Домой иду медленным шагом, раздумывая над словами Влада. Прекрасно понимаю, из-за чего меня понесло. Снова он мне напомнил про Диану. И да, в том случае мы с Владом действительно были похожи. Но с тех пор утекло много воды. Я больше не лузер, которого предали. Давно уже нет. Ведь нет?

Вибрация телефона в кармане возвращает меня в действительность. Звонит Тима.

— Дело в шляпе? — бодрым голосом интересуюсь я, отвечая на звонок.

— Гм. Не совсем. Тебе лучше приехать.

Я чуть ли не подпрыгиваю на месте, потому что со мной говорит не Тима. Голос, вне всякого сомнения, принадлежит Плаксе. Как обычно, тихий и нерешительный.

— Что случилось? — спрашиваю, сглатывая слюну.

— Просто приезжай, ладно? — раздраженно говорит она и вешает трубку.

Интересный поворот, ничего не скажешь. Судя по голосу, она расстроена. Неужели Тима все ей рассказал?! Что же ты натворил, друг?..

Кладу телефон Тимофея на стол и начинаю нервно теребить края свитера. С того момента, как он накостылял жениху Татьяны Викторовны, он не проронил ни слова. Практически бежал оттуда, как сумасшедший. С большим трудом мне удалось угнаться за ним и не потеряться на незнакомых петляющих улицах.

Теперь мы сидим у него дома, по всей видимости, в его комнате и играем в молчанку. Тимофей выглядит хуже некуда: бледный, взъерошенный, с абсолютно пустым лицом. Его остекленевший взгляд меня здорово напугал, именно поэтому я решила позвонить Калиновскому. Боюсь, одной мне не привести его в чувство. Кто я ему такая? Да я даже заговорить с ним не могу! Что здесь скажешь? Какие-то банальности вроде «ничего страшного, все пройдет»? Может, вообще не стоило идти за ним. Даже не представляю, что ему сейчас нужно. Оксане было нужно побыть одной. А ему?

— М… Мне уйти? — спрашиваю осторожно, чтобы не напугать. Вдруг он забыл о моем присутствии?

Тимофей переводит на меня абсолютно пустой взгляд. Видит ли он меня вообще? Сложно сказать. Вдруг его глаза проясняются. Отвечает мне не сразу, наверное, ищет хоть какие-то слова.

— Нет. Мне кажется, я свихнусь, если останусь один.

Киваю и стараюсь убрать из своего взгляда жалость. Но не слишком-то получается. Мой лоб напряжен, лицевые мышцы уже даже начинают побаливать.

— Что ты чувствуешь? — спрашиваю я, сама не знаю, зачем.

Он утыкается взглядом в стол и сжимает руки в кулаки.

— Чувствую себя идиотом. С чего я вообще решил, что она полюбит меня? Я не достоин этого. Но, блин, неужели достоин тот кретин?!

Он впивается в меня глазами, ища поддержки, и я усердно мотаю головой из стороны в сторону.

— Нет.

— Она не давала мне никаких надежд. Сам себе все придумал, — сокрушается Тимофей, роняя голову на руки и пряча от меня лицо. — Сам виноват!

— Ты не виноват.

— Кто тогда? Кто?!

Он в ярости бьет кулаком по подушке, и я невольно вздрагиваю. Я точно знаю, кто виноват в этой ситуации, но не уверена, что Тимофей готов это услышать. Тем более, от меня.

— Какое же я дно…

— Да хватит! — не выдерживаю я. — Виноват тут только один человек. Татьяна Викторовна. Ей не следовало морочить тебе голову. Она ведь – взрослый человек, могла бы и позаботиться о последствиях своих решений.

В тот момент, когда я решаю, что Тимофей сейчас пошлет меня далеко и надолго, в комнату заходит Калиновский и поочередно рассматривает нас.

— Что стряслось? — спрашивает он, и Тимофей вдруг бросается ему на шею.

Я отвожу глаза и начинаю делать вид, что меня очень интересуют мои ногти. Какой-то неловкий момент, и я явно тут лишняя.

— Тим, что не так? Что с тобой?

Калиновский отстранился, но держит Тимофея за плечи. Я это вижу в зеркале на стене, не рискую поворачиваться к ним. Как бы незаметно улизнуть отсюда?..

Тимофей косится в мою сторону, я прекрасно понимаю этот намек и, чувствуя облегчение, поднимаюсь на ноги.

— Ухожу.

