Продолжение следует…

Стук в мою комнату. Сначала робкий, нерешительный, потом – громче, костяшками пальцев, настойчивый и требовательный. Могут меня сегодня оставить в покое?

— Я сплю!!!

— Матвей, открой, пожалуйста.

Ладно. Распахиваю дверь и поспешно иду назад, падаю на кровать и зарываюсь в плед с головой. Если Влад хочет доставать меня, пусть, только вот из кровати я не вылезу. Надоело все.

— Я хотел поболтать. Ну, знаешь, как раньше. Могу попытаться представить, — Влад присаживается на кровать рядом и нервно поправляет покрывало, — что ты сейчас чувствуешь. Я здесь. Отец уехал. Мне кажется, нам нужно это обсудить.

— Только не сейчас, — прошу я его, вытащив из пледа только голову. — У меня был непростой день. Хочу просто… Короче, уходи.

Влад опускает глаза и беззвучно шевелит губами. Затем все-таки спрашивает:

— Злишься на меня?

— Нет, не злюсь.

Сейчас отчего-то он выглядит совсем молодо, может, чуть старше меня. Поэтому я следую за своим порывом.

— Один вопрос. Почему ты тогда отступился от нее? Почему позволил своему брату жениться на ней? Если ты так сильно ее любил, почему допустил это?

Он смотрит на меня, чуть изогнув брови, затем понимающе улыбается. Опускает глаза, как будто ему вдруг становится стыдно и некоторое время молча водит пальцем по узору покрывала. Затем прикрывает глаза и говорит:

— Я мог бы сказать, что желал счастья брату. Мог бы сказать, что хотел, чтобы была счастлива она. Но правда в другом. Я попросту струсил. Знаю, ты не это хотел услышать.

— Струсил? — смотрю на него с неподдельным интересом.

Он пожимает плечами.

— Именно. Испугался, что она снова сделает мне больно. Я боялся, что второй раз этого не вынесу. Ох, Матвей, я был слабаком, как ты любишь выражаться. Я признаю это.

Сверлю его серьезным взглядом, но думаю о Лесе. Как же мне хотелось просто подскочить к этому козлу, которого она целовала, и просто отлупить его как следует, разодрать костяшки пальцев о его мерзкую физиономию! И было бы здорово, если бы он ответил, разукрасил и мое лицо. Было бы легче… Это было бы как в древние времена: поединок за руку девушки. Низменные инстинкты никуда не деваются: выживает сильнейший. А я просто сбежал. Да, я тоже струсил. Испугался ее взгляда, который она могла бы мне послать. Страшнее всего – увидеть в ее глазах презрение и отвращение.

— Сейчас бы поступил по-другому? — спрашиваю отстраненно, каким-то чужим голосом.

­Влад берет меня за плечи и вглядывается в мое лицо напряженным взглядом.

— Конечно! Любой ответ лучше, чем неведение. Борись за нее, Матвей, сделай все возможное, чтобы она выбрала тебя. Молчи, я знаю, что ты хочешь сказать! Да. Она может выбрать другого. Но ты будешь знать, что ты попытался, ты боролся, это будет честный проигрыш.

— Проигрыш… — усмехаюсь я и отворачиваюсь.

Не хочу, чтобы он видел мое лицо сейчас.

— Проигрывать не стыдно, Матвей. Стыдно – ничего не делать и искать себе оправдания.

Он дважды мягко хлопает меня по спине и выходит из комнаты. Слышу, как осторожно закрывает за собой дверь. Такие все вокруг мудрые, с ума сойти!

Полночи ворочаюсь, не могу уснуть. Снова и снова прокручиваю в голове ту картину. Она и этот хмырь. Кто он вообще такой? Откуда взялся? Хотя… Она же отпадная. Рано или поздно кто-нибудь бы появился. Если бы кто-нибудь сказал мне в начале года, что я буду сходить с ума по Плаксе, я бы покрутил пальцем у виска и сказал бы в ответ что-нибудь колкое и глупое. Просто невероятно. И вот, где мы теперь…

Утром поспешно собираюсь и даже не смотрю в зеркало. Догадываюсь, что оттуда на меня будет таращиться недовольный тип с синяками под глазами и тусклым взглядом. Даже видеть не хочу. В голове сумбур и каша. Отказываюсь от завтрака, который предлагает мне мама. Она выглядит иначе, надела свой самый простой халат, волосы распущены, смущенная улыбка на лице. Никакой косметики. Никакой скованности в движениях. Она порхает по кухне, как мотылек. Подлетает ко мне и обеспокоенно смотрит.

