! — кричит Лили.

И Ло начинает срывается, его походка превращается в бег.

— Не двигайся, — спокойно говорит Дэйзи.

Роуз громко шипит.

— Я убью каждую из этих отвратительных тварей! — Коннор поддерживает темп Ло, а я остаюсь позади них, думая, что Дэйзи в порядке.

Когда мы выходим на поляну, Лили выглядит как олень, попавший в свет фар.

Чёртов голый олень.

Я стараюсь не смотреть, но черные пиявки прилипли к её животу и рукам, пока Дэйзи пытается их содрать… будучи тоже голой.

Это не первый раз, когда я вижу её полностью раздетой. В прошлом году. В канун Нового года в доме Роуз в Принстоне у Дэйзи было заговорщическое выражение лица с очень игривой улыбкой. Начался обратный отсчет до полуночи, и пока её спутник, какая-то, блять, модель из Abercrombie, собирался её поцеловать, она избежала его рта, начав раздеваться, отступая к кухне с каждым сброшенным предметом одежды. Она сказала, что новый год не может начаться правильно, если кто-то не разденется.

Ее глаза были устремлены на меня.

Мои на её.

А потом модель, с которым она была — вмешался и помог снять ей лифчик.

Я схватил его за плечо, инстинктивно, как внутренняя реакция на раздражение и злость. Я не хотел, чтобы она была с этим студентом братства, первоклассным придурком. Она закончила раздеваться, и я успел мельком взглянуть на её тело, прежде чем она выбежала на улицу, смеясь от холода. А потом её спутник набросился на меня, крича мне в лицо, а моя спутница стреляла в меня кинжалами из глаз с другого конца комнаты, держа бокал с шампанским в крепко сжатой руке.