Скрытый проклятьем Ашту все равно крался словно тень от одного огромного дерева к другому. Иногда тратя долгое время стоял, не шевелясь, ожидая, когда разойдется группка ушастых перекрывших проход.

Центр города вокруг дворца был усажен поистине гигантскими деревьями, дырявыми словно те были поедены огромными древоточцами. Никакого чувства кроме досады — с высоты на чужака мог посмотреть кто-то умеющий пробивать светлый дар адругов — эти гиганты не вызывали. Деревья и деревья, ничуть не лучше и не хуже тех, что растут у темных. Только шея болит вглядываться в их кроны, наполненные беззаботным эльфийским трепом.

Вот дворец да, другое дело. Острые шпили, подпирающие небеса, тонкие арки, казавшиеся воплощением розового сна светлой дамы, стрельчатые окна с поистине прекрасными витражами все это вызывало у Ашту даже некоторое уважение к эльфийскому мастерству. А вот легкость с которой удалось войти в это великолепие вырвала лишь презрительный смешок.

Среди колон внутренних помещений, среди украшений из живых растений и висящих почти на каждой стене гобеленов, среди обилия тонкой, вычурной мебели было так удобно прятаться. Ашту даже несколько раз ущипнул себя, желая удостовериться, что он действительно в дворце князя, а не висит в какой-нибудь эльфячьей пыточной одурманенный их травками или заклятьями.

Чтобы найти покои князя понадобилось некоторое время. Пока Ашту не разобрал, что именно туда бегала большая часть простовато одетых эльфов с подносами, тканями и метелочками.

Чтобы войти пришлось подождать очередного остроухого, с целеустремленностью бар-бара, першего в покои сразу корзину бутылок, а вот внутри пришлось затаиться.

Когда пресветлый Ильфиринион вошел в покои даже в душе Ашту, смертельно спокойной и любопытной, поселился легкий страх. Эльф застыл посреди залы и прикрыл глаза словно прислушиваясь. О способностях эльфов учуять чужака каким-либо способом кроме как глазами Ашту не слышал, но в данный момент был готов поверить, что остроухие все же обладают какими-то неизвестными свойствами. Но эльф, постояв так некоторое время, тяжело выдохнул и спокойно побрел к стоящему у огромного окна креслу. Сел, взял со столика наполненный, ожидающий его бокал и вновь прикрыл глаза словно желал оградить себя темнотой от тяжелого дня.

Ашту притаившийся за делившей стены на небольшие комнатки лозой, усыпанной мелкими розовыми цветочками, не шевелился и старался даже дышать потише. Стук сердца, ровный и размеренный, казалось преодолел дар адруга, заполнив собой покои.

Ашту не снимал с себя проклятья, но опасался, что настолько старый эльф сможет невзначай пробить его защиту развитыми чувствами. Всадник решил подождать пока эльф немного расслабится, а возможно и начнет засыпать. Так шанс, что князь поверит в видение, решит, что его сниспослал Свет, а не залетный темный, был выше.

Еще несколько раз отдых Ильфириниона прерывали подчиненные и Ашту мысленно вторил ругани эльфа, проклиная не желающих оставить того в покое остроухих.

Наконец, когда за окном загорелись маленькие, перелетающие с места на место огоньки, разгоняющие уже по-настоящему черную ночь посетители оставили князя в покое, позволив тому погрузиться в свои мысли.

Выждав для надежности еще минут пятнадцать Ашту обратился к проклятью, насылая на эльфа видения и звуки.

Ильфиринион дернулся, распахнув глаза и замер.

Вокруг, насколько хватало взгляда, протянулось белое ничто. Князь помнил, что сидел на кресле, но сейчас не мог понять стоит он, сидит или летит в этом белом безмолвии. Голова из-за отсутствия чего-либо за что бы мог зацепиться взгляд пошла кругом и направление, как и ощущения верха и низа потерялись окончательно.

— Пресветлый Ильфиринион, — словно со всех сторон прошелестел насмешливый голос.

Голос переливался, меняя не только тон, но и принадлежность. То он тек эльфийской песней, а то рычал гортанным ревом темных тварей. И возраст его определить было сложно, начинал говорить крепкий мужчина, но сменился детским лепетом вылившимся и вовсе в старческое бормотание.

