Он кивает.

— Да. Даже если я скучаю по ней. Так что вот где я сейчас, — он целует меня в макушку. — Не волнуйся слишком сильно о моих семейных проблемах, Дэйз. Это мое дерьмо. Я действительно не хочу, чтобы ты была в центре этого.

Я поднимаю на него глаза.

— Я рада, что ты хочешь разговаривать со мной об этом.

Он бросает на меня растерянный взгляд.

— Почему бы мне этого не хотеть?

Из-за моего возраста.

Он говорит: — Мы бы сейчас не были вместе, если бы я считал тебя слишком незрелой, чтобы говорить с тобой о таких вещах.

Мои губы начинают приподниматься, но в наш разговор вклинивается репортер за столом новостей: — У Сары Хэйл нет доказательств того, что Райк Мэдоуз или Лорен Хэйл подвергались сексуальному или физическому насилию со стороны отца. Хотя, по её словам, возможно, что и то, и другое произошло с Лореном во время его проживания в доме отца в Филадельфии. Вы можете узнать больше об этом продолжающемся деле на нашем сайте….

Райк снова ищет пульт, и прежде чем репортер даёт какую-либо контактную информацию, он наконец находит его и выключает телевизор.

Я не спрашиваю, что он знает обо всем этом кошмаре. Я вижу, что с него хватит разговоров на эту тему. Мне просто повезло, что сегодня я получила от него то, что получила.

Мы немного продвинулись в сторону Калифорнии. Не сильно. Но мы приближаемся к ней.

Перед заходом солнца мы прибыли в сердце Дымчатых гор. Как я уже сказал, мы всё ещё ахренеть как далеко. Но смысл этой поездки не в том, чтобы доехать до Калифорнии. Мой брат должен расслабиться, отдышаться и попытаться обрести внутренний, мать его, покой.

Мне бы тоже не помешало.

Коннор прокручивается в своих дорогих лоферах, которые утопают в грязной жиже. Этот образ просто бесценен: Коннор Кобальт в долбанном костюме стоит посреди леса и выглядит так — возможно, впервые в жизни — будто ему здесь не место.

Если бы он пытался поболтать с рекламным директором и спланировал выезд на природу, он бы нацепил фальшивую улыбку и оделся поприличнее, чтобы соответствовать. Но сейчас для него нет никакой награды в том, чтобы поставить палатку. Он просто должен это сделать, потому что мы друзья и мы ему так сказали.

— Ты там в порядке, Кобальт? — спрашиваю я.

Он показывает мне средний палец. Я вижу, как в его глазах мелькает раздражение. Чем больше его знаешь, тем легче уловить его эмоции.

Ло улыбается.

— Эй, только посмотрите. Коннор перешёл на родной язык Райка.

— Почему мы снова не остановились в отеле? — спрашивает Коннор. — Не то чтобы мне не нравилось смотреть, как ты любишь жить, Райк, но некоторые из нас предпочитают кровать земле.

— Это называется кемпинг, — отвечаю я.

Коннор бросает на меня взгляд.

— Я забыл определение кемпинга. Теперь, когда ты мне напомнил, всё стало ясно.

Причиной его настоящего раздражения, однако, является его телефон. Он поднимает его к небу, пытаясь добиться сигнала сотовой связи. Он и так беспокоится о Роуз, а теперь, когда он теряет с ней связь, он становится ещё большим мудаком.

Хорошо, что я могу справиться с большинством личностей, даже с тщеславной личностью Коннора Кобальта.

— Для такого, блять, умного человека, ты пиздец как любишь прикидываться тупым рядом со мной.

— Как сказал Ло, — говорит Коннор, полурассеянно нажимая кнопки на своем сотовом, — я пытаюсь понять твой образ жизни, — он только что назвал меня тупым. Он разочарованно вздыхает и убирает телефон в карман. — Пока что он полный отстой.

И он спешит обратно к машине, чтобы помочь Дэйзи разгрузить припасы.

Ло отбрасывает несколько камней и веток от места, где мы ставим палатки, убирая все острое, что может впиться нам в спину. Он делает это с отстраненным взглядом, погрузившись в свои мысли.

— Эй, — подхожу к нему. — Ты тоже хочешь поехать в гребаный отель?

