Пока я размышляю об этом, Калиновский берет мою тетрадь и небрежно крутит в руках, будто это игрушка.

— Ты что, записываешь вообще все, что говорят учителя? — хмыкает он, всматриваясь в мои каракули.

— Вообще-то они не просто так чешут языками у доски, — мрачно отвечаю я и морщу нос.

Ненавижу, когда к моему труду относятся с пренебрежением. У него-то все схвачено, ему не нужно стараться попасть на бюджет в универ, ведь за него всенепременно заплатят родители. Бесит, что таким, как он, все достается так просто. Даже странно, что у Калиновского в лучших друзьях Федя – парень из многодетной малообеспеченной семьи. А вот Тимофей – другое дело. Тоже семья при деньгах. Но он-то хоть стремиться к чему-то. Серьезно занимается спортом.

Я мельком поглядываю на Калиновского, раздумывая, как лучше спросить. То, что мы видели пять минут назад, не выходит у меня из головы. И вовсе не потому, что я люблю собирать грязные сплетни. Дело в Оксане.

— Слушай, — начинаю я, вертя в руках карандаш, — твой друг, он… Я правильно поняла, что…

Никак не могу закончить мысль, даже противно. Но я заметила сальный взгляд Калиновского, когда он заглядывал в кабинет химии после того, как оттуда вышел Тимофей. Мои предположения, скорее всего, верны. Но мне все равно нужны доказательства.

— Ну же, у тебя получится! ­— дразнит меня Матвей с широкой улыбкой.

— Ты понял, о чем я, — мямлю в ответ я и чувствую, как начинаю краснеть.

— Любопытная, значит, — заключает Калиновский и тут же его брови ползут вверх. — Или нет. Он тебе нравится?

Не мне, а моей подруге. Но этого я говорить не собираюсь.

— Никто мне не нравится, — холодно отвечаю я. — Ладно, закрыли тему. Где твоя тетрадь?

— Ты все правильно поняла, — говорит Матвей довольным тоном. — Ну дает, Тимоша. Я даже не ожидал от него такого. С училкой крутит!

— Это всего лишь твои домыслы, — мне не хочется верить, что Оксана после стольких лет влюбленности так и останется ни с чем.

— Да ну? — ухмыляется он. — Там больше никого не было. Он и она. Пустой класс. Красные уши Тимофея. Разве картина не ясна?

— Не ясна, — резче, чем планировала, отзываюсь я. — Может, он хотел исправить оценку, и у него не вышло. Может, его оставили после уроков за плохое поведение. Да может быть тысяча причин!

— Ой, ну хватит, — Матвей бросает мою тетрадь обратно на скамейку и закатывает глаза. — Святая наивность. Тима вырвался вперед и оставил нас с носом! Мало того, что она старше, так ведь все при ней.

Он продолжает говорить всякие пошлости о нашей учительнице химии и, между прочим, сестре его друга Федора, а я быстро убираю учебники и тетради обратно в сумку. Не хочу это слушать. Как я вообще могла в это вляпаться? Сижу с этим придурком, строю из себя не пойми что. И ради чего? Ему ведь ничего не докажешь. Для него мир – рынок, а любая девушка – кусок мяса. И вот он ходит между прилавков, важно заложив руки за спину, и рассуждает, что посвежее, а что – с душком.

­— Эй! Ты куда?

— Не могу здесь заниматься, — отвечаю я, не в силах сдержать злость. — Уж очень воняет!

Он в изумлении таращит на меня глаза, но поднимается следом за мной. Его лицо искажает высокомерная гримаса.

— Заниматься здесь и правда трудно, — говорит он, намеренно понижая голос, — потому что здесь душно! Оказывается, дело не в библиотеке. Там, где ты, всегда духота!

Я рывком застегиваю молнию на сумке, разворачиваюсь на каблуках и ухожу.

— Да открой ты глаза! — орет он мне в спину. — Не все вокруг такие же святые, как ты! Мир полон удовольствий, а ты лишаешь себя этого, сидя в своей библиотеке и прячась ото всех!

Такие удовольствия не по мне. Этот козел не знает, о чем говорит. Для кого-то это, может, и удовольствие, а другие потом страдают, залившись слезами. Как, например, Оксанка. Даже думать об этом больше не хочу. Проиграл ты пари, Калиновский! Никогда больше даже не заговорю с тобой!

