Ее безвольное и неподвижное тело с силой падает на тротуар.

Последняя капля самообладания покидает меня.

Я с силой прорываюсь сквозь все препятствия, всех людей, что не дают мне добраться до неё. Из моих уст вырывается столько мата, сколько вы не слышали за свою жизнь. Я боюсь за неё. Боюсь, что люди начнут топтать ее тело. Я наконец-то добираюсь до нее — это одновременно самый быстрый и самый медленный момент моей жизни.

Я мгновенно поднимаю ее бессознательное тело на руки. Я должен унести ее отсюда. В моей голове единственная мысль. С ней на руках я пробираюсь сквозь толпу, лишь раз бросив взгляд на неё. Ее лицо повернуто к моей груди, но я чувствую, как моя футболка становится влажной.

Но это вовсе не слезы.

Это кровь.

Так много чертовой крови, что моя белая футболка тотчас становится красной.

Я чувствую, как ком стал в горле. Я едва могу дышать. Я пробираюсь к месту, где люди отчаянно пытаются найти своих друзей, выкрикивая их имена на французском, немецком, английском и русском языках, прижимая при этом телефоны к уху.

Я даже не могу осмотреть улицу в поисках своего брата. Единственная мысль в моей голове о больнице. Ей нужно в чертову больницу.

Я делаю вдох, пытаясь привести в норму своё дыхание, и сжимаю Дэйзи в своих объятиях. Кто-то хлопает меня по плечу, и я разворачиваюсь к нему, собираясь защищаться. Однако вижу перед собой человека с седыми волосами и в очках.

Он прижимает телефон к уху, его лицо серьезно. Мужчина указывает на Дэйзи, а затем на улицу.

— L’ambulance est coincée dans les embouteillages. Машина скорой помощи застряла в пробке.

— À quelle distance se trouve l’hôpital le plus proche? — я спрашиваю. Как далеко находится ближайшая больница?

Он указывает в направлении.

— Hôpital de l’Hotel-Dieu, environ 5 kilomètres. Около пяти километров.

Три мили.

С Дэйзи у меня на руках, я смогу добежать до больницы за пятнадцать минут или даже меньше. Бормочу ему в ответ «спасибо» и бросаюсь вперед.

Пару раз ее голова ударяется о мою грудь, прежде чем я удобнее ее кладу.

Я так много раз держал в руках эту девчонку.

Но в этот раз — самое худшее, что могло произойти.

Так что я бегу.

Сто пятьдесят миль в час.

Твою мать, я не останавливаюсь.

Я не остановлюсь. Ни за что на свете.

Я просто продолжаю бежать. Ты в этом хорош, Райк. Возможно, только в этом.

Как только я переступаю через порог отделения неотложной помощи, врачи и медсестры выхватывают Дэйзи из моих рук и кладут на каталку, на белые простыни. Яркий свет жжет мне глаза, по моему лбу стекают капельки пота. Я пытаюсь пробраться через двойные двери вслед за каталкой, но пара медсестер преграждают мне путь

— Я не могу оставить ее, — говорю им я. Я не могу, черт возьми, оставить ее.

И только через мгновение я понимаю, что губы медсестер шевелятся — они говорят на французском. Но думая, что я их не понимаю, они переходят на английский. В моей голове столько чертовых мыслей.

— Сэр, вам нужно присесть. Мы приведем вас в порядок и осмотрим.

— Подойдите сюда, — говорит другая.

Она ведёт меня к креслу в коридоре, он находится за пределами комнаты ожидания, рядом с прилавком и большими белыми весами.

— Я не могу оставить ее, — повторяю я. — Мне нужно вернуться туда.

— Ее сейчас осматривают, — говорит мне медсестра. На вид ей сорок с чем-то, ее каштановые волосы с рыжеватым отливом доходят до плеч. На ней розовая медицинская форма, и я смотрю на бейджик с ее именем. Джанет.

— О ней заботятся прямо сейчас. Она находится в хороших руках.

Другая медсестра в бирюзовом халате, чуть помладше, и волосы у неё темнее. Она прикладывает кусочек влажной марли мне к виску. Я и понятия не имел, что у меня течет кровь.

