Я даже не могу выразить, сколько месяцев мы оба пытались построить отношения с кем-то ещё. Но даже видя ее сейчас голой снова, всё по-другому. Моё беспокойство достигает, блять, пика, усиливается, выкручено до предела.

Мой брат не видит ничего вокруг. Он просто идёт прямо к Лили, не глядя ни на кого другого.

Коннор уже рядом с Роуз, пока она упрямо пытается оторвать пиявку от лопатки, поначалу отказываясь от его помощи, и поэтому Дэйзи мгновенно оттесняется в сторону.

Вернее, оттесняется ко мне.

Я хватаю её за запястье и тяну её к линии деревьев, подальше от скал, ручья и водопада. Я кручу её вокруг себя, чтобы закрыть её от взглядов моего брата и Коннора. Если и есть девушка, которой комфортно в своей коже, то это Дэйзи Кэллоуэй. Единственный раз, когда я слышал, чтобы она волновалась из-за того, что обнажена, был во время показа мод, когда её раздели перед совершенно незнакомыми людьми.

Этот чертовски жестокий поступок повлиял бы на любого.

Я даже не уверен, насколько большой след это на ней оставило. Может быть, она сама тоже не знает.

— Разве они не просто сосут кровь, а потом отваливаются, когда раздуваются? — спрашивает Дэйзи, разглядывая двух пиявок на своих руках и ту, что сосет кровь из её шеи. Из-под живота пиявки капает кровь. Я смотрю на других девушек, и они не кажутся сейчас такими же, блять, кровавыми.

Коннор отвечает Дэйзи: — На вас, девочки, их слишком много.

— Я же говорила! — кричит Лили. — Они забирают наши питательные вещества.

— Вообще-то, нет, — говорит Коннор.

Ло сосредотачивается на спине Лили, к которой прикреплены целых пять чертовых пиявок.

— Сколько болезней они переносят?

Клянусь, Лили вскрикивает от страха, как раненое животное.

Роуз корчится ещё яростнее.

— Сними их, Ричард!

Теперь, когда она уступила, он крепко берётся за её плечо и отрывает пиявку щипком пальцев.

— Пиявок можно использовать в лечебных целях. Подумай, Роуз, — говорит он ей. — Ты знаешь это.

Она дышит через нос.

Чтобы успокоить всех, Коннор добавляет: — С девочками всё в порядке.

— Может, нам их прижечь? — спрашивает Ло.

— Нет, содержимое их желудка взорвется на ране.

— Мерзость, — говорит Дэйзи, тыкая в одну из них на своем животе.

Она медленно начинает отдирать её, но потом останавливается, так как кожа натягивается, и пиявка не хочет легко отделяться.

Я быстро сканирую её тело, мой взгляд падает на спину. Две на лопатках, одна на пояснице, ни одной на заднице, но одна на икре. Мой желудок скручивается, потому что я понимаю, что их будет больно удалять.

— Я сорву их, как чёртов пластырь, хорошо?

Она кивает пару раз, не жалуясь. Я начинаю с той, что на её икре, приседаю, и она сжимает мои волосы, пока я хватаю пиявку и отрываю её одним движением. Место обильно кровоточит. Господи Иисусе. Жаль, что я не взял с собой бутылку с водой, чтобы промыть рану.

Я отрываю ещё две с её живота и рук.

Слезы застилают ей глаза.

— Прости, — извиняется она, вытирая уголки.

Я, блять, ненавижу, когда она извиняется за свои чувства — за глупые, блядь, вещи, которые никогда не нуждаются в извинениях. Я встаю и целую её в висок, зная, что мой брат поглощен благополучием своей девушки. Я держу её за затылок и шепчу ей на ухо.

— Ты можешь поплакать, если тебе больно, милая. Это не делает тебя маленькой девочкой.

Она выпускает глубокий выдох. И её руки крепко обхватывают меня. Она прижимается лбом к моей груди, и я тянусь к ней через плечо, чтобы снять последние три пиявки на её спине. Она вздрагивает, и на этот раз только одна из ран кровоточит после удаления. Я глажу её по голове, прежде чем стянуть с себя серую кофту с длинными рукавами. Холод окутывет мою голую грудь, и я понимаю, что она, должно быть, замерзла. Я натягиваю её через голову Дэйзи, и она опадает, касаясь её бёдер, ткань впитывает часть крови.

