Коннор отрывает взгляд от жены и берет две рюмки для них. Затем он говорит что-то по-французски, чего я не могу понять.

Я бы хотела, чтобы Райк перевёл мне, но мы слишком близко ко всем остальным. Было бы слишком очевидно, что он понимает язык. Он делает вид, что не подслушивает, и ест тако с курицей одновременно с Ло. Неудивительно, что ему удалось скрыть своё свободное владение французским.

Я едва могу сказать, что он вообще слушает.

Я кладу ещё сальсы в тако, пока Роуз смотрит на Коннора, а он смотрит в ответ с вызовом. Они обычно странные, но сейчас они ведут себя очень, очень, блять, странно.

Он говорит: — Buvez avec moi.

Выпей со мной.

Её ноздри раздуваются, а глаза опускаются на текилу. Она выхватывает рюмку, не отступая, и подносит её ко рту.

Я кусаю тако, и когда я смотрю на них, замечаю, что челюсть Коннора сжалась, его взгляд потемнел. Мне кажется, что они играют в рискованную игру. Как тогда, когда я был в баре с Ло, в Париже. Я чувствую сходство между той ситуацией и этой, но мой разум едва успевает сложить эти факты воедино.

Роуз подносит рюмку к губам. Коннор хватает её за запястье и заставляет опустить руку, текила расплескивается, когда рюмка ударяется о стол.

Ло хмуривает брови, держа в руках тако с курицей.

— Какого черта?

Дэйзи замирает, в её руке лайм.

Коннор сурово смотрит на Роуз.

— Vous êtes allée assez loin.

Ты уже достаточно далеко зашла.

Её глаза пронзают его.

Коннор качает головой.

— Dites-le tout simplement.

Просто скажи это.

Она резко вдыхает.

— Ne faites pas ça.

Не надо.

Коннор приближается к ней, и она, на удивление, не отстраняется. Он прикладывает свою ладонь к её лицу, его большой палец гладит её щеку, и он говорит: — Vous n’avez rien à craindre.

Тебе нечего бояться.

Она пытается взглянуть на нас, но он принуждает её смотреть прямо на него, заставляя её встретиться лицом к лицу с тем, что она скрывала.

Роуз трудно сдаться и позволить ему выиграть эту долгую, затянувшуюся игру. Её глаза смотрят на пролитую текилу, и он кладет руку сверху, говоря ей нет. Я доедаю тако и беру свою воду, делая большой глоток.

Коннор зажимает её подбородок между пальцами и говорит: — Vous êtes enceinte.

Ты беременна.

Я выплевываю свою воду.

Вот так. Одно слово. Enceinte. И моё прикрытие раскрыто.

Ебаный в рот.

Они оба поворачивают головы, чтобы посмотреть на меня. Ради всего святого — мой брат таращится так, будто у меня выросли рога, а Лили может ловить мух своим разинутым ртом.

Глаза Коннора продолжают темнеть, выражение его лица настолько редкое, что моя шея начинает неприятно нагреваться.

— Почему ты, блядь, так на меня смотришь? — спрашиваю я защищаясь, отступая назад. Мои усилия бесполезны. Это Коннор Кобальт. Если мой брат догадался, что я понял их разговор, то он уж точно понял.

— Vous savez pourquoi.

Ты знаешь, почему.

Он продолжает качать головой, будто не может в это поверить. Может, он расстроен, что где-то ошибся. Что он недооценил. Что я годами подслушивал его диалоги. Всё вышеперечисленное, ещё раз.

Мои мышцы напрягаются, и Дэйзи кладет руку на мою ногу под столом, чтобы утешить. Я переплетаю её пальцы со своими, а затем киваю Коннору.

— Тебе следует меньше зацикливаться на мне и больше, блядь, беспокоиться о своей беременной жене, которая чуть не выпила шот текилы, чтобы, блядь, доказать что-то.

— Что? — говорит Ло. Он откидывается назад, как будто в него только что ворвался ураган.

Роуз свирепо смотрит на меня.

— Иди снова подавись своей водой.

Это оскорбление обычно предназначено для Ло.

Я показываю её средний палец, и она делает то же самое в ответ, что является ужасным, мать его, контраргументом среднему пальцу. Я же не спрашиваю её, умеет ли она это делать, так же как и я.

