В боковом зеркале замечаю какое-то движение. Ну, нет. Да как же так?! Плаксу окружили какие-то пьяные козлы, руки к ней свои тянут. Черт. Черт! Где ее мозги?! В таком виде шляться по дорогам в полном одиночестве! Правильная, блин. Умная.

Недолго думая, завожу мотор, резко даю по газам, останавливаюсь рядом с ними. Она медленно отступает назад, в глазах паника. А эти противно гогочут, облизываются, звуки всякие непристойные издают. Где их только делают, таких?

Выскакиваю из машины и бегу к ним, на ходу размышляя, что теперь делать. Вообще-то драться мне еще не приходилось. Бывало, что к моим девчонкам лезли какие-то козлы, но обычно это были одинокие пьяные недоумки и конфликт удавалось решить словами. А чтобы вот так, толпой, такого еще не было.

— В машину! — ору я, хватая Олесю за руку. ­— И двери заблокируй!

Она вздрагивает, но слушается. Даже пытается бежать, хотя на шпильках у нее получается не очень хорошо. Я хочу последовать ее примеру, но один из этих гопников больно сжимает мое плечо.

— Ты типа рыцарь? ­— спрашивает он, наклоняя голову и всматриваясь в мое лицо налитыми кровью круглыми глазами.

— А ты типа козел! — отвечаю я, и зарабатываю этим сильный удар в челюсть.

Меня трясет. Судорожно ищу телефон, чтобы вызвать полицию, но нигде не могу найти крохотную сумочку, которую мне одолжила Оксана. Нет ее, и все тут.

Поднимаю глаза как раз в тот момент, когда Матвей падает на землю. Прикрываю рот рукой и вжимаюсь в сидение, потому что тот тип, что только что одним ударом уложил Калиновского, теперь движется к машине. Он останавливается возле пассажирской двери и пробует ее открыть. У него не выходит, ведь двери я заблокировала. Тогда он наклоняется к окну и, плотоядно глядя на меня, жестом просит меня приоткрыть окошко. У меня ощущение, будто бы я проглотила по меньшей мере полкило камней. Не могу дышать. Задыхаюсь. Только бы он не разбил окно.

Некоторое время он стоит возле машины и глазеет на меня. Слышу, как его дружки зовут его по имени. Толян. Они хотят уйти. Один из них боится, что «Толян завалил красавчика». О, Господи. Не могу поверить, что со мной это происходит.

Они удаляются. Становится легче дышать. Наклоняюсь вперед и вижу тело, лежащее на асфальте. Матвей не двигается. Мне страшно.

Я открываю дверь машины и бегу к нему. Он не реагирует на свое имя, но дышит. Слава богу, дышит.

Озираюсь по сторонам в поисках помощи, но вокруг только пьяные компании. Эти люди меня пугают. Они могут оказаться такими же, как этот Толян.

— Калиновский!

Я со всей силы отвешиваю ему пощечину, и он распахивает глаза. Первое, что он говорит – грубое матерное слово. Оно и не удивительно. Из его разбитой губы сочится кровь.

— Встать можешь? — спрашиваю я, все еще осматриваясь по сторонам. Мне кажется, что эти упыри могут вернуться. Хочу убраться отсюда поскорее.

Вместо ответа на мой вопрос, Матвей проводит рукой по губам и, заметив следы крови на руке, морщится. Потом встает на ноги и поднимает на меня глаза, полные бешеной ярости.

­— У тебя кукуха совсем улетела? — орет он, грубо хватает меня за руку и тащит к машине. — Ты нормальная, нет?! Нельзя в таком виде расхаживать по здешним улицам, если не хочешь подзаработать! Ты собиралась домой идти пешком?!

— Отпусти меня! — я безуспешно пытаюсь вырвать свою руку, но Матвей и не думает разжимать пальцы. — Пусти, я сказала! Да отстань ты!

Он заталкивает меня на пассажирское сидение и с силой захлопывает дверь, обходит машину и садится на место водителя. Нажимает кнопку блокировки дверей. Снова переводит взгляд на меня.

— Если хочешь свалить с провального свидания, вызывай такси, ясно?

Его голос уже мягче, но все равно он зол. Я потираю руку, которую он недавно так сильно сжал, киваю головой. Чувствую, что еще одно слово – и я расплачусь.

— Твое? — он кладет клатч Оксаны мне на колени и заглядывает в мои глаза.