Провожаю недобрым взглядом удаляющуюся спину Плаксы. Она идет короткими быстрыми шажками, ссутулившись и глядя себе под ноги, при этом каким-то образом умудряясь не путаться в своей длинной страшной юбке. Типичная всезнайка, осуждающая всех и вся. Меня так и подмывает догнать ее и высказать все, что я не успел. Но этот порыв быстро проходит, и я начинаю осознавать то, что натворил. Вообще-то для привлечения внимания девушек раньше мне не приходилось делать ничего. Они всегда сами проявляли инициативу, сраженные наповал моей внешностью. А с Плаксой надо было фильтровать речь, а я к этому не привык, и теперь пожинал плоды своего легкомыслия.

Теперь все коту под хвост. И моя разбитая губа, и совместная поездка в машине, и Плато. Ё мое, я привел ее в то единственное место, где я чувствую себя настоящим собой. Как мне вообще взбрело это в голову? Ну да ладно. Я бы мог еще постоять здесь и пожаловаться на жизнь самому себе, но тогда я бы стал слишком похож на Федора. А это уже ни в какие рамки…

Дома никого, хотя почти во всех комнатах горит свет, несмотря на то, что солнце еще высоко. Проделки мамы. То ли ей просто лень нажать на пару выключателей, то ли она делает это специально назло отцу, ведь платить за электричество, разумеется, не ей. Я больше склоняюсь ко второму варианту.

— Вау, — говорит она, завороженно осматриваясь по сторонам, — у тебя классный дом!

Придумала бы что-то пооригинальнее, что ли. Слышал это уже сто раз, поэтому не удосуживаюсь смягчить тон:

— Я в курсе.

Глупо хихикает и заваливается на диван, поглядывая на меня хитрым взглядом. Она худая, но в меру, мне такие по душе. Красивая улыбка, кошачьи повадки, длинные красные ногти, черные прямые короткие волосы. Я бы сказал: стандартный набор. Именно то, что мне нужно, чтобы немного расслабиться. Имя ее я забыл: то ли Марина, то ли Карина, а может, Ирина. Наткнулся на нее, когда возвращался из сквера, откуда сломя голову унеслась Плакса. Стояла у дороги, будто бы поджидала меня. Нисколько не удивлюсь, если так и есть. Некоторые девчонки не терпят, когда их отшивают, а ведь именно это я и сделал, когда в школьном коридоре прервал нашу беседу из-за Плаксы. Они хотят вернуть свою прежнюю уверенность, доказать самим себе, что еще на что-то способны. Пусть доказывает. Сегодня мне это на руку.

— Зачем ты за ней бегаешь? — непринужденным тоном спрашивает моя гостья.

— Я? — кривлю лицо. — Да будет тебе известно: я ни за кем никогда не бегаю.

— Да вот как-то не похоже, — ухмыляется она и поднимается с дивана. — Хочешь кофе?

Впервые в жизни девчонка предлагает мне кофе, находясь у меня дома. Это до ужаса странно, но я согласно киваю. Это даже любопытно.

Она отправляется на кухню, звенит посудой и включает кофемашину. Возвращается с двумя дымящимися кружками и присаживается рядом со мной. От нее пахнет имбирными пряниками, странный выбор парфюма, на мой взгляд, такой запах ей совсем не подходит. Для меня она сделала капучино без сахара, и я немного удивлен: откуда она знает мои вкусы?

Отпивает свой латте и мило мне улыбается.

— Знаешь, если бы мне сказали: «Карина, однажды ты будешь сидеть в доме Матвея Калиновского и пить кофе», я бы ни за что не поверила!

Значит, все-таки Карина. Что ж, поддерживать беседу я умею.

— А тебе так хотелось попасть ко мне домой?

Она демонстративно опускает ресницы и изображает смущение, хотя ее щеки по-прежнему бледные, а глаза серьезные.

— Конечно. А кто бы ни хотел? Так, зачем ты за ней бегаешь, Матвей? Что в ней такого?

— Не люблю, когда меня допрашивают незнакомки, пусть и очень симпатичные.

Она едва заметно улыбается и отставляет наполовину пустую чашку. Затем быстро наклоняется ко мне и целует меня в губы. Ее помада на вкус, как грецкие орехи: немного горькая, но послевкусие интересное. Нас прерывает домработница. Ее вежливое покашливание заставляет Карину отпрыгнуть от меня в сторону. Меня это забавляет, и я тихо усмехаюсь.