Он смотрит на густой лес, окружающий нас, и жестом показывает в сторону сосен.

— Не веди себя так, будто ты не видел фургон за теми деревьями.

Он показывает на высокие деревья, которые отделяют нас от других кемпингов.

Это национальный парк. Здесь есть другие туристы. Я не могу это изменить. Но, по крайней мере, у нас есть немного личного пространства. Я понимаю его опасения. Эта поездка должна быть без папарацци. Чтобы мы пожили вдали от посторонних глаз и не привлекали внимание прессы.

Это то, что я ему обещал.

Если какая-нибудь путешествующая семья узнает нас, сделает несколько снимков и выложит их в сеть, нам конец. Но это лучшее, что я могу сделать.

— Они не найдут нас здесь, Ло.

Его глаза темнеют, он не полностью доверяет мне. И я не знаю, сможет ли он когда-либо довериться.

— В реабилитационном центре у них был пятизвездочный шеф-повар по вызову. Твоя псевдореабилитация не оправдывает моих ожиданий.

— Мне жаль, что я не нанял, блять, дворецкого или горничную, и я забыл упаковать ароматические туалетные принадлежности, которыми ты подтираешь свою задницу, — огрызаюсь я. Он не богатый сноб, каким себя выставляет. Ему просто нравится подкалывать людей, пока он не увидит их реакцию. — Если ты хочешь поехать на реабилитацию в Нью-Йорк, я тебя не останавливаю, Ло. Я просто даю тебе другой вариант, — я растягиваю свои руки. — Открытый воздух. Свобода от СМИ. Нормальная, блядь, жизнь в течение месяца. То, чего тебе не даст реабилитационный центр.

По крайней мере, не тогда, когда все там будут знать, что он Лорен Хэйл. Еще одна знаменитость, заселившаяся в центр.

Как по расписанию.

Я жду его ответа, и Коннор возвращается, наблюдая за моим братом, чтобы узнать, каким будет его решение. Я могу поддержать любой выбор, но я хочу быть свободным, если он отправится на реабилитацию. Я не могу быть в дороге с плохим приемом сотовой связи, пока он в Нью-Йорке.

Так что если он выберет реабилитацию, эта поездка в Калифорнию закончится. Для Дэйзи, для меня. В этом случае я выберу своего брата. Я должен.

После долгого молчания Ло смотрит на меня.

— Хот-доги и гамбургеры сегодня вечером?

Мои конечности ослабевают от облегчения.

— Да, — говорю я, кивая. — Ты не против?

— При условии, что Коннор не будет их готовить. Он не понимает, что прожарка medium-rare означает красный и кровавый.

— Нет, я понимаю, что значит прожарка medium-rare, — возражает Коннор. — Я просто также понимаю значение Escherichia coli⁹.

— Почему, блять, ты не можешь просто сказать E. coli? — спрашиваю я.

— Потому что аббревиатуры это показатель лени, а я явно не ленивый.

Мне не следовало спрашивать.

Дэйзи пытается одновременно нести в руках стопку из нескольких раскладных стульев. Я делаю шаг вперед, чтобы помочь ей, но Ло кладет руку мне на грудь.

— Я справлюсь.

Он с силой похлопывает меня по плечу, молча предупреждая, а затем бежит, чтобы поймать Дэйзи, пока она не упала.

Она смеется, пока он берёт два стула с её стопки.

— Ты сердито щуришься, — говорит мне Коннор.

— Отъебись.

Хотя я стараюсь уменьшить раздражение, которое напрягает мою челюсть.

— Может, хотя бы попробуешь вести себя так, будто ты не хочешь убить своего брата за то, что он встал на твоем пути?

— Это трудно, — честно говорю я. Я почесываю шею. — Что бы ты сделал на моём месте?

Может быть, это мазохизм с моей стороны спрашивать после того, что случилось в мотеле. Но я всё равно хочу услышать его ответ.

— Если бы я был на твоём месте? Ты имеешь в виду, если бы я трахал восемнадцатилетнюю девушку, которая является младшей сестрой девушки моего брата, чья мать ненавидит меня, потому что я отпрыск Сары Хэйл, и чей отец не любит меня, потому что он защищает свою младшую, самую дикую дочь?

Я открываю рот, чтобы устроить ему разнос, но он прерывает меня.