— Они говорят о тебе, — шепчет Оксана и хмурит брови.

Теперь и я прислушиваюсь. Они осматриваются по сторонам и, не заметив никого поблизости, повышают голоса.

— Согласен я, только успокойся, ладно? — говорит Матвей и проводит рукой по волосам.

Я закатываю глаза и сквозь щель между разноцветными досками продолжаю наблюдать за ним. Тот еще самодовольный придурок. Кроме внешности, ничем не богат. Хотя, ошибаюсь, отец, кажется, у него какая-то шишка. В общем, внешность и брендовые шмотки. Пустышка.

— Рад, что ты передумал, — отвечает Федор, хлопая друга по спине. — Ставлю пятак, что Плакса тебе не даст!

Знала я, что Федя любит всех подначивать, но своими глазами никогда не видела. Противно до одури, если честно. Мне хочется выйти из нашего укрытия и как следует им накостылять, только вот я не смогу. Не зря они прозвали меня Плаксой. Никогда не умела постоять за себя. Да и с этими… даже пытаться не стоит.

Оксана кладет руку мне на колено и кривит лицо. Сочувствует мне. Понятное дело, на нее таких пари не заключают. Она своя.

— Пфф, готовься расстаться с денежками. Скоро я узнаю, что эта неудачница прячет под своей плащ-палаткой!

Кажется, меня сейчас вырвет. Парни отвратительно хохочут, хоть уши закрывай.

— Конечно, ага! Скромница отделает тебя как надо, только полезь к ней! — голос Федора удаляется, хорошо, значит, они уходят.

— Это я ее отделаю! — слышу я раскатистый бас Матвея.

И тишина… длящаяся ровно секунду.

— Ужас какой, Леська! — Оксана прикладывает руки к щекам и снова хмурится. — Как же им не стыдно!

— Угу, — бормочу я, — не стыдно. Твой, между прочим, с ними заодно.

Оксана сердито встряхивает кудрями.

— Тима ни слова не сказал, — бросает она сухо.

— Вот именно, — отзываюсь я. — Вот именно.

Не люблю, когда меня недооценивают. Уж не знаю, чего добивается Федя, бросая мне вызов, сейчас мне плевать на его выгоду от всей этой затеи. Этот всезнайка думает, что мое самолюбие так просто уязвить? Что ж, он ошибается. Никакая девчонка не сможет втоптать меня в грязь. Теперь уже нет.

Пока я широко шагаю по школьному коридору, Федор стоит, прислонившись к стене и следит за мной любопытным взглядом. Он уверен, что Плакса меня отвергнет, я же знаю, что – нет. На мне синяя рубашка, подчеркивающая цвет моих глаз, и черные джинсы. Я неотразим.

Пока я иду к ней, несколько знакомых девчонок строят мне глазки. Я им киваю и подмигиваю, отчего они весело взвизгивают и перешептываются между собой. Тима прав, они сходят по мне с ума. И да, в основном, дело в моей внешности. В отличие от Феди, я не вижу в этом ничего плохого. Он считает девчонок, с которыми я провожу время, поверхностными куклами, и что? Он думает, что на свиданиях ведут высокоинтеллектуальные беседы? Эх, Федя, отличник Федя, так хорошо учится, но ничего не знает о реальной жизни.

— Привет! — говорю я.

Плакса сегодня выглядит ужаснее обычного. Или мне просто так кажется, потому что так близко я к ней еще не подходил. Непонятная длинная юбка до пола из подозрительного шуршащего материала, голубая растянутая водолазка. Волосы заколоты в тугой пучок, из которого торчит погрызанный карандаш.

Она сидит на лавке, копается в своей бесформенной сумке и не обращает на меня ни малейшего внимания. Я замечаю ехидный взгляд Феди и быстро отвожу глаза.

— Как насчет потусить сегодня вечерком? — непринужденным тоном продолжаю я.

Тогда она поднимает на меня глаза. Они у нее практически черные, надо же. Необычные. Это меня немного стопорит, поскольку я не ожидал увидеть в ней ничего красивого.

— В семь, — твердо произносит она, а на моем лице расцветает победоносная улыбка.

Конечно, она не устояла. Вот Федька охренеет! Мне уже не терпится выложить ему все.

— В восемь, — теперь я снова чувствую себя хозяином положения.

Я вдруг понимаю, что на самом деле немного сомневался, клюнет ли она на удочку. Зубрилки – существа непонятные. Не уверен, что они в принципе умеют развлекаться.