— Кто здесь, — настороженно прошипел эльф, словно одурманеный алкоголем ощупывая себя в попытке найти рукоять сабли. Но под руку попадались лишь гладкий шелк и шероховатость вышивки.

— Ты не узнал меня? — капризно-насмешливо переспросил голос. Сейчас отчетливо детский.

— Сейчас придет стража, колдовство в Светлом лесу не останется незамеченным.

— А кто сказал про колдовство? — продолжал издеваться голос.

— Так что же? Кто ты?

— Оглянись, эльф, возможно поймешь, — зло прошипел голос, теряя терпение. — А теперь слушай сюда.

Ильфиринион принявшийся озираться замер. Ему не нравилось происходящее, не нравился бесплотный голос в его же покоях и не нравилось, что он не чувствовал никакой магии.

— Сюда идет Тьма. Его приспешник Смерть. В руках его сердце. Сможешь завладеть станешь непобедимым. Сам Темный будет в твоей власти.

— Что? — резко осипшим голосом переспросил Ильфиринион, не в силах поверить в услышанное. Теперь некоторые догадки закрались в его голову.

— Ты слишком глупый, князь. Не разочаровывай меня. Активируй сердце и подчини себе четверых Всадников запертых в нем.

— Но я же светлый, они послушают меня? — облизав враз пересохшие губы прошептал эльф.

— Разве твою диадему может носить лишь светлый? — устало шепнул голос. — Это артефакт, кто им владеет тот и повелевает, — все тише шептал голос, — ты потратил слишком много моих сил. Прощай, эльф. Уничтожь Тьму!

Голос исчез вместе с окружающим светом. Ильфиринион обнаружил себя сидящим все в том же кресле, только бокал валялся на полу и вино алым цветком расплылось по зеленым лугам ковра.

Ашту стоял и довольно скалился. Он никогда не думал, что проклятье может так вымотать. Приходилось сдерживать себя, чтобы дышать ровно, а не загнанным зверем. Во рту пересохло, а тело сотрясала мелкая дрожь, словно Ашту пол дня лазил по отвесным скалам, но кажется все получилось. Князь поднялся, оглядел покои, надеясь найти более вещественное подтверждение недавнему происшествию чем его догадки. В какой-то момент Ашту показалось, что эльф заметил его: так пристально вглядывался тот в переплетение лиан. Но нет, тот видно попросту задумался, встрепенулся отступив и вернулся к окну. В кресло Ильфиринион так и ни сел, не способный находиться на одном месте дольше нескольких минут.

Осталось дождаться, когда эльф заснет на самом деле и покинуть гостеприимный дворец.

В Светоград Ашту въехал в середине дня, прикрыв голову капюшоном и спрятав под него волосы. Пускай здесь каждый пятый имел в себе кровь эльфов, а каждый десятый владел силой, незначительной, но позволяющей видеть суть, Ашту не боялся. О том, что он темный не догадается даже жрец света, а вот внешность у него запоминающаяся.

Да и на темную составляющую обращали внимание не так пристально, как полсотни лет назад. С тех пор появилось достаточно полукровок, еще и орки по какой-то причине получили статус светлых. Главное не светить своей весьма памятной рожей.

Остановившись в средней руки доме, Ашту занялся делом. В первую очередь, отыскав себе подходящее убежище. Заниматься задуманным из общественного дома, в котором даже стены видят тебя и слышат, было не самым умным занятием. Выбор пал на симпатичную стражницу и ее комнатушку, где та жила одна.

Ашту, пускай и не блистал красотой, был весьма любим женщинами, даже темными. Очаровать светлую девушку особого труда не составило.

Уже перебравшись жить к новой знакомой, он осмотрел весь город, создав себе небольшую паутину осведомителей и заимев глаза в разных слоях общества. Следом подобрал несколько подходящих укрытий, отыскал пути отхода — на всякий случай. Разобраться в местных реалиях, понять правила города, его темную сторону и кое-какие секреты помогла Марика, стражница. Скрывать от нее свою суть Ашту не стал. Девушку он подбирал себе не только по свободной постели и симпатичной внешности, но и по отношению к остроухим. Марика их не любила и быстро согласилась немного помочь темному. Перед этим убедившись, что к остальным жителям Всадник претензий не имеет и, выпросив обещание о том, что они не пострадают.