Останавливаю взгляд на ее правой щеке и продолжаю терпеливо:

­— Ты знаешь, где она?

— У тебя хватает наглости спрашивать меня об этом? — выплевывает Карина и поворачивает ко мне голову: — Хотя, знаешь, я скажу тебе! Во-он там, видишь? Среди милых влюбленных пар. О. Зрелище, от которого невозможно оторваться. Плакса нашла себе Сопляка под стать.

Отталкиваюсь от земли и делаю два быстрых шага, когда она окликает меня по имени. Мысленно считаю до трех, чтобы успокоиться, и поворачиваюсь к ней. Она уже не держится за перила, облокотилась на них спиной и смотрит в небо. Ее голова и плечи застыли над пропастью. Упасть с такой высоты – значит, разбиться в лепешку. Чем она думает?!

— А если бы я сорвалась, — словно читая мои мысли, заявляет она, — если бы нечаянно оступилась и полетела вниз, ты бы скучал по мне?

— Не будь идиоткой! — резко отвечаю я и отворачиваюсь от нее, у меня есть дела поважнее.

Пока своими глазами не увижу Олесю с каким-то там «сопляком», ни за что не поверю! Но я вижу. Застываю на месте. Ничего. Ничего в этом такого нет. Люди знакомятся на вечеринках, сидят вместе, болтают. Это не обязательно значит, что… Не успеваю додумать мысль. Как завороженной смотрю на то, как Олеся, она сама, первая, берет и целует этого болвана в губы.

Отворачиваюсь. Не хочу на это смотреть. Вот она, получается, судьба. Я прилетел сюда, возомнив себя великим спасателем, рыцарем, чертовым героем. А спасать, похоже, нужно не ее, а меня. От моих фантазий в глупой башке. И чего я только ждал? Если бы я сказал ей все сразу. Вместо того, чтобы отказываться от нее, я мог выплеснуть все, что во мне скопилось, и посмотреть, что будет. Но теперь момент упущен. Прости, пап. Твой сын – полный кретин.

Ничего. Ни-че-го. Зато он не подскочил, как будто его током шибануло. И не усвистал от меня в панике. Ну и что, что он пялится на меня какими-то испуганными, или нет, скорее, удивленными глазищами? Зато он все еще здесь. Не так-то все и страшно, оказывается.

Тишину придется нарушать мне. А то он так и будет глазеть на меня до скончания веков. Оно, конечно, приятно: то, что поцелуй со мной настолько его ошеломил. Надеюсь, в хорошем смысле. Но молчание что-то затянулось и действует на нервы.

— Что-то похолодало, да?

— Похолодало? Н-не знаю. А! Тебе холодно? Дать толстовку?

А вот теперь чувствую себя скверно. Андрей милый. Воспитанный. Не похож на глупых парней из моей школы. И вроде бы я ему нравлюсь. А что делаю я? Всеми возможными способами пытаюсь отвлечься от того, что меня мучает. Неправильно это. Низко. Да, в какой-то момент я хотела уподобиться этим парням и девочкам из моей школы. Наплевать на мораль и дурацкие правила поведения. Но до чего я докатилась? Использую бедолагу, чтобы отыграться за все страдания, причиненные мне совершенно другими людьми? Погано!

— Нет. Не нужно. Просто мне уже пора. Время позднее, а завтра в школу.

— Да. Конечно, — он с готовностью подскакивает на ноги и подает мне руку. — Не против, если я тебя провожу?

Как было бы здорово встречаться с таким парнем. Не сомневаюсь, что он бы заботился обо мне, встречал и провожал, дарил милые букеты и смотрел… вот так, как он смотрит прямо сейчас. Видит, что я замечаю, и резко отворачивает голову в сторону.

— Скажи, а ты когда-нибудь… ну, встречался с девушкой? То есть… Конечно, встречался. Я имею в виду…

— Хочешь спросить, любил ли я когда-нибудь?

Киваю. Ужасно смущаюсь. И с чего я вообще решила забраться к нему в душу? По-моему, и так достаточно натворила. Но слова обратно в рот не засунешь.

— Да, но… Ты, наверно, будешь смеяться. Мне было тринадцать. Скажешь, что это было несерьезно? Но для меня было серьезно. Мы все лето провели вместе. Занимались всякой ерундой. А потом она уехала… И больше не возвращалась.

Андрей непроизвольно ускоряется, говоря все это. Похоже, хочет поскорее закончить этот разговор. Но я не отстаю.

