Потеряв учебный год, Симан отправился в Визеу. Коррежидор запретил сыну появляться в его присутствие, пригрозив прогнать из дому. Матушка, повинуясь более чувству долга, нежели голосу сердца, вступилась за сына и добилась, чтобы тот допускался к семейной трапезе.
За три месяца нрав и обычаи Симана чудом переменились. Он не знался больше с компаниями простолюдинов. Из дому выходил редко, в одиночестве либо в обществе меньшой сестры, своей любимицы. Для прогулок выбирал поля, рощи, самые тенистые и укромные места. В сладостные летние ночи длил прогулки до самого рассвета. Тот, кто видел его в такие мгновения, дивился его мечтательному виду и задумчивости, отдалявшей юношу от повседневного житья. Дома он запирался у себя в комнате и выходил, когда его звали к столу.
Дона Рита дивилась такой перемене, а ее супруг, вполне в ней удостоверясь, по истечении пяти месяцев согласился вступать в разговор с сыном.
Симан Ботельо влюбился. Вот единственное слово, объясняющее то, что кажется нелепою переменой в шестнадцатилетнем юнце.
Симан влюбился в соседку: то была пятнадцатилетняя девочка, богатая наследница, довольно миловидная и хорошего рода. В первый раз он увидел ее из окна своей комнаты и полюбил навсегда. Та, что нанесла ему сердечную рану, и сама не уцелела: полюбила соседа, и куда серьезнее, чем бывает в эти лета.
Поэты все уши нам прожужжали болтовней о том, что любовь пятнадцатилетней девы — это роковая, единственная и неодолимая страсть. Кое-кто из романистов твердит то же самое. И те и другие заблуждаются. В пятнадцать лет любовь — всего лишь игра; это последнее проявление любви к куклам; первый вылет из гнезда, когда юная пичужка не сводит глаз с матушки, которая призывно чирикает ей с соседнего дерева: младшая знает о большой любви столько же, сколько старшая — о дальних полетах.
Отец Терезы ненавидел законника и его семейство из-за судебного процесса, завершившегося приговором не в его пользу, который вынес Домингос Ботельо. Кроме того, не далее как год назад, двое слуг Тадеу де Албукерке были ранены во время пресловутой потасовки близ источника. Из вышеуказанного явствует, что любовь Терезы, пренебрегшей долгом дочернего повиновения и не пожертвовавшей чувством в угоду оправданному ожесточению отца, была истинной и сильной.
И была эта любовь тихой и осторожной. Они виделись и беседовали друг с другом в течение трех месяцев, так и не дав пищи для соседских пересудов и даже не вызвав подозрения у членов собственных семейств. Развязка, на которую оба уповали, была самой добропорядочной: он завершит образование, чтобы иметь возможность прокормить жену, если у них не будет других средств к существованию; она дождется кончины своего престарелого папеньки, чтобы, став женою возлюбленного, принести ему в дар не только свое сердце, но и свое огромное наследство. Подобная умудренность удивительна не только для нрава Симана Ботельо, но и для предполагаемой неосведомленности Терезы в житейских делах, к числу коих относится и получение наследства.
Накануне отъезда в Коимбру Симан Ботальо прощался с опечаленной девушкой, когда ее вдруг оттащили от окна. Влюбленный юноша услышал горький плач — а только что этот же голос прерывался от слез расставания. Кровь бросилась Симану в голову; он метался по комнате, словно тигр меж прочных прутьев клетки. От мысли, что он бессилен помочь Терезе, Симан был близок к самоубийству. Остаток ночи провел он, кипя яростью и замышляя месть. К рассвету кровь его поостыла, и доводы рассудка возродили надежду.
Когда настало время выезжать в Коимбру и юношу позвали, он поднялся с постели таким измученным, что мать, вошедшая к нему в комнату, при виде горестного и осунувшегося лица сына стала отговаривать его от поездки, прося подождать, пока спадет лихорадка. Симан, однако же, перебрав множество планов, решил, что самое лучшее — уехать в Коимбру, дождаться вестей от Терезы и тайком наведаться в Визеу, чтобы переговорить с ней. Он рассудил разумно: его промедление лишь ухудшило бы положение Терезы.