— В семь, — повторяет она, не сводя с меня черных глаз.

Я крепко стискиваю зубы, но продолжаю дружелюбно ей улыбаться. Рыбка на крючке, и это главное.

— Чудно. В семь так семь. Я за тобой заеду.

После этого быстро удаляюсь, тем самым оставляя за собой последнее слово.

Федя даже не скрывает своего торжества. Широко улыбается мне.

— Ну что, отшили тебя, красавчик?

Я демонстрирую ему выражение глубочайшей скорби. А потом резко обнажаю зубы в хищном оскале.

— Да сейчас! Согласилась, как миленькая!

Федя меняется в лице, таращит на меня глаза. Я беззаботно посвистываю, наслаждаясь моментом. Утерли тебе нос, Федя, прими это!

— Гони бабло, — мурлычу я.

— Рано, — хмурится Федя. ­— Может, она не придет. Решила пошутить над тобой.

Я посылаю ему насмешливый взгляд.

— Ты меня видел? Придет, конечно. Зато я буду совсем в другом месте с совсем другой девчонкой.

— Ты, кажется, не совсем уловил правила игры, — лекторским тоном говорит Федя. — Спор заключался не в этом.

Я выдыхаю воздух через нос и хмурю брови.

— Типа тебе недостаточно того, что она согласилась на свидание?

Федя и не думает отступать, смотрит на меня, как учитель на двоечника.

— Спор заключался не в этом, — повторяет он, как будто я идиот, не понимающий с первого раза.

— Она же страшная! — взрываюсь я. — Не собираюсь я с ней…

— Что тут у вас?

Тима приземляется рядом и швыряет на пол свой рюкзак.

— Операция «Красавец и Чудовище» началась, — улыбаясь, сообщаю я Тиме и обнимаю его за плечи, но взгляда от лица Феди не отвожу.

Федор ухмыляется и качает головой. Тима напрягается, начинает ерзать на подоконнике.

— Вы никак не успокоитесь, да? — бурчит он.

— Пусть золотой мальчик приложит немного усилий, — таким приторным противным голоском отзывается Федя, и мне хочется втащить ему. — А то привык, что ему все достается на блюдечке.

Мне не нравится, что я ведусь на его манипуляции, но ничего не могу поделать. Я хочу, чтобы он усвоил одну вещь: в этой школе я царь и бог, и любая девчонка будет моей, если я того захочу.

— Спорим, она будет моей? — на этот раз я обращаюсь к Тиме. Хочу, чтобы и он поучаствовал вместо того, чтобы молча осуждать меня. Я же вижу, ему любопытно.

Тима нервно дергает головой и опускает взгляд.

— Я не буду в этом участвовать.

— О, ведь мы такие правильные, — дразнит его Федя.

— Да заткнись ты, — говорю я, — не хочет – и не надо.

Дома я заваливаюсь на кровать и достаю свой блокнот для рисования. Картина так и стоит перед глазами, нужно только выпустить ее на бумагу. На некоторое время я перестаю быть собой и полностью погружаюсь в процесс.

— Ты что, плакала? — спрашивает мама обеспокоенно.

Я опускаю глаза и судорожно стараюсь выдумать какую-то отговорку. Мама ставит передо мной тарелку с горячим омлетом и садится напротив. Выжидает.

— Просто не выспалась, — я пытаюсь натянуть на лицо дружелюбную улыбку.

— Может, расскажешь, что случилось? — доверительным тоном просит мама, пока я ковыряю вилкой омлет.

Вздыхаю. Поднимаю глаза на маму. Она смотрит на меня по-доброму, как в детстве, когда я валялась в постели с высокой температурой, а она всеми возможными способами пыталась меня развеселить. Вот и сейчас у меня такое ощущение, будто бы она собирается включить мою любимую «Русалочку» и вручить мне коробку с пирожными.

— Устала? — продолжает задавать вопросы мама. — Много задают, да? Переутомилась?

— Да не в учебе дело! — неожиданно для самой себя выпаливаю я. — Дело… в другом.

— В чем же? — хмурит брови мама.

Я не знаю, как ей сказать. Меня выбил из колеи тот подслушанный нами разговор парней. Они с таким пренебрежением говорили обо мне, так у них все просто. Кто их воспитывает, если они позволяют себе делать подобные ставки? То есть, затащить девчонку в постель – для них просто развлечение, игра. О чувствах девушки они даже не думают, это неважно. Мне противно, просто до тошноты! А самое поганое то, что они спорили на меня.