Я растираю её руку, создавая трение, чтобы согреть её тело.

— Мы промоем их и наложим повязки в лагере, — говорю я ей.

Она кивает, а затем бросает взгляд на Ло, проверяя, наблюдает ли он за ней.

Пошло оно всё.

Я поднимаю её на руки и обнимаю. Она улыбается, несмотря на слезы, высыхающие в уголках её глаз.

— Мы встретимся с вами в лагере, — говорю я им.

Ло бросает на меня взгляд, явно заметив Дэйзи в моих руках. Это не первый раз, когда я держу её на руках. И я никогда не перестану этого делать. Я смотрю на него жестким, непоколебимым взглядом.

Я не сделал ничего плохого.

Я просто помог той, кого люблю — так же, как Ло заботится о Лили, а Коннор о Роуз. Я устал от того, что меня обсирают за то, что я поступил правильно не с той девушкой. У меня в голове всплывает самый детский ответ.

Это. Блядь. Несправедливо.

И тут Ло делает нечто удивительное. Он кивает мне, почти в виде одобрения, не совсем, но почти. Он жестикулирует головой в сторону лагеря.

— Идите.

Я иду.

Я ухожу с Дэйзи на руках.

Как я уже делал много раз.

Может быть, именно поэтому ему чертовски трудно принять этот момент. Когда все расходятся по парам, я становлюсь единственным вариантом для неё. Нет никого, кроме меня.

Именно так всё и началось.

Но я думаю о Джулиане. Я думаю обо всех других придурковатых парнях, с которыми она была. О всех других женщинах, с которыми я встречался.

И я уверен, что всё закончится не так.

Я не могу быть с ней из-за обстоятельств.

Но мы выбрали эти отношения, потому что ничто другое не казалось правильным.

Ничто другое не ощущалось так хорошо.

Наше самое большое счастье всегда было друг с другом.

Мы помогли девочкам очистить раны с мылом и перевязали их. Теперь они в толстовках и мешковатых штанах сгруппировались вокруг костра. Лили сидит на коленях у Ло, прижавшись головой к его груди. Она продолжает отключаться, но далекий вой из леса и шорох деревьев заставляют её проснуться.

— Что это было? — спрашивает она с расширенными глазами, оглядываясь через плечо.

— Большой плохой волк, — шутит Дэйзи, её ноги закинуты на мои колени.

До того, как мы сошлись, она игриво делала это, но я не трогал её. Поэтому я не могу положить руки на её лодыжки или притянуть её ближе к себе. Я просто держу руку на спинке её походного стула и смотрю, как она ковыряется в горячем зефире на палочке.

— О, подождите, — ахает Дэйзи, — он прямо здесь.

Она наклоняет голову ко мне.

Я поднимаю на неё брови. Я чувствую, что мой брат смотрит, и я ни черта не понимаю, что происходит у него в голове. Его выражение лица было нечитаемым большую часть ночи.

Она наклоняется вперед и слизывает липкий маршмэллоу со своего пальца. Моё возбуждение усиливается, когда она быстро привлекает моё внимание. Её глаза фиксируются на мне, и она шепчет: — Большой плохой волк, ты собираешься меня съесть?

Ты грязная девчонка, Кэллоуэй. Мой взгляд опускается на её губы.

— Пока ты, блядь, не закричишь.

Её губы изгибаются вверх.

— Она мертва, Роуз, — говорит Коннор.

Его голос притягивает наши взгляды к нему. Роуз свернулась калачиком на стуле рядом с Коннором, его рука лежит на её бедре, её пальцы переплетены с его. В другой руке она жарит пиявку на кончике палочки, её желто-зеленые глаза убийственны.

— Не достаточно, — отвечает она. — Эта маленькая сучка выпила мою кровь.

— А я-то думал, ты зажаришь её на десерт, — подтрунивает Ло.

Роуз поднимает на него руку, как бы говоря Тишина.

Она раздавливает почерневшую пиявку о бревно, протыкая её снова и снова.

Ло оглядывает нас всех с выражением типа Какого хрена? Он кивает Коннору, который потягивает Fizz Life, ухмыляясь. Он находит свою жену пиздец какой занимательной — даже если она наполовину сумасшедшая.