— На свиданки, значит, бегает? — продолжает допрашивать маму эта крупная женщина. — Эх, помню я времена… — она мечтательно поднимает глаза к потолку, полностью забывая о моем присутствии, и вдруг спохватывается, вспомнив о чем-то важном. — Оль, так мы ведь не закончили! Продолжай, давай. Что было дальше?

Ох уж эти женские разговоры. Мечтаю побыстрее разделаться с жареной картошкой и улизнуть к себе наверх.

— Ой, ладно. Столько уже воды утекло… — говорит мама со вздохом. — Чего ворошить прошлое?

— Ты мне это брось! — сердито и очень уж громко отзывается женщина. — Сказала «А», говори «Б»!

— Да о чем там говорить? — смущенно бормочет мама. — Не отступился. Хотя я и была жестокой.

Мамина подружка громко хлопает себя по коленям.

— Не сдрейфил, значит? Сейчас таких днем с огнем не сыщешь! Раньше все же в мальчишках был какой-то стержень, что ли. Не то что сейчас… Волосы в розовый красят, прости меня Господи. Так ты чего замолчала? Продолжай, продолжай.

У меня кусок в горло не лезет. Значит, подруги решили вспомнить молодость. Поболтать о былых похождениях. И я должен слушать, кто там боролся за сердце моей матери? Чудесно. Просто отлично! Я уже собираюсь оставить эту несчастную картошку в покое, когда слышу то, отчего меня бросает в дрожь.

— Ну… Прыгнул с тарзанки, сломал руку. Это я узнала позже, а так он даже не кричал, ничего такого. Просто крепко сжимал локоть здоровой рукой и улыбался. Думал, бедолага, что теперь я буду с ним.

Медленно поворачиваюсь к ним и, не моргая, смотрю на маму. Ее лицо светится от воспоминаний. Давно я такого не видел. Обычно она мрачнее тучи. Наши взгляды встречаются, и она испуганно прикрывает рот рукой.

— Ой, ты еще здесь?

Молчу и продолжаю сверлить ее взглядом. Таких совпадений просто быть не может! В моей голове со скрипом и шумом начинает складываться картина. Значит, вот она, та самая роковая взрослая незнакомка, разбившая сердце Владу. Одному брату, значит, разбила сердце, а за другого вышла замуж. Это все обретает смысл. Я имею в виду то, что мой отец и Влад в контрах. Все вечно крутится вокруг баб.

Я поднимаюсь из-за стола и несу полупустую тарелку в раковину.

— Он огорчился, что ты говоришь не о его отце, да?

— Нет, — отвечаю я холодно. — Я не огорчался, просто тяжелый день.

Не проходит и часа, как я оказываюсь перед уже знакомой дверью и еще через тридцать секунд смотрю прямо на Влада. Он пропускает меня в квартиру и прикрывает за мной дверь.

— Ты все еще любишь ее? — выпаливаю я.

Он серьезно и внимательно смотрит на меня, затем кивает на мою обувь.

— Давай-ка ты разденешься, зайдешь, и мы нормально поговорим.

— Нет уж, ты мне ответишь, — рычу я. — Любишь?

Влад опускает глаза и цокает языком. Качает головой, скорбно изучая свои босые ноги.

­— Ты знаешь.

Он не спрашивает, он утверждает. Затем поднимает на меня затуманенные глаза.

— Кто тебе сказал?

— Кто мне сказал, что ты любишь мою мать?! — реву я, но быстро беру себя в руки. — Она сама. Случайно вышло.

— И ты злишься?

— Конечно, я злюсь, Влад! Ты мог бы быть моим отцом! Тогда все бы было по-другому. Да вы же идеально подходите друг другу!

Влад скребет ногтями щетину на щеке и посылает мне многозначительный взгляд.

— Ты собираешься и дальше кричать с порога? Или, может быть, покричишь в комнате? Там все-таки удобнее.

Злиться на Влада долго просто невозможно. Кресло, на котором я сидел в прошлый раз, снова завалено каким-то барахлом. Поэтому я сажусь на диван.

— Ты прав только отчасти, — начинает он прежде, чем я успеваю снова накинуться на него. — Мы подходили друг другу. Раньше. Очень и очень давно. Как я уже говорил, она была гордой и не потерпела бы рядом с собой сопливого школьника. Что бы я ни делал, она только смеялась надо мной и закатывала глаза. Это было слишком уж больно, поэтому я оставил попытки, хотя в тайне следил за ней и мечтал о том, чтобы она обернулась, когда уходила после уроков, окруженная стадом громил. Она никогда не оборачивалась. А потом случился мой брат.

