— Я ждало этого две тысячи лет, но знаю, что на мостике меня будут опасаться.

— Вот ты говоришь — «на мостике», а я говорю — в комфортном главном зале консультативного совета. Иногда мне кажется, что наши баснословные ресурсы толкнули нас на ложный путь. Может, нам следовало придерживаться тех структур, что существовали у наших предков. Вы знали, что отправляетесь на войну на старых военно–морских линкорах.

— Вы тоже знали, что ваши шансы выжить не слишком велики, — возразило оне. — Те дни чересчур романтизированы.

— Наверное, ты право.

— Другая эпоха, другие требования. Большинство сражений ведут гендесы.

— Но окончательное решение все равно принимают люди, и это обнадеживает, — настаивала Ирелла. — Когда встречаешься лицом к лицу с врагом, нужно верить в свои силы — но не грешить высокомерием.

— Мне кажется, засада у Ваяна излечила нас от высокомерия, — заметило Кенельм.

— Да. Но я беспокоюсь о Деле.

— Это естественно. И это хорошо.

— Правда? Возможно, перед его уходом я сказала кое–что не то. Мне следовало быть более… чуткой.

— Ох, пожалуйста. Никогда не видело более гармоничной пары, чем вы двое. Как будто вы мунки друг друга. Знаешь, вы, когда разговариваете, в половине случаев даже не заканчиваете предложения. Вам это не нужно.

Ирелла нахмурилась:

— Неужели?

— Ну да. Это забавно и мило. Нам, остальным, остается только наверстывать.

— О.

— Один разум, два тела. Или квинта без трех.

— Не говори так.

— Извини. Скверная шутка.

— Какой она была? — внезапно спросила Ирелла. — Я имею в виду Эмилью. Поверить не могу, что ты знало ее. Она для меня история, а не кто–то, с кем можно запросто пообщаться.

— Честно говоря, я с трудом вспоминаю столь далекое прошлое. Иногда мне кажется, что моя жизнь до Джулосса была сном. Но… она была усталой, вот что засело у меня в голове. Дело не в недосыпе, нет, просто она вымоталась. Исход не работал просто как концепция, и она вложила всё, что имела, чтобы он случился. И восемь тысяч лет наблюдала, как он терпит неудачу. Представляешь? Восемь тысяч лет, век за веком, видеть, как угасает надежда. Мы отправили в галактику столько кораблей Удара и кораблей поколений, а в ответ получили лишь тишину. Но она выдержала это, хотя и попала в ловушку собственного представления.

— Поэтому она и собрала вашу группу?

— Да. Она понимала, что мы неизбежно изменимся, но наша собственная жесткая духовная стабильность это затрудняла.

— Так ты на самом деле мятежник?

— Да. — Кенельм криво улыбнулось. — Можно сказать и так. По–своему. Я ничего не имею против тебя, Ирелла. Просто ты хотела перемен — так много и так быстро. Это было рискованно.

— И все же мы здесь. С армадой комплексов, готовые к Последнему Удару. Первые люди, зашедшие так далеко.

— Да. Фантастическое достижение. Но задумывалась ли ты когда–нибудь, что бы случилось, если бы что–то пошло не так? Ты поставила под удар целую человеческую цивилизацию. Однажды ты спросила, что дало мне право уводить «Морган» от Удара. А это ведь очень скромная реорганизация по сравнению с твоей затеей.

— Но ведь сработало!

— Мы получили шанс. Но — сработало? Надеюсь, так и будет, потому что не думаю, что последует еще одна человеческая атака на анклав. За десять тысяч лет эта — единственная.

— Не знаю. — Ирелла бездумно поигрывала кофейной чашкой. — Если стратегия вашей группы сработала, там, во тьме космоса, много людей — и они в безопасности. Но не могут же они прятаться вечно. Это не в нашей природе. Как вы уже выяснили.

— Туше.

— Если мы потерпим неудачу, найдутся другие. Корабли Фабрики дадут оставшимся передышку для перегруппировки.

— Возможно, — сказало Кенельм. — Но, как бы то ни было, я считаю, что лучшего шанса у нас не будет. — Оне недоверчиво ухмыльнулось. — Проклятая нейтронная звезда!

— Да. — Ирелла заказала принтерам новую порцию кофе и круассанов. — Десять минут.

Никакая сила воли не смогла изгнать нервную дрожь из ее голоса.

— Давай посмотрим.

Через интерфейс Ирелла активировала в окнах кафе тактические дисплеи. Уютный мираж бульвара Сен–Жермен сменился яркими схемами. Часть данных поступала напрямую в сознание.

Червоточина представлялась белым туннелем с едва заметными неоднородностями стен — как будто они неслись сквозь глаз урагана и лишь эти дефекты позволяли отслеживать продвижение. Ведущий корабль — Энсли — медленно вращался на лету. За ним шли семь специализированных кораблей с генераторами отрицательной энергии, в чью задачу входило взять на себя контроль над червоточиной сразу по прибытии в систему врат. Дальше двигались больше тысячи боевых кораблей и ракетоносцев — чтобы защищать терминал червоточины. Ведь армаде нужно будет уйти после завершения Последнего Удара, а значит, червоточина подвергнется яростным атакам оликсов.

Дальше следовала остальная армада, с кораблями класса «Моргана» в центре. Как и прежде, нейтронная звезда находилась в хвосте — зловещим присутствием, словно бы надвигающимся на армаду.

Ирелла щелкнула по иконке Энсли.

— Добро пожаловать на борт, — тут же откликнулся он, и она вспыхнула от ощущения скорости, просочившегося по каналу связи в ее нейронный интерфейс; то было пьянящее возбуждение кружения, чистая радость ныряющего зимородка, скрывающая более глубокое чувство: сдерживаемая мощь феноменального оружия дарила ему изысканную уверенность.

Впереди уже виднелся конец