Студент обнял мать и сестер и поцеловал руку отца, который прочел ему на прощание суровую рацею и в заключение пригрозил, что, если Симан выкинет еще какой-нибудь фортель, он прервет с ним всяческие сношения. Когда юноша, выйдя во двор, собирался вскочить на коня, к нему приблизилась с протянутой рукою, словно прося милостыню, старуха нищенка; на раскрытой ладони Симан увидел листок бумаги. Немного отъехав от дому, взволнованный юноша прочел:
«Отец говорит, что из-за тебя заточит меня в монастырь. Во имя любви к тебе я пойду на любые муки. Не забывай меня, мы встретимся в монастыре или на небесах, мое сердце всегда будет принадлежать тебе, и я всегда буду тебе верна. Уезжай в Коимбру. Я буду писать туда письма и в первом же сообщу тебе, на чье имя должен ты отвечать своей несчастной Терезе».
Перемена, совершившаяся в студенте, поразила весь университет. В те дни, когда Симана не видели в аудиториях, его не видели нигде в городе. Из старых приятелей юноша сохранил дружбу лишь с теми рассудительными однокашниками, которые давали ему добрые советы и навещали его в тюрьме во время полугодового заключения, ободряя узника и снабжая средствами, когда отец отказал ему в оных, а мать не очень-то расщедрилась. Симан Ботельо вкладывал в учение всю душу, как человек, созидающий основы для будущего имени и заслуженного положения, которое позволит ему достойно содержать супругу. Своей тайною он ни с кем не делился, и только в письмах к Терезе, длиннейших посланиях, восторженно повествовал о своей любви к наукам. Влюбленная девушка писала ему часто и успела сообщить, что отец пригрозил монастырем, просто чтобы запугать ее, но она не боится, потому что отец без нее жить не может.
Эти вести еще усугубили его любовь к наукам. Экзаменуясь по самым трудным предметам за первый курс, Симан так блеснул, что и преподаватели и однокашники единодушно присудили ему первое место.
К тому времени Мануэл Ботельо отчислился из кадетского корпуса в Брагансе, ибо намеревался изучать в университете математику. Его вдохновили вести о перемене, свершившейся в характере брата. Мануэл поселился с Симаном; обнаружил, что тот утихомирился, но поглощен одной-единственной мыслью, из-за которой впал в нелюдимость, и ни о чем другом не хочет и слышать. Братья прожили вместе недолго; причиной, из-за которой они расстались, была любовь Мануэла к одной уроженке Азорских островов, жене студента-медика. Поддавшись страсти, молодая женщина погубила себя, ибо уверовала в иллюзии безрассудного любовника. Она бросила мужа и бежала с Мануэлом в Лиссабон, а оттуда в Испанию. Чем закончился сей эпизод, я расскажу в другом месте моего повествования.
В феврале 1803 года Симан Ботельо получил от Терезы очередное письмо. В следующей главе будут подробно изложены события, вынудившие дочь Тадеу де Албукерке написать это послание, оказавшееся жесточайшей неожиданностью для нашего героя, которого любовь вернула на стезю долга, чести, примирения с обществом и веры в бога.
III
Отец Терезы не стал бы придираться к сомнительной чистоте коррежидорской крови, но брачные устремления его дочери и коррежидорова сына никак не вязались с ненавистью старого Албукерке к старому Ботельо и презрением старого Ботельо к старому Албукерке. Сановник посмеивался над озлоблением соседа, сосед пятнал репутацию сановника, обвиняя последнего в продажности. Ботельо знал, каким оскорбительным образом пытается поквитаться с ним Албукерке; делал вид, что клевета ничуть его не трогает; но желчь в нем разыгрывалась день ото дня все пуще, и если бы его не удерживали мысли о семействе, он облегчил бы себе муки, излив душу в выстреле из мушкета, излюбленном оружии мужчин из рода Ботельо Коррейа де Мескита. Примирение было невозможно.
Рита, самая младшая из отпрысков коррежидора, подошла как-то раз к окошку в комнате Симана и увидела в окне напротив соседку, которая сидела у самого стекла, упершись подбородком в ладони. Тереза знала, что эту девочку Симан любит больше всех в семье; и Рита больше всех была на него похожа. Откинув напускное безразличие, Тереза ответила на приветствие Риты, помахав ей рукою и улыбнувшись. Дочь коррежидора тоже улыбнулась, но тотчас отбежала от окна, ибо ее матушка запретила дочерям переглядываться с обитателями дома напротив.