Я снова киваю и опускаю ресницы. Не хочу, чтобы он видел мои слезы. Хватит уже, все насмотрелись.

— Ну, тише, — произносит он на удивление спокойным голосом. — Уже все позади.

— Спасибо, — бормочу я и чувствую, как слезы отступают. Не в этот раз.

— Да не за что, — ухмыляется он. — Не мог же я тебя бросить.

— Вообще-то мог бы, — говорю я, искоса поглядывая на него.

Он вдруг наклоняется ко мне, и меня снова на секунду бросает в дрожь. К счастью, он этого не замечает. Его интересует бардачок, а вовсе не я. Он достает оттуда влажные салфетки и усмехается, глядя как я отодвигаю колени ближе к двери.

— Да не съем я тебя, — улыбается он и морщится от боли, на его губе появляется капелька крови.

Я чувствую запах его одеколона, и у меня почему-то кружится голова. Наверное, все из-за стресса. Прикрываю глаза и откидываюсь на спинку сиденья, стараясь привести дыхание в норму.

— Ты правда думаешь, что я мог бы оставить тебя одну в такой ситуации? — недоумевает Калиновский. — Такого ты мнения обо мне?

Приоткрываю глаза и наблюдаю за ним, пока он этого не видит: слишком увлечен извлечением пастилки жвачки из упаковки. Красивый он. Ужасно симпатичный. Глаза у него не голубые, не блеклые, как у рыбы, а синие, яркие, как будто бы он носит линзы. Волосы густые, темно-каштанового цвета, красиво уложены, несмотря на потасовку с гопниками. Кожа идеальная, на пару оттенков темнее моей, без единого изъяна, хотя нет, есть один небольшой белесый шрам, на подбородке. Чувственные губы, обворожительная улыбка. Если бы он не знал о том, насколько красив, был бы вполне приличным человеком.

— Хочешь? — спрашивает он, и я сглатываю слюну. Потом понимаю, что он говорит о жвачке и успокаиваюсь: мысли читать он не умеет.

— Нет, спасибо.

— Ты в порядке? Сильно испугалась?

— Хватит вопросов, ладно? Просто отвези меня домой.

Едем мы молча. Изредка поглядываю на Матвея, но его лицо непроницаемо. Думает о чем-то своем. Наверное, жалеет, что все пошло не по плану, и соблазнить меня не удалось.

— Эй! Ты пропустил поворот! — возмущаюсь я, провожая глазами светофор. — Мой дом в другой стороне!

Матвей бросает на меня короткий серьезный взгляд и выдает:

— Мы едем не домой.

— Как не домой? — верещит Плакса и подпрыгивает на сидении. — Останови машину! Немедленно останови!

Усмехаюсь, глядя на ее перекошенное лицо. Несмотря на то, что несколько минут назад я по-рыцарски защищал ее от местной гопоты, она считает меня самим дьяволом, восставшим из ада. Не хочет больше ни минуты оставаться наедине со мной, но мне плевать, если честно.

Если бы я отвез ее домой, как и обещал, больше бы мы не встретились, а я так не хочу. Мне надо впечатлить ее, изменить ее мнение обо мне, причем срочно, иначе – все пропало. Федька еще год будет издеваться надо мной. Да и самому себе такой прокол я не прощу.

— Не истери, ладно? — прошу я, изо всех сил пытаясь скрыть нарастающее раздражение. — Заедем в одно место, а потом – домой.

Олеся как-то странно на меня смотрит, и мне становится не по себе. Хоть я и отвернулся и давно слежу за дорогой, чувствую ее обжигающий взгляд на своей щеке. Слышу ее тихий вздох, и мое лицо перестает гореть. Помимо практически черных глаз есть в ней что-то не от мира сего: будто бы что-то сверхъестественное, хоть я и не верю во всю эту муть.

Приехали. Жму на тормоз, ставлю авто на ручник и вылезаю из машины. Знаю, что она пойдет за мной, куда ей деваться? Уже стемнело, а здесь ни одного источника света, кроме звезд и желтой растущей луны.

Я немного напряжен, потому что не собирался осквернять мое священное место присутствием Плаксы. Эта мысль пришла ко мне в последний момент, и я решил, что это – самый простой выход из сложившейся ситуации. А сейчас пожалел. Пусть так было не всегда, но теперь – это место только мое.