Он, должно быть, бог. Бог секса. И он послан ко мне с небес.

У него есть более логичный ответ.

— Обычно, когда тебя не привлекает человек, с которым ты вместе, Дэйз, ты не можешь возбудиться.

Я поворачиваю голову и смотрю на него.

— Знаешь, что это значит?

Его брови напрягаются, и я вижу, что он ожидает шутки и моего обычного театрального представления.

— Что?

Я искренне улыбаюсь.

— Ты меня очень, очень, привлекаешь.

Уголок его губ приподнимается.

— Забавно, но ты меня тоже привлекаешь. Что мы будем с этим делать?

— Заниматься любовью и делать малышей.

Его брови взлетают вверх.

— Ты уже хочешь сделать со мной малышей, Кэллоуэй?

— Я хочу сделать с тобой много чего.

Я даю ему очень дипломатичный ответ, идя по тонкому люду с этой темой. Я понятия не имею, что он думает на этот счёт. Его мысли могут совпадать с мыслями его брата. Ло не хочет детей, потому что алкоголизм передается по наследству. Лили рассказала мне его позицию по этому вопросу. Ну, на самом деле она рассказала Роуз, а я была в той же комнате и, вроде как, подключила себя в разговор. Я понимаю, что это звучит раздражающе, но я просто хочу быть рядом с ними, пока они не разъехались и не завели семьи.

Он целует меня в губы, его язык легко проникает в мой рот и скользит по моему, а затем он отрывается от меня и говорит: — Я тоже.

Он встает, ставя меня на ноги. И хватает свои трусы и джинсы, начиная одеваться. Я собираю свою одежду и с любопытством наблюдаю за ним. Я не думала, что меня будет так сильно волновать его мнение на тему детей, но я умираю от желания узнать.

— Знаешь, я ведь пошутила насчёт детей, — говорю я, надевая трусики. Он протягивает мне футболку, и от напряжения этого разговора у меня сжимаются легкие. Его тёмный взгляд мало что пропускает, что только усложняет ситуацию. — Но мне любопытно…

— Тебе всегда любопытно, — говорит он, взъерошивая мои волосы грубой рукой.

— Мне очень, очень любопытно, — я улыбаюсь. — Ты планируешь когда-нибудь жениться и завести детей?

Он натягивает футболку через голову и поднимает с земли свою кожаную куртку, стряхивая с неё грязь. Затем он проводит рукой по волосам, давая понять, что мой вопрос его немного тревожит.

— Я не такой, как мой младший брат, если тебя интересует это, — говорит он, надевая куртку. — Я правда верю, что алкоголь может стать проблемой для любого моего ребенка, но эта болезнь ничего у меня не отнимет. Я этого не допущу.

Ответ почти заставляет меня улыбнуться. Я бы хотела, чтобы Ло чувствовал то же самое, но думаю, что для него всё по-другому. Он борется со своей зависимостью гораздо дольше, и у него был гораздо более тернистый путь, нежели у Райка.

Он поправляет свои волосы, пытаясь прочесать пальцами взъерошенные пряди.

— Слушай, — вдруг говорит он, собрав мысли в единое целое. — Я не могу поступить со своими детьми так, как это сделали со мной мои родители. Расставание, развод, долбанные ссоры. Я хочу быть в серьезных, преданных отношениях, прежде чем у меня появится ребенок.

— Ты имеешь в виду брак, — говорю я.

— Когда ты женат, ты всё равно можешь развестись. Я не придаю большого значения этому слову. Мне просто, блять, нужна эмоциональная преданность, — он показывает головой в сторону тропинки, по которой мы пришли. — Давай будем идти.

Я следую за ним, не отставая от его длинного шага.

Пока я молчу и перевариваю полученную информацию, его глаза несколько раз переходят на меня.

— А чего хочешь ты?

Я улыбаюсь.

— Вы посмотрите только, кто теперь любопытный.

Он убирает с моего пути кукурузный стебель.

— Ага, когда ты шутишь, мне приходится читать между строк, а я не всегда правильно тебя понимаю. Проще спросить у тебя.

Я рада, что он спросил. Это определенно означает, что ему не всё равно.

— Я хочу быть полностью преданной кому-то, выйти замуж, возможно, скорее раньше, чем позже. И я хочу детей. Может быть, троих. Я также хочу путешествовать, посетить семь великих чудес, нырять с аквалангом и стоять под водопадом в Коста-Рике, целуя тебя.