— Подожди меня на кухне, пожалуйста, — обращается Калиновский ко мне, и я с удивлением замечаю на его лице тревогу. Похоже, он действительно переживает за друга. Вот это номер: получается, он умеет думать о ком-то, кроме себя любимого.

Я выхожу из комнаты, ничего ему не отвечая. Сама еще не решила, выполнять ли мне его просьбу. День выдался странным, и мне очень хочется поскорее оказаться в собственной постели. К счастью, родители Тимофея еще не вернулись, и просторная кухня свободна. Я медленно бреду туда по коридору, рассматривая по пути фотографии в рамках, висящие тут и там на стенах. В основном здесь запечатлен Тимофей со всевозможными спортивными призами. По-видимому, родители очень им гордятся. В голове сразу же возникает картина, где Тимофей в отчаянии поливает грязью самого себя, лишь бы обелить свою возлюбленную. Выглядело это, мягко сказать, неважно. Зрелище, когда парень принижает самого себя, оказывается, выглядит до ужаса отталкивающим. Усмехаюсь мысли, что Калиновский бы ни в жизнь такого о себе ни сказал, уж этот вправит Тимофею мозги. Не зря я ему позвонила.

Несколько раз у меня возникает порыв уйти, но почему-то я все же остаюсь. Мне хочется удостовериться, что Тимофей в порядке. Много всяких историй слышала о подростках с разбитыми сердцами, истории которых заканчиваются страшно. А, Тимофей, несмотря на вспыльчивость и излишнее самобичевание, кажется мне неплохим человеком. Не хочу, чтобы с ним случилось что-то ужасное.

Спустя час и пятнадцать минут на кухню прокрадывается Калиновский. Он идет так бесшумно, что я его замечаю только, когда он нависает надо мной. Быстро убираю телефон и вопросительно смотрю на него.

— Уснул, — шепотом говорит Матвей, как будто Тимофей может его услышать из другой комнаты. — Пойдем, пока его предки не вернулись.

На улице зябко, все какое-то серое, моросит противный дождь.

— Я рад, что ты не ушла, — признается Калиновский устало, затем тяжело вздыхает. — Тиму тяжело пришлось. Развели его, конечно, знатно. Не думал, что она такая…

Матвей не договаривает и скрипит зубами. Знаю, что он сдерживается из-за меня, и меня это даже немного трогает.

— …коза, — заканчиваю его мысль не совсем так, как ему бы хотелось. — Пусть будет «коза». Не представляю, как он будет ходить в школу.

— Я тоже. Но он справится. Тима очень сильный. Думаю, не только в физическом смысле. Отойдет. Со временем привыкаешь…

Он обрывает свою мысль, и его щека дергается. «Привыкаешь»? Так он это сказал, как будто чувствовал то же самое. Показалось, наверно.

— Я вызову тебе такси, — быстро меняет тему Калиновский и достает мобильник.

— Не надо, я поеду на автобусе.

— Никаких возражений, — твердо говорит Матвей. — Хватит с тебя приключений на сегодня. И… — он переводит на меня серьезный взгляд, — спасибо, что не бросила его.

— Как я могла?

— Вообще-то могла бы, — дразнит он меня, используя против меня мою же фразу.

Я сразу вспоминаю наше неудачное «свидание», когда он защитил меня от местных хулиганов, и улыбаюсь.

— Правда, что твои родители разводятся? — выпаливаю вдруг я, и сразу же пугаюсь своего вопроса.

Калиновский хмурится и с подозрением косится на меня.

— Я Тиму рот заклею, — бормочет он, — ничего нельзя рассказать.

— Извини, если влезла не в свое дело.

— Да чего уж. Разводятся, не разводятся – не знаю. Мне они не докладывают. Но обстановочка – так себе, — весело улыбается он. — Твое такси приехало.

Как не вовремя! Отчего-то мне совсем не хочется уходить вот так, посреди разговора. Это, наверное, впервые, когда никто из нас не орет на другого, и даже жаль упускать возможность спокойно поговорить. Я нехотя плетусь к такси. Открывая дверцу, поворачиваю голову и смотрю на то, как Калиновский копается в телефоне. Даже среди этих серых домов, грязных тротуаров и унылых улиц он выглядит не похожим на других, будто бы явился из другой, идеальной Вселенной.

Залезая в машину, злюсь на саму себя: мне хотелось, чтобы он обернулся. Тупая девчачья фантазия. У нас вроде бы только что возникла какая-то связь, но, похоже, так думаю только я.