Стук в окошко заставляет меня подпрыгнуть на месте. Я опускаю стекло и вижу лицо Калиновского, покрытое крохотными дождевыми каплями.

— Слушай, может, — говорит он, ­— встретимся завтра? Просто об этой истории с Тимой знаем только мы с тобой. Больше не с кем поговорить.

Я изо всех сил сдерживаю ликование, так и готовое прорваться наружу.

— Согласна. Мне эта мысль тоже не дает покоя.

— Тогда дай мне свой телефон.

Я просовываю аппарат в окошко, и он вбивает мне свой номер. Затем звонит самому себе, убеждается, что мой номер сохранился у него и возвращает мне телефон.

— Ну, до завтра, — мягко говорит он, и я поднимаю стекло.

Машина трогается с места, а я не могу перестать глупо улыбаться. Никто из нас и словом не обмолвился о том, почему мы с Тимофеем оказались вместе. Пари все еще в силе, и я это прекрасно понимаю. Только вот раньше для меня это было делом чести, порывом восстановить справедливость, и не более. А теперь мне начинает нравится то, что происходит. Не уверена, что это хорошо, но я не хочу об этом думать.

Таксист затыкается только, когда я выхожу из машины. Чаевых от меня он явно не дождется. Хватило мне сегодня чужих излияний, еще и этот заладил: жена у него не такая, видишь ли. Куда не посмотрю – везде одни несчастные да убогие. Ха, вот и машина отца. Легок на помине. Даже застываю на месте, думаю, не сбежать ли отсюда, пока не поздно?

Решаю все же остаться: по крайней мере, посуда по кухне не летает, звона разбитого стекла не слышно. Захожу, снимаю обувь и куртку. Отец выходит ко мне в коридор, раскинув руки в стороны, будто бы собрался обниматься. Я стараюсь на него не смотреть.

— Плохой день, — говорю я прежде, чем он успевает сказать хоть слово.

— Ничего, — мгновенно отвечает он, — мама испекла блинчики. И… к тебе тут пришли.

— Чего-чего сделала мама? — переспрашиваю я, следуя за ним в гостиную.

Там, за столом сидят мама и Федя. Всюду витает запах свежеиспеченных блинов, как в детстве. В какую-то параллельную Вселенную попал походу.

— Давайте ужинать, — добродушно говорит отец и усаживается во главе стола.

Мама лучезарно улыбается мне, поднимается со стула и идет за порцией блинов для меня. Федя хлопает меня по плечу, когда я занимаю место рядом с ним.

— Ты что здесь забыл? — тихо спрашиваю у него.

Честно, только его мне сейчас не хватало! Я, конечно, понимаю, что ему в радость любой повод сбежать из своей крохотной квартирки, но я его не звал. Он не обращает внимания на мой совсем не дружелюбный тон.

— Просто поболтать зашел. Прикинь, Танька съезжает. Оказывается, нашла себе какого-то богатенького лопуха. Скоро у меня будет своя комната!

— Мм… Классно, — ядовито шиплю я, вспоминая слезы на глазах Тимы.

Черт возьми, он плакал у меня на плече, саму Плаксу перещеголял! И это из-за его «Таньки». Слов нет.

— Да тебе не понять, — говорит он, с упреком глядя на меня. — Ты никогда не делил с кем-то комнату.

— Да куда уж мне, — ворчу я, заталкивая в рот блинчик, что только что мама поставила передо мной.

С удивлением смотрю на то, как мама и отец разговаривают. Вот это да! Не ругаются, не сверлят друг друга глазами, не молчат, надувшись друг на друга. Разговаривают. Причем весело. Как старые друзья. Я успеваю подумать о том, что, возможно, чудо свершилось, и у них все налаживается. А потом приходит осознание: у нас гости, нужно держать марку. Тьфу ты, купился на очередное представление!

— …и она не против, как думаешь?

Перевожу взгляд на Федора. У него на лице написано, что он ждет ответа на какой-то вопрос.

— Оём ы?

Федя кривит лицо и сужает глаза, пытаясь вычленить из моего чавканья слова. Я запиваю блин водой и повторяю:

— О чем ты?

— Ты меня вообще слушаешь? — Федя недоволен тем, что я погружен в свои мысли и игнорирую его. Никак он не осознает, что мы не одного поля ягоды, и я всего лишь позволяю ему называть меня другом.

