— Большинство из этого — глупости.

— А они говорят пошлости друг другу? — мне всегда было интересно.

— Иногда, — отвечает он. — Но когда они начинают, я стараюсь их не слушать. Поверь мне.

В лифте поочередно загораются номера этажей 10… 9… 8… в очень короткий промежуток времени.

Райк столько всего таил и держал в себе на протяжении многих лет. Он ещё более одинок, чем я думала. Может, ему так больше нравится.

— А Ло знает? — спрашиваю я.

Он хмурится: — О чем?

— О русском, французском, обо всем этом.

Он качает головой: — Нет. Это не имеет значения.

— Но… это то, что делает тебя — тобой, — отвечаю я. — Это является частью тебя, не так ли?

Он напрягает свою челюсть.

— Это не та часть, о которой мне хотелось бы вспоминать, Дэйзи.

Под этим он имеет в виду быть под контролем мамы. Думаю, он делает выбор в пользу того, чтобы забыть многое из детства, те вещи, из-за которых он оставался в тени. Из-за которых он так же мучался, как и его брат. Я встаю на цыпочки и целую его в щеку.

— Спасибо, что рассказал мне правду.

Двери лифта открываются, и я выхожу. Он ловит мою руку, переплетая наши пальцы, когда мы выходим в коридор. Этот быстрый, импульсивный жест разжигает в моем сердце огонь.

Я прижимаю телефон сильнее к уху: кажется, я услышал Коннора неправильно.

— Прошу прощения?

— Я вышел где-то на десять минут, чтобы поговорить с Роуз. Я не ожидал, что он закажет что-то помимо Fizz и картошки.

— Ты говоришь мне, что ты не следил за ним десять минут, и мой брат выпил что?

— Не знаю. Но я уверен, он что-то выпил. Он не смотрит на меня, так что я думаю, он пьёт Fizz с ромом.

— Забери у него стакан, черт возьми, — я шагаю по гостиничному номеру, быстро проводя рукой по волосам.

— Он расстроен, — отвечает Коннор. — Нас весь день преследовали папарацци, задавая вопросы о твоем отце. Он не смог с этим справиться.

Они просто должны были отправиться за покупками в магазины на улице Сент-Оноре. Ранее Ло написал мне, что Коннор купил для Роуз чуть ли не пол магазина «Hermes», и большую часть вещей пришлось сразу отправить прямиком домой. Казалось, мой брат в порядке, но, твою мать, мне стоило, позвонить ему и спросить.

— Не пытайся, блядь, объяснить зависимость моего брата, — рычу я. — Он болен, Коннор.

Дэйзи с беспокойством наблюдает за мной, надевая бордовую водолазку поверх майки. На нем вышиты три золотых кольца для квиддича и надпись: «Я вратарь». Одними губами она произносит: — Ты в порядке?

Я даже не могу ей ответить. Вместо этого я сердито смотрю в ковер.

— Коннор, я чертовски серьезен. Забери у него чертов напиток прямо сейчас

— Мы в пабе рядом с отелем.

И тут до меня доходит. Ло и понятия не имеет, что Коннор в курсе, что он пьёт.

— Ты хочешь, чтобы я сыграл роль плохого гребаного копа?

— Кто-то должен быть на его стороне, Райк, — отвечает Коннор. — Нельзя, чтобы он думал, что все ополчились на него.

— Он гребаный алкоголик! — ору я. — Он даже не должен быть в баре. Ты говоришь мне, что ты самый умный парень во всем гребаном мире, и при этом даже не можешь забрать напиток у него из рук.

— Я достаточно умен, чтобы понимать, что мои действия не принесут никакой пользы. Ты уже доказал, что ты можешь быть жестким плохим копом. Так что эту роль я на себя не беру.

— Прямо сейчас я от всей души ненавижу тебя, — меня трясет от злости, и я не знаю, то ли это от того, что Коннор повернулся спиной к моему брату, или потому, что я не уследил. — Ты хочешь остаться его лучшим гребаным другом, пока я разгребаю все дерьмо, что ж, прекрасно. Мне уже насрать.

Я вешаю трубку, тяжело дыша.

— Нам нужно идти, — я поднимаю взгляд на Дэйзи, и замечаю, что она уже перекинула свою сумочку через плечо.

— Я готова.

Я хватаю куртку, и мы, блядь, выходим с номера.