Даже не думала смеяться или осуждать его. Меня интересует совсем другое.

— И ты… ну, вспоминаешь о ней? Скучаешь?

Он пожимает плечами, смотрит перед собой.

— Иногда. В последнее время все реже. Ты же знаешь, человек привыкает ко всему. А ты? Ты когда-нибудь влюблялась?

— То есть, ты можешь представить себя с другой? — не унимаюсь я. ­— Можешь впустить в свою жизнь кого-то нового?

На этот раз он не отводит взгляд. Смотрит на меня внимательно и вроде как задумчиво.

— А как ты думаешь?

Ну да. Сглупила. Не подумала. Зачем вообще подняла эту тему?..

— Я задал один вопрос, и, хоть ты и не отреагировала, ответ я получил.

— Да… — мне хочется провалиться сквозь землю, меньше всего мне хотелось обидеть его: человека, который был ко мне по-настоящему добр. — Некрасиво получилось. Про…

— Не извиняйся. Сам виноват, должен был спросить раньше.

Всю оставшуюся дорогу мы идем в молчании. Я бы предпочла, чтобы он развернулся и бросил меня одну, потому что чувство вины душит меня, висит на шее, как тяжеленный булыжник. Но, похоже, Андрея воспитывали, как джентльмена, и, что тут скажешь, им удалось добиться поставленной цели.

Он доводит меня до подъезда. Мы останавливаемся, и я понятия не имею, что говорить. Простого «пока» будет явно недостаточно. А лишние высокопарные слова только все испортят. К счастью, он открывает рот и говорит первый:

— Знаешь, ты классная. С тобой интересно разговаривать. И… Если ты вдруг передумаешь или… в твоей жизни что-то изменится, я с удовольствием составлю тебе компанию. Предлагать дружить не буду, это было бы слегка лицемерно. Потому что я знаю, чего хочу. Дай-ка свой телефон.

Он вбивает в мою записную книжку свой номер. А я просто стою и беспомощно пялюсь на него. Меня не отпускает ощущение, что я совершаю очередную глупость. Но я прекрасно знаю, что совершила бы подобную глупость сотню раз. Потому что, как бы я ни старалась, я не стану такой, как все они. Я не могу использовать людей, не могу перешагивать через чужие чувства, как через кучи навоза. Кто знает, может однажды я наберу этот самый номер, и моя жизнь изменится. Потому что я буду готова впустить в свою жизнь кого-то нового. И только по этой причине.

***

Старательно делаю домашнее задание на завтра. Не позволяю себе отвлекаться, максимально концентрируюсь на учебе. В пол двенадцатого звонит Оксана. К этому времени я почти закончила, осталась только одна задачка, проще простого. Могу позволить себе небольшой перерыв.

— Ну и? — говорит она. — Что это был за красавчик? Ты вообще собиралась мне позвонить? Или, стой! Ты еще с ним?!

— Э-э… Откуда ты знаешь? Как ты вообще…

— Твой Калиновский всех на уши поднял, искал тебя, как сумасшедший. А все… поезд ушел. Так ему и надо! Так. Давай рассказывай. Кто он? Высокий? Симпатичный? Из нашей школы?

— Оксан, притормози, — заталкиваю карандаш в волосы и нервно сжимаю черновик с решенными уравнениями. — Что ты сказала? Матвей искал… меня?

— Да забудь ты о нем! Лучше…

— Оксан!!!

Далее я воспроизвожу то же самое, что сказала Юля, выбивая у меня из рук стаканчик с той непонятной жидкостью, к которому приложила руку Карина. А именно: очень некрасивые бранные слова, которые, конечно, отпечатались навсегда в моей памяти.

Оксана молчит. Просто молчит. Я даже не слышу ее дыхания. На всякий случай проверяю, не сбросила ли она звонок. Не сбросила.

— Извини, — говорю я.

— Ни… Ничего. Что ты хочешь знать?

— Все по порядку.

Может ли быть… Может ли быть, что Матвей забыл эту восхитительную девушку Диану? Может? Андрей свою забыл. Или близок к этому. Так, может быть… Может быть, Калиновской тоже готов открыться кому-то новому? Просто он это еще не понял.

Ловлю каждое слово, произнесенное Оксаной, вжимая телефон в ухо и комкая листок бумаги. Она говорит… И говорит много. И от ее слов внутри меня будто начинается ураган, за которым следует тишина и покой…