— Оксана, — говорит он, — думаешь, она…

— Кто? — обрываю я его грубо. — Стоп. Подружка Плаксы? Оксана?

Федя склоняет голову.

— Думаешь, она…

— Нет, — лыблюсь я.

— Да дай ты мне сказать!

— Зачем? Не будет она с тобой мутить. Ты себя видел?

Наконец-то расшевелил его. Глаза Феди краснеют от злости, тоненькие, почти женские пальцы с силой сжимают вилку. Но голос он умудряется контролировать.

— Поэтому я и здесь, ­— терпеливо говорит он, натягивая на лицо улыбку, его глаза при этом ледяные, как кристаллы льда. — Хочу тоже урвать кусочек пирога. Пока Плакса пляшет под твою дудку, ты мог бы посодействовать мне.

— Ага, — говорю я, откидываясь на спинку стула и отставляя пустую тарелку. — То есть, еще сегодня днем ты ехидничал, что мне с Плаксой ничего не светит, а сейчас вдруг поверил в мои силы? Не, бро, так не пойдет.

Я кошу глаза в сторону родителей, но они заняты друг другом. Уже минут пятнадцать. Что творится?!

Федя наклоняется ко мне и говорит быстро и нервно.

— Она мне нравится уже давно, понимаешь? И твои шашни с Олесей очень кстати. Мы могли бы устроить что-то вроде двойного свидания. Что тебе стоит?

У него из рта несет помоями. Так и хочется отодвинуться от него, а лучше угостить его жвачкой.

— Федя-Федя, — воркующим голосом говорю я. — Теперь я понимаю твою выгоду от нашего пари. Но ты ошибся, если подумал, что я стану тебе помогать.

— Значит, не станешь? — зло переспрашивает он. — Хорошо. По-моему, несправедливо, что Плакса до сих пор не в курсе, по чьей вине появилась ее дурацкая кличка, как считаешь? Пора бы ей узнать об этом.

Переплетаю пальцы вместе, и они хрустят.

— Матвей, не делай так, я же тебя просила! — возмущается мама с другого конца стола.

— Извини, — миролюбиво говорю я и поднимаюсь на ноги. — Мы ненадолго выйдем в сад.

Хватаю сопротивляющегося Федю за шкирку и тащу к выходу. К счастью, родители не замечают, что происходит.

По пути свободной рукой хватаю его зашитое сто раз пальто и потрепанные ботинки. Выволакиваю его в сад и с силой швыряю прямо на газон вместе с его дешевыми вещами. Он теряет равновесие и падает на живот, как беззащитный ребенок. Затем резво переворачивается на спину и горящими глазами таращится на меня.

— Пшел вон! — сквозь зубы процеживаю я. — Решил меня шантажировать? Это твоя большая ошибка!

— Ты пожалеешь об этом, Мат, — шипит он в ответ. — Ты горько пожалеешь!

— Не смеши меня, — бросаю я через плечо, возвращаясь к дому. — Где ты, а где я?..

— Где твой друг? — спрашивает мама, встречая меня на пути в гостиную.

— Ему срочно понадобилось уйти, — улыбаюсь я ей.

— Приятный молодой человек. Помогал мне с блинами. Почему ты так редко приглашаешь в гости друзей?

Приятный?! Вместо ответа я неодобрительно качаю головой и прохожу в гостиную. Вообще-то у меня нет никакого настроения сидеть тут с родителями, и я бы ни за что не вернулся сюда, если б не забыл телефон.

Отец все так же сидит во главе стола. У него в руке прозрачный широкий стакан, на дне которого плещется светло-коричневая жидкость. Вообще-то отец выпивает редко. По крайней мере, раньше я за ним такого не замечал.

Мама обгоняет меня и застывает за спиной отца. Кладет руки на спинку его стула, и они оба поднимают на меня глаза. Выглядит так, будто они узнали, что один из ник болен раком.

— Что? — мне уже хватит событий на сегодня, поэтому я еле сдерживаюсь, чтобы не нагрубить и не уйти в свою комнату.

— У нас с папой есть новость, — ласково произносит мама и опускает взгляд на отца.

— Если вы сейчас скажете, что у меня будет братик, я выйду в окно.

Никто даже не улыбается моей шутке. Я готов заорать.