— Два дня! Два долбанных дня ты не вылезаешь из седла, — Анвар, шатаясь в такт шагу лошади, ругал сам себя устав от лесной тишины, наполненной только птичьим гамом. Первый день он гнал на пределе возможностей как своих, так и лошадиных, порадовавшись, что Сауле оставила ему свою. Только вот, как она без лошади умудряется ускользать от него? Медальон разрядился и бесполезным грузом валялся в сумке, ожидая момента, когда Анвар найдет либо мага и заправит его, либо собственно наложницу, и тогда он уже не понадобится.

Такое рвение объяснялось довольно просто, пускай и весьма неприятно для самолюбия Всадника. Столкнувшись с местными жителями, Анвар вдруг задумался, что будет с неприспособленной к битвам девушкой и представшая картина ему очень не понравилась.

— Сколько можно? Мать твою, сколько еще ты будешь изматывать себя? — стоило замолчать, как сон наваливался, увлекая Всадника в давно непосещаемые дали.

Резкий крик вырвал его из дремы, едва не скинув с седла.

— Что за? — следом за криком Анвару удалось разобрать и другие звуки, означавшие близость людей. Многочисленные разговоры, смех, ржание лошадей. Еще через десяток минут перед уставшим взором Всадника предстала картина, способная вогнать большую часть населения, что Светлой империи, что Темной в гнев, а то и в неконтролируемую ярость.

Кочевники.

Их не любили нигде. Их презирали и ненавидели. Гнали отовсюду, считая, чем-то вроде скота, а они не унывали, тягались по всем землям, раздражая беспечным видом честных граждан.

Усталость взяла свое и, поколебавшись, Анвар направил коня к главному костру, горевшему между поставленных полукругом кибиток.

В отличие от Светлых и Темных, несмотря на их отношение, кочевники никогда не отказывали в помощи нуждавшимся, и среди них точно можно было отдохнуть спокойно, не опасаясь за свою жизнь и имущество.

— Матушка! Матушка Береника.

— Ну что ты орешь, шебутная, что случилось? — Береника выступила из-за своей кибитки и едва не была снесена бежавшей к ней Сауле, испуганной, но при этом какой-то возбужденно-взволнованной.

От главного костра разнеслись детские крики:

— Тан, тан.

— Опять гость, не из-за него ль ты такая взвинченная? — прищурив глаза, спросила старуха Сауле.

— Да, матушка, это он, Анвар, — сдавать Всадника Сауле не хотелось, но что делать, она не знала, выходить к Несущему смерть было страшно.

— В вардо иди, и пока я не позову не вылазь, — распорядилась старуха, и больше не обращая на нее внимания, подозвала к себе Марти, ее дочь и главную среди женщин табора, после матери, конечно.

Похлопав глазами на женщин, Сауле подскочила зайцем и нырнула в недра фургона.

Анвар уныло сидел на бревне в стороне от костра. Его раздражали эти люди. Визгливые, бегающие повсюду дети. Излишне веселые, в ярких нарядах, женщины, танцующие сейчас у костра под громкую, пускай и ритмичную музыку, извлекаемую такими же жизнерадостными, смуглыми мужчинами из изобретенных этим народом инструментов — гитар. Анвара раздражал шум табора, запах пищи и ржание лошадей, но он слишком устал. Ему нужен был отдых, а сделать это безопасно в светлых землях для него, можно только, не попадаясь людям на глаза — но тогда оставался риск не проснуться, либо затерявшись среди людей. Этот пестрый табор подходил для этого как нельзя лучше, тем более что и родословную они не спрашивали.

На особо громком взрыве веселья у костра, Анвар раздраженно раздавил ползущего мимо, черного, отливающего в синеву жука. Таким нехитрым образом вымещая скопившуюся злость.

— Зря ты так, — укоризненно произнес дребезжащий старческий голос, и из-за ближайшего фургона вышла сморщенная, сухая старушка. Лицо ее, покрытое возрастными пятнами, вызывало отвращение, а вот глаза, пускай выцветшие, настораживали, глядя на Всадника пытливо и как-то свысока. — Он ведь тебе ничего не сделал.

— Это неважно, он оказался не в том месте и не в то время, — недовольный повышенным вниманием буркнул Анвар.

Хмыкнув, старушка без спроса села рядом со Всадником и, что его особенно возмутило, схватила за руку, уставившись на ладонь.