Я смотрю в пол, сдерживая желание кричать во весь голос, что так рвется наружу. Почему? Я хочу знать, почему она. Почему, черт возьми, это должно было случиться именно с ней? Это гребаный кошмар. И сейчас я проснусь. В любую секунду.

Но я не просыпаюсь. Я здесь, в другом городе, в больнице, весь в крови.

— Поднимите руки, — указывает Джанет. Я машинально поднимаю руки, и она снимает с меня футболку. Опускаю взгляд на свои руки, в конце концов замечая, что они все испачканы кровью Дэйзи. Мой желудок сжимается.

— Марджери, ведро, — быстро говорит Джанет.

Темноволосая медсестра подставляет мне под подбородок маленькое ведро, и меня выворачивает.

— Как тебя зовут, дорогой? — спрашивает Джанет, поглаживая мне спину.

Я вытираю рот о предплечье.

— Райк.

Она обменивается взглядом с Марджери, словно теперь они меня узнают из новостей и тв-шоу. К счастью, из этого они не устраивают большой сцены. Трясущимися руками я достаю телефон и набираю номер. Прикладываю его к уху, но на линии нет даже чертовых гудков. Телефон моего брата просто отключен.

Только не Ло ещё. Я не могу потерять обоих сегодня. Я могу выдержать много всякого дерьма, но только не это. Я не знаю, как справиться. Я вскакиваю с кресла, кладу руку на голову и снова набираю номер. Обе медсестры смотрят на меня с еще большим беспокойством.

— Я должен найти своего брата, — говорю я вслух. Мое сердце бешено колотится.

— Позвольте мне показать, где находится ванная, — говорит Марджери. — Вы можете помыть свои руки…

— Я должен найти своего младшего брата, — говорю я, качая головой. Я набираю снова. Нет ответа.

— Вы в шоковом состоянии, — медленно говорит Джанет, чтобы я понял. — Пожалуйста, вам необходимо успокоиться.

Я думаю, прямо сейчас я чертовски спокоен, учитывая ситуацию. Горячие слезы жгут мне глаза, и я игнорирую слова медсестер. Затем я звоню Коннору.

После второго гудка он отвечает.

— Где ты? — спрашивает он, в его голосе слышатся нотки страха. Страх — от парня, который сдержан в любой чертовой ситуации.

— В больнице. Где Ло?

— С ним все в порядке. Он со мной.

Пытаюсь привести в норму свое дыхание. Я пытаюсь переварить информацию, но она едва снимает тяжесть с моей груди.

— Почему, блять, он не отвечает?

— Кто-то наступил на его телефон. Теперь он не работает. Мы идём к тебе. Дэйзи с тобой в больнице?

— Да, — сдавленным голосом отвечаю я и сжимаю переносицу, чтобы не сломаться и не заплакать. Я редко, твою мать, плачу. По пальцам одной руки могу сосчитать, сколько раз из моих глаз пролилась хоть одна гребаная слеза.

После долгой паузы Коннор спрашивает: — Она жива?

От этого вопроса у меня подкашиваются ноги. Я тяжело дышу, никакие навыки дыхания не помогают унять мучительную агонию внутри меня. Я качаю головой и говорю: — Я не… Я не знаю.

Три мили я нес на своих руках девушку, у которой могло и не быть пульса. Я не проверял.

Я просто бежал.

Прошло пять часов. Четыре из них Коннор спорил с врачами, пытаясь убедить их позволить нам увидеть Дэйзи. Но сейчас были часы посещения «только семьи», так что нам придется ждать до утра. Нам не сообщают, поврежден ли ее мозг. Все, что мы знаем: она в комнате и она дышит.

Даже Коннор Кобальт не может найти выход из этой плохой ситуации. И мне действительно блять хотелось бы, чтобы сегодня, наоборот, у него все получилось. Когда я попытался поговорить с доктором, я начал на него кричать, так что они вызвали охрану. Мне пришлось успокоиться и сесть на бордовое кожаное кресло в комнате ожидания. Я сидел и наблюдал, как стрелки на часах едва двигаются. По телевизору на новостном канале крутят кадры беспорядков, которые продолжаются в Париже, разрушенные улицы и местные магазины.

Я едва могу на это смотреть без накатывающего чувства тошноты.