— А если, Семен Прокопьевич, задержится Тарасенко, что будем делать?
— Работать, — Зубов аккуратно потушил окурок и бросил за борт. — Драга на ходу.
— Обойдем ваше хозяйство, — предложил директор. Он уже давно освоился с драгой и разбирался в ней, пожалуй, не хуже, чем сами драгеры.
— Можно, — согласился Семен Прокопьевич и повел Майского вниз по железному трапу. — Вот я все думаю, Александр Васильевич, как бы сделать, чтобы работала драга круглый год. Обидно — полгода золото черпаем, а полгода стоим.
Директор остановился и внимательно посмотрел на Зубова.
— И что же вы придумали?
— Да пока ничего, — смутился тот. — Вот если бы паром или горячей водой отогревать… Только трудно это. Уж больно злые у нас зимы.
— Это интересно, Семен Прокопьевич, то, что вы ищите. Было бы здорово заставить драгу работать без остановки. Заходите как-нибудь ко мне вечерком, посидим за чашкой чаю, подумаем вместе.
— Добро. Одна рука и в ладоши не бьет. Своим-то умом живи, а чужого спрашивайся.
— Верно, Семен Прокопьевич, и я так считаю.
На драге Майский пробыл почти половину дня. Собираясь уезжать, сказал Зубову:
— Договоримся так, Семен Прокопьевич: если Тарасенко ко времени не подъедет, что вообще-то довольно странно и непонятно, принимайте команду полностью и — счастливого плавания. Нам каждый день дорог, ждать нельзя. Я уверен, справитесь.
Слова директора прервал дребезжащий телефонный звонок. Аппарат на драге установили недавно. Трубку взял Зубов.
— Зубов это. Здесь он, здесь. Сейчас, — и прикрыв трубку второй рукой, тихо добавил, глядя на Майского: — Слепов звонит, Александр Васильич.
Едва Майский поднес к уху трубку, как сразу же услышал глуховатый голос секретаря.
— Наконец-то разыскал тебя, — вместо приветствия сказал Иван Иванович. — Все шахты обзвонил, а ты вон куда забрался.
— С утра на драге. Я же тебе записку оставил. Посмотри.
— Не видал я никакой записки. Слушай, Елена Васильевна раз десять звонила. Срочно ты ей понадобился. На «Комсомолке» такое случилось, такое… Не велела говорить только. Пусть, мол, едет скорее, тогда и узнает. Да ты не пугайся, добрые вести, добрые. Словом — сюрприз.
— Ну ладно. А больше никто не спрашивал?
— Воронцов звонил. Интересовался, когда пустим драгу.
— А ты что ответил?
— Сказал, подойдет время — тогда и пустим.
— Правильно, Иван Иванович. Тебе для сведения: на драге все готово, только что лично проверил. Ждут Остапа Игнатьевича, а он все блины тещины ест. Ну, а еще кто по мою душу приходил?
— Как будто никто, — Слепов помолчал и радостно добавил: — Да, чуть не забыл, охотник твой приехал в Зареченск. Сегодня утром.
— Знаю, Иван Иванович, я его уже видел.
— А я-то хотел обрадовать тебя.
— Спасибо за доброе намерение. Кстати, он у меня сегодня будет. Да, дома. Вечером приходи на огонек, а? Будем ждать. Я сейчас, Иван Иванович, еду на «Комсомольскую», а уж оттуда в контору. Если кому понадоблюсь, пусть ждут.
— Хорошо, Александр Васильич, торопись на шахту. Супруга твоя изнервничалась.
Майский повесил трубку на рычажок аппарата и посмотрел на Зубова, деликатно отошедшего в сторону.
— Значит, договорились, Семен Прокопьевич? Я опять насчет драги. Если Тарасенко не приедет вовремя, начинайте сами. Команды отдельной не ждите. И второе: думайте, ищите, как если не на круглый год работать, то хотя бы сезон удлинить.
Зубов проводил директора до мостков и долго еще стоял на понтоне, смотрел, как высокая фигура Майского пересекает водоем, как садится он в двуколку.