— Неважно выглядишь.

— Спасибо, — бурчу я и ожидаю расспросов, упреков или советов.

Но я удивлен. Она просто молчит и смотрит на меня. Потом проводит рукой по моему лицу с нежностью и теплотой. А затем привлекает меня к себе, эти объятия необыкновенно долгие и ласковые. В конце концов, я сдаюсь и тоже обнимаю ее. Почему-то мне хочется плакать, как будто я ребенок, у которого сломалась любимая игрушка, и меня утешают.

Иду в сторону школы обходными путями и не просто так. Мне надо кое с кем поговорить. Я вижу его издали. Он, как обычно, идет вразвалочку и машет своим портфелем туда-сюда, как первоклассник. В два счета нагоняю его и теперь иду рядом. Он хмыкает и ничего не говорит. Но его походка меняется, он насторожен и ждет от меня подвоха. Когда мы останавливаемся на переходе все же не выдерживает.

— Снова будешь драться?

Усмехаюсь и смотрю на него.

— Нет. Буду извиняться.

Он недоверчиво морщит прыщавый лоб.

— Неужели?

— Честно. Я был не прав. Мы ведь друзья, Федь, я не должен был говорить тебе такое. У тебя жизнь – не сахар, я знаю, и мне не следовало принижать тебя. Ты ж гений! Я, по сравнению с тобой, дуб дубом!

На его лице появляются проблески самодовольства. Лесть он любит, я прекрасно об этом знаю. Но я говорю все это без какого-то умысла, просто чувствую, что должен со всем разобраться. Так будет правильно.

— Домашку, что ли, не сделал? — глупо хихикает, совсем, как девчонка.

— И это тоже, ­— улыбаюсь я. — Без обид?

— Без обид, — соглашается он.

Загорается зеленый свет, и мы переходим дорогу.

— И насчет того нашего пари…

Он тут же заинтересованно пялится на меня, вижу его знакомое заинтригованное лицо: с таким лицом он всегда внимательно меня слушал, когда я рассказывал ему очередную байку о какой-нибудь цыпочке.

— Ты выиграл. Я выхожу из игры. На сколько мы там спорили? На пять? На десять?

— К черту деньги, — он отворачивается от меня и смотрит себе под ноги.

— Это говоришь мне ты?!

— Это же я все испортил! — вдруг взвизгивает он. — Ты проиграл из-за меня! Если бы я тогда не рассказал ей…

— …не рассказал ей о чем? Федя?

— Я… Я был зол. Ты еще и Оксану свел с качком. Измазал меня в грязи, буквально и фигурально. Я хотел отомстить. И ты был прав, я ничего не мог тебе сделать. Ничего, кроме этого.

— Не рассказал ей о чем?! Чтоб тебя! Отвечай мне!

— Убери руки, Матвей! Ты же сам сказал – без драк! Отвяжись!

— Так. Хорошо. Теперь спокойно. Что ты ей…

— Матвей?

Она. Сцепила руки в замок. Смотрит то в землю, то на меня. Наконец решает остановиться на мне и пытается улыбнуться. Выходит не очень.

— Привет.

Прочищаю горло, потому что в глотке моментально пересохло. Она выглядит потрясно. Голубая блузка с квадратным вырезом, что открывает прекрасный обзор на ее изящные ключицы, и невесомая юбка до колена, тоже голубая, но немного темнее.

— Привет.

Федя лепечет какое-то неразборчивое приветствие и смывается. Ничего. Я еще доберусь до него. Вряд ли он сказал ей что-то страшное, раз она стоит здесь и пытается заговорить со мной.

Она молчит. И я беру на себя смелость заговорить первому.

— Слушай, то, что я тогда сказал… Как повел себя с тобой… Несправедливо и неправильно. И…

— Да, — обрывает она меня. — И я тоже не хотела называть тебя… В общем, не хотела оскорблять. Это было как-то по-детски.

Невольно замечаю, что киваю, как дурак, уже, наверное, с минуту.

— Так, значит…

— Да. Мы же – взрослые люди. Ну, почти что. И разойтись нужно тоже по-взрослому.

— Разо…йтись?

­— Ну да. Ты все правильно сказал. Это была глупая идея – строить из себя пару на публике. Больше не хочу ничего из себя строить. Хочу быть собой.

— И я.