— Давай-ка я погадаю тебе, милок.

— Не надо, — зло рванул руку Анвар, но не тут-то было, старушечьи пальцы держали цепко и крепко.

Ничего говорить Всаднику старушка не стала, только провела несколько раз сухонькими пальцами по его ладони и так же резко отпустила, вперив в лицо тяжелый, мрачный взгляд.

— Да, гадать тебе не стоит. Свою судьбу ты и так знаешь, хоть и не хозяин себе.

Анвар глядел на женщину, судорожно размышляя, могла ли в действительности увидеть что-то эта старуха и что делать, если она сейчас поднимет крик.

— Я не вправе указывать тебе, как жить, Тот, кто управляет лошадьми, но кое-чем ты меня порадовал, так что скажу тебе одно — ее ты найдешь.

— Когда? — вскинул взгляд на вставшую женщину Анвар.

— Скоро, мальчик, скоро, — старушка улыбнулась странной улыбкой и довольно резво побрела к общему костру.

— Вот, демон, — выругался Анвар, глядя ей вслед. Жаль нельзя взять ее за космы, да потрясти расспрашивая.

Оставить в покое чужака кочевники не захотели. Стоило старухе подойти к костру, оттуда к Анвару направилась молодая женщина пышных форм.

— Выпей, Дуо, — протянула она плошку, наполненную коричневой жидкостью с резким травяным запахом.

— Что это? — подозрительно спросил Анвар, взяв посудину, но не спеша пробовать неизвестно что.

— Тебе понравится. Поможет отогнать тревоги, — улыбнулась женщина и ушла, не дожидаясь, отважится ли гость хлебнуть ее варева.

Немного поколебавшись, Всадник сделал маленький глоток, посмаковал на удивление приятную, слегка сладкую жидкость и выпил все одним махом.

Много времени не понадобилось. Совсем скоро Анвар понял, что табор не так уж и плох. Женщины добрые, веселые и красивые, яркими пятнами кружились у такого же танцующего огня. Музыка показалась такой чарующей, хоть сейчас присоединяйся к остальным. Перед глазами поплыло легкое марево с вкраплениями ярких огоньков. Деревья нежно шелестели над головой. Анвар почувствовал, как губы сами собой расползаются в идиотской улыбке, но сопротивляться не стал. Когда женщина пришла вновь и увлекла Всадника за собой к огню, пошел беспрекословно, получив в свое распоряжение очередную плошку, полную.

Теперь выпивать все сразу Анвар не стал. Удобно устроился на земле у широкого дерева, опершись на него спиной, и медленно попивал напиток маленькими глотками, поставив чашу на колено и придерживая ее руками.

Ночь становилась все светлее и добрее. Фигуры двигались уже не плавно, а медленно, замирая после короткого рывка. Музыку Анвар уже не различал, она стала неотъемлемым фоном сегодняшнего праздника. Путь плошки ко рту становился все длиннее. По какой-то причине двигаться прямо она не желала, выделывая в воздухе ей одной ведомые финты. Анвар с легким удивлением и интересом следил за каждым ее перемещением: к лицу, обратно кругом, слегка наклонившись, на колено. Улыбка не желала покидать его губ, но чего-то все равно не хватало. Попытавшись задуматься, Анвар перевел взгляд вверх, на небо, с такими яркими, водящими хороводы звездами, не желавшими больше складываться в знакомые созвездия.

Странно, тепло, уютно. Ему даже показалось — он нашел то, чего не хватало. С трудом вернув голову в привычное положение и проследив за еще одним удивительным полетом плошки, почему-то только на одной руке, попытался взглянуть, что же случилось со второй. С нежностью поглядел на прижавшуюся к его плечу, обнимающую непослушную конечность Сауле, чмокнул ее в макушку и вернулся к созерцанию.

Резко распахнув глаза, Анвар недовольным взглядом уставился в серый полог фургона. Как он здесь оказался, Всадник в упор не помнил, но отдавал должное мастерству зельеварения кочевого народа. Состояние было прекрасным: тело отдохнуло, разум чистый и никакой головной боли, не то что после грибного самогона орков или гвыы убаргов, настоянным на том, что нормальные существа оставляют в уборной. Лагерь гудел, шумно переговаривались мужчины, слышался звонкий женский смех. Крик ребятни, разбудивший Всадника, снова приближался.