Я бы с удовольствием увильнул от всей этой неловкой ситуации, но мы застряли за одним столом вместе, вынужденные решать серьезные вопросы, которые мы скрывали друг от друга.

Ло кладёт руки на голову, его глаза мечутся между мной и Роуз.

— Вы оба выводите сюрпризы на день рождения в новое, блять, измерение.

Роуз смаргивает слезы. Неудивительно, что она была эмоциональной всю поездку. Я редко видел её плачущей, а за последние две недели она пролила, наверное, больше слез, чем за последние пять лет.

— Господи, — говорит Ло, тоже осознавая это.

Он морщится, выглядя немного виноватым. В ней говорили гормоны, она явно что-то переживала, и он часто придирался к ней. Я имею в виду, она даже не сказала Коннору. Она заставила его самого догадаться.

Но их отношения — они просто такие, какие они есть, я полагаю. Я не могу знать, потому что я не у них в голове. Я бы предпочел, чтобы девушка кричала во всю мощь своих легких и бросала в меня вещи, говоря, что она беременна, чем тратить месяцы на разгадывание тайны.

Коннор поворачивается, чтобы снова посмотреть на Роуз.

— Ты на пятой неделе.

Он просто утверждает это, а не спрашивает.

Она задерживает дыхание.

— Нет.

Он хмурится.

— На седьмой?

Она качает головой.

Он выглядит чертовски взбешенным. Он потирает губы, чтобы скрыть эмоции, но я вижу обиду и гнев, пульсирующие в его глазах.

— На восьмой?

Она сверкает глазами.

— Ne me regardez pas comme ça.

Не смотри на меня так.

Они смотрят на меня с волнением, осознавая, что теперь я их понимаю.

Роуз тяжело вздыхает и тянется за водой.

— Что они сказали? — спрашивает Лили.

— Я в это не влезаю, — говорю я ей.

Роуз говорит: — Ты злишься, Ричард, что ты не правильно предположил срок. Мне жаль, что ты не был прав…

— Нет, дорогая, — убежденно говорит ей Коннор. — Я расстроен, потому что ты так долго не говорила об этом. Я думал, ты уступишь уже через месяц.

— Как давно ты знаешь? — тихо спрашивает она.

— Когда у тебя спустило колесо, я был почти уверен. Твой GPS был настроен на гинеколога, и ты специально поссорилась со мной на следующий день, чтобы я спал на диване. Я решил, что врачи подтвердили то, что ты уже знала, а ты была слишком упряма и боялась мне сказать.

Ло хмурится и смотрит на Лили.

— Ты знала?

Она была в машине с Роуз.

Она кивает, её плечи напрягаются.

— Моральная поддержка.

Коннор настороженно смотрит на Лили, прежде чем снова перевести взгляд на жену.

Роуз сидит неподвижно, и её подбородок дрожит.

— Мы не планировали этого. Мне ещё нет тридцати пяти.

Официантка возвращается, прерывая, возможно, самый причудливый способ объявления о беременности. В мексиканском ресторане. С противостоянием шотов текилы. На французском языке.

— Готовы сделать заказ? — спрашивает она.

— Нам нужно минут десять, — говорит ей Дэйзи.

Она кивает, её взгляд задерживается на шраме Дэйзи, прежде чем она исчезает. Я не могу сказать, узнала ли нас официантка или нет, но Дэйзи в итоге прислоняется головой к моей руке. Я прочесываю пальцами её волосы.

— Ты не будешь делать аборт, — говорит Коннор Роуз.

— Я знаю, — отвечает она, огонь возвращается в её глаза. — Тебе нужна родословная. Восемь детей, я помню.

— Мы женаты, — говорит он. — У нас миллиарды долларов. Может, мы и молоды, но мы можем быть лучшими родителями. Ты просто должна верить, что будешь отличной матерью.

Я видел Роуз рядом с детьми. В ней столько же материнской заботы, как в чертовой кирпичной стене, ее нос морщится от презрения, когда ребенок плачет или ведет себя плохо. Но я знаю одно — когда она любит кого-то, она вкладывает в него всё своё гребаное сердце и время.

После долгого молчания Роуз тихо говорит: — Я думала о том, чтобы избавиться от ребенка.