А Александр Васильевич, пустив рысью отдохнувшего Пегаса, пытался угадать, что же там стряслось, на «Комсомолке». Так просто Аленка звонить не станет, ясно. И вот ведь какая, не велела Слепову говорить. Гадай теперь. А если несчастный случай? Это же шахта. Александр Васильевич был почти уверен, на «Комсомолке» случилось что-то нехорошее. Иначе Аленка не разыскивала бы его, а Слепов сказать не хотел, пусть, мол, сам все увидит. Но почему тогда он так спокойно разговаривал по телефону? Нет, здесь что-то другое. Вот, черти, задали загадку. Думают, у директора нервы железные, что ли. Ну, погодите, я вам покажу сюрприз. Еще утром, собираясь на работу, Аленка говорила, что за «Комсомолку» ему можно не беспокоиться. Там подобрался дружный и работящий коллектив. Молодежь этой шахты первая начала борьбу за ударный труд, там появились и первые на прииске ударники. А бригада Пестрякова стала лучшей. Вот тебе и Данилка, смешной, нескладный и тайно влюбленный в учительницу парень. Он-то думает, что об этом никто не догадывается. Жаль, Любовь Ивановна не отвечает ему взаимностью. Получается, как было у него, Майского, с Аленкой. Надо будет поделиться с Данилкой опытом…
Александр Васильевич так задумался, что совсем не смотрел на дорогу, по которой ехал. Но хорошо натренированный Пегас словно знал, куда надо седоку, и без команды повернул на развилке дорог в нужную сторону. Правда, бежал он не так резво, как бывало, годы и на него наложили свой неумолимый отпечаток. И все-таки это был еще добрый конь.
Показалась шахта. Директор подъехал к домику, и выпрыгнул из двуколки, набросил вожжи на крюк, вбитый в столб у ворот. Пегас сам потянулся сюда, запомнив, где надо останавливаться. Двор шахты словно вымер, нигде ни души. Александр Васильевич зашел в конторку — там никого. Он собирался уходить, но в соседней комнате послышались голоса. Распахнул дверь и увидел жену и Данилку Пестрякова. Они стояли к нему спиной, склонясь к столу. Как по команде оба оглянулись.
— Наконец-то! — сказала Елена. — Иван Иванович звонит: директор едет к вам. Ждем. А тебя нет…
— Ладно, — нетерпеливо перебил Майский. — Что тут у вас?
Елена и Данилка загораживали стол. В лице жены не было тревоги, скорее оно выражало плохо скрытую радость.
— Взгляни сюда, Александр Васильевич, — Мельникова чуть отодвинулась, жестом приглашая подойти к столу. Там лежало три неправильной формы куска металла. Округлые, с глубокими извилинами, они излучали теплый желтоватый блеск. Таких крупных самородков Александру Васильевичу еще не приходилось видеть за все годы работы на приисках. У него сразу пересохло в горле. Он шагнул к столу, взял самый большой из трех самородков.
— Ого! — он нервно рассмеялся. — Вот это камешек. Фунтов десять?
— Одиннадцать с половиной, — уточнила Мельникова, и в голосе ее зазвучало торжество. — Это, разумеется, грубо, точных взвешиваний мы еще не сделали. А вот этот, треугольный, шесть фунтов с четвертью. Ну, а тот — девять. Итого почти двадцать семь фунтов золота или одиннадцать килограммов. Придется заряжать пушку, директор.
— Да где вы их взяли? Знаю, с неба такие камни не падают. Рассказывайте. Ты-то чего молчишь? — последнее относилось к Пестрякову. Майский закурил и сел, закинув ногу на ногу.
— Данила Григорьевич, расскажи товарищу директору, где взял камешки, мне он может и не поверить, — глаза Елены смеялись.
— Ну-с, Данила Григорьевич, слушаю тебя.
— Да тут, этого-того, и рассказывать нечего, товарищ директор, — Данилка смутился, покраснел, зачем-то стал поправлять волосы. — Нашли вот мы, бригада моя нашла.
— А ты не волнуйся, Данила Григорьевич, бригадиру волноваться не полагается. Сядь рядом со мной, закури и рассказывай. Подробнее только. Мне потом отчет писать.
Данилка сел прямо, как всегда сидел в клубе на своем бархатном кресле. Он не курил, но отказаться не посмел. Вытянул из портсигара папиросу, едва не рассыпав остальные, и с первой же затяжки закашлялся.
— Ну, этого-того, спустились мы утром в забой, как всегда, стали готовиться к работе. Я взял кайло, подошел к стене, дай, думаю, попробую как тут. И увидел его, — Данилка показал на самый большой самородок. — Торчит в стене он, будто заноза. Вот незадача, подумал, камни пошли, проваландаемся с ними. Зацепил кайлом да эдак легонько потянул. А он и вывалился, да мне на ногу. Я, этого-того, ругнулся, понятно… Ногу-то больно. Потом думаю: вроде небольшой камень, а стукнул шибко. А тут мне словно шепнул кто: самородок же это. Я их раньше, можно сказать, толком и не видывал, — Данилка почмокал губами, раскуривая угасающую папиросу. — Поднял камень. Света мало, однако разглядел: верно, самородок. «Ребята, — ору дурным голосом, — я самородок нашел!» Подбежали они ко мне, дивятся. Многие, как и я, не видывали настоящих-то самородков. А я тем временем в той же стенке еще два выковырнул. Тут и все бросились к этому месту. Однако больше пока не нашли. Ну, я, этого-того, сразу к Елене Васильевне с докладом.