Я кладу руку на поясницу Дэйзи, пока мы пытаемся пройти по переполненной людьми улице, тут полно операторов и спортивных фанатов в красно-белых футболках.

«Вперед, Англия!» — кричит пьяный парень с британским акцентом, размахивая своим чертовым кулаком в воздухе. В этой же руке он держит пиво. Его друзья поют победную песню, даже несмотря на то, что они проиграли своим соперникам из Южной Америки.

Дэйзи с любопытством наблюдает за болельщиками, ее глаза загораются при виде всего этого хаоса. Если бы вокруг не было столько камер, думаю, она бы подошла к одному из болельщиков и завела с ним разговор просто так, черт возьми.

Я в третий раз пытаюсь дозвониться до своего младшего брата, но он не отвечает. Я готов его убить. Нет, сначала я убью Коннора, а потом я, блять, убью своего брата.

— Вы теперь пара? — спрашивает репортёр.

— Как давно вы встречаетесь?

— Поцелуй ее, Райк, — фотография стоила бы кучу гребаных денег.

Нас с Дэйзи всегда видят вместе, так что сплетни и слухи уже какое-то время крутятся вокруг. Как итог, ее мама ненавидит меня еще сильнее, а мой брат с опаской оставляет нас одних. Но доказательств наших отношений никогда не было, были лишь фотографии, где моя рука лежит на ее плече или ее спине, иногда легкие объятия — ничего серьезного.

Дэйзи встречается взглядом с одним из операторов, ее губы изгибаются у улыбке: — Я не целуюсь с парнями, которые ездят на мотоциклах.

Я почти улыбаюсь, но на одну ее единственную фразу каждый оператор задаёт ещё десять вопросов. Мы двигаемся вперед, а люди продолжают собираться вокруг нас.

— Дэйзи, позади тебя идёт какой-то странный человек, — внезапно говорит фотограф.

— Ага, какой-то сумасшедший. Осторожнее, Дэйзи!

Я поворачиваю голову и замечаю парня с ухмылкой на лице, он подходит к Дэйзи слишком близко. В его руке нет камеры, но он прикасается к ее чертовым волосам. Из его кармана торчат ножницы. Я тут же отталкиваю его гребаную руку, бросая на него предупреждающий взгляд. На меня трижды подавали в суд за разбитые камеры. Однажды, я даже ударил «пешехода», и меня обвинили в нападении. Даже если этот гребаный пешеход подглядывал за Дэйзи в окно через бинокль. Мне не удалось этого доказать. Он сказал, что просто наблюдал за птицами. Плюс он был на улице, в общественном месте.

Чушь собачья.

Парень раскидывает руками, словно я заразил его или что-то в этом роде. Заебись.

Я встаю позади Дэйзи и направляю вперед, схватив ее за плечи.

— Что это было? — спрашивает она меня, пытаясь обернуться.

— Просто гребаный парень.

Когда мы находимся на улице, Дэйзи хорошо удаётся держаться. Она не волнуется и не пугается, как это обычно бывает с Лили. Дэйзи выглядит просто энергичной и живой. И только ночью, когда она остается одна — совсем другая история.

Дэйзи разворачивается и делает пару шагов назад, чтобы оказаться лицом ко мне. Она направляет свой взгляд сначала к моим волосам, затем медленно опускает к ногам, разглядывая меня так медленно, насколько это возможно. И если это не взрывает мне голову и не направляет кровь к члену…

В этот момент вспышки фотокамер ослепляют нас.

Есть что-то гипнотическое в том, как свет падает на эту прекрасную девушку. В одну секунду я вижу ее игривую улыбку и смелые зеленые глаза. В следующую секунду она полностью скрывается во тьме ночи.

Это пугает меня до чертиков. Между нами пара метров. И после каждого моего шага навстречу к ней, она делает шаг назад. И в эти моменты, когда она оказывается поглощенной тьмой, я гадаю, не исчезнет ли она навсегда. Я представляю, как вспыхивает свет, и она больше не улыбается. Затем следует ещё одна вспышка, и я представляю страх в ее глазах.

Этот образ, сама только возможность подобного толкает меня к Дэйзи, словно сокрушительная сила. Я хватаю ее за талию, собираясь развернуть, но она внезапно останавливается. Наши тела врезаются друг в друга. Все наблюдают за нами. Напряжение настолько сильно, что оно могло бы задушить нас.