Он тянется и берет меня за руку в свои.

Моё сердце замирает.

— Не в таком порядке, — говорит он мне.

Уголки мои губ поднимаются, потому что он не сбрасывает со счетов ни одно из моих желаний. На самом деле, я вижу это в его глазах.

Он тоже хочет всего этого.

— Просто не торопитесь, — говорит мне Коннор по телефону. — Мы остановились в Розуэлле, потому что Лили и Ло хотели увидеть пришельцев. Они провели четыре часа в музее — простите, я имел в виду в сраной пропагандистской дыре.

Я слышу Ло на заднем плане.

— А ты заставил нас провести три часа на кладбище. Между нами, кто из нас супер-чудак, любовь моя?

— Это было военное кладбище, — говорит мне Коннор. — И мы с Роуз искали наших предков.

— Я победила, — говорит Роуз. — У меня на три мертвых родственника больше, чем у Коннора.

Я качаю головой.

— Какие же вы все ёбнутые.

Я слышу улыбку в его голосе.

— Итак, мы встретимся в Юте примерно через четыре дня. Мы потеряли большую часть папарацци, но есть парочка, которые всегда нас догоняют.

— Мы не видели ни одного папарацци с тех пор, как разделились с вами.

— Хорошо. Кстати, Грэг пытался связаться с Дэйзи, чтобы убедиться, что она в безопасности. Она проверяла свой телефон?

— Я не знаю, — честно отвечаю я. — Но у нас тут хреновый сигнал. Я прослежу, чтобы она позвонила ему сегодня.

— Отлично.

Мы прощаемся и вешаем трубку. Я возвращаюсь на парковку, где Дэйзи сидит на обочине. Наш мотоцикл припаркован у нашего кемпинга, который не спрятан в густом лесу, как в Дымчатых горах. Мы поехали в объезд Вайоминга, тут в основном травянистая местность, но позади нас высится массивная скала, вокруг неё деревья. Башня Дьявола. По форме она напоминает наперсток, вершина плоская.

Я подумывал отвезти её в Йеллоустон, так как она никогда там не была, но когда я рассказал ей, что совершил свободное одиночное восхождение на Башню Дьяволов — почти побив рекорд по самому быстрому подъему, — она настояла, чтобы мы остановились, чтобы она смогла увидеть её. Теперь мы собираемся совершить поход вокруг основания… и, видимо, заодно покрасить её чертовы волосы.

Вокруг неё на цементе лежат открытые коробки с краской, а разные пряди её волос завернуты в фольгу. С чего я решил, что она будет делать это обычным способом — с зеркалом и раковиной — понятия не имею. Она всё делает по-своему, по-сумасшедшему, мать его.

Она поднимается на ноги, обматывает желтый шарф вокруг своей завёрнутой в фольгу головы и надевает пластиковые солнцезащитные очки. На ней футболка с надписью Жажда странствий. Я никогда не видел, чтобы она так улыбалась, как на этой неделе.

Я опускаю козырёк своей темно-зеленой бейсболки и натягиваю рюкзак.

— Ты давно звонила своему отцу? — спрашиваю я её. — Он пытался дозвониться до тебя.

Она выбрасывает пластиковый пакет с краской для волос в урну по пути к тропе.

— Да, я написала ему. Наверное, оно не отправилось. Он любит, когда я рассказываю, как у меня дела.

Я поправляю лямку на рюкзаке, одно это утверждение давит мне на грудь. Коннор говорил мне множество раз, что Грэг оберегает свою младшую дочь, и для меня это начинает становиться реальностью. Я с ней, и когда-нибудь мне может понадобиться его одобрение. Я просто не уверен, что мне нужно сделать, чтобы получить его. Но я понимаю, что для Дэйзи я должен приложить больше усилий. Она близка со своими родителями. Она любит их.

Я бы никогда, блять, не попросил её выбрать меня вместо них. Разрыв отношений с кем-то, кто, несомненно, заботится о тебе — это ломает что-то в твоей душе. Я думаю о своей маме, и это потеря, которую я не могу оценить ни словами, ни цифрами. Она просто существует, пожирая меня. Я ненавижу и люблю себя за это. Но я ненавижу и люблю её.