— Как это?

— Увидел, как я слежу за ней. Назвал меня трусом и обещал показать, как нужно общаться с девочками. Неплохо показал, да?

Весь вечер пытаюсь собраться с мыслями и взяться наконец за учебу, но я нервничаю и путаюсь в элементарных вещах. Представляю, как бы удивилась моя учительница, если бы увидела меня сейчас. Она привыкла видеть во мне собранную и серьезно настроенную ученицу, но сейчас я просто запутавшаяся девчонка, смертельно напуганная из-за предстоящих событий.

Да, мне хотелось и все еще хочется поставить Калиновского на место, но я не учла одну маленькую деталь: что будет со мной? Я не люблю быть в центре внимания. Даже страшно представить, сколько врагов я себе наживу в лице тайных поклонниц Матвея. Или даже не тайных. Некоторые не скрывают своего интереса. Взять хотя бы эту черноволосую девицу с якобы дружескими советами…

Плюс ко всему, я не знаю, как быть чьей-то девушкой. Пусть даже фальшивой. Не знаю, как вести себя, что и когда говорить. А то, может статься, что именно я пострадаю в этой истории еще больше. И теперь винить будет некого: сама ввязалась. Нужно найти пособие для чайников: как быть чьей-то девушкой. Вот что.

На форумах в интернете пишут всякие глупости, типо «смейся над его шутками» или «побольше улыбайся». И еще про тактильность. Об этом я вообще как-то не думала. То есть, мне придется прилюдно с ним обниматься? Или еще что похуже?! Да я даже наедине с ним так нервничаю из-за прикосновений, что колени дрожат. Что же будет на публике? Ох, несчастье!

Заканчиваю копаться в интернете в полвторого ночи. Глаза болят и слезятся от разглядывания яркого экрана монитора в кромешной тьме комнаты. Начиталась какой-то ерунды. По запросу «как сделать так, чтобы окружающие считали тебя девушкой парня, хотя на самом деле ты ею не являешься» результатов не нашлось совсем. Оно и не удивительно. Слишком все сложно.

Однако утром мое настроение меняется. Не сильно, конечно. Я решаю вести себя, как обычно. Только вот немного сменить образ, чтобы уж не слишком убого выглядеть на фоне Калиновского. Потому что это его дело – изображать моего парня. А я уж как-нибудь сориентируюсь.

— Ты чем занимаешься? — мама заглядывает в комнату и следит за тем, как я орудую ножницами.

— Обновляю гардероб, — шутливо отзываюсь я, хотя мамин тон голоса мне не понравился, тут явно жди беды. Или Разговора.

У мамы в руках тазик с грязной одеждой, который она, по всей видимости, несет в ванную, вернее, несла. Потому что теперь она застывает на месте и строго смотрит на меня.

— Это все для этого парня с мышью?

Парень с мышью. Что ж, неплохо.

— Нет, просто хочется что-то нового, весна же, — я стараюсь говорить все так же небрежно и весело, чтобы мама не заподозрила, что я на взводе.

Если бы она узнала, что я затеяла, устроила бы скандал. Хотя я и сейчас чувствую ее напряжение. Не нравится ей, что я начала с мальчиками общаться и наряжаться. Она думает, что теряет надо мной контроль. И очень может быть, что она права. И, если раньше я беспокоилась, что она подумает обо мне, то сейчас недоумение в ее голосе вызывает во мне только чувство, будто бы я все делаю правильно. Когда-то я считала, что, чтобы избежать ошибок и боли, нужно неукоснительно следовать материнским советам. Сейчас же я считаю, что думать нужно своей головой. И только своей.

— Только, пожалуйста, не забывай об учебе, — сдается мама, и я адресую ей лучезарную улыбку.

— Да, конечно, мама.

И на этот раз улыбаться было сложно. Она попала в яблочко. Учеба каким-то образом сместилась на второй план. Но, с другой стороны, я всегда была отличницей. Когда другие одноклассники устраивали вечеринки и тусовки, я сидела за учебниками. Могу же я хоть раз в жизни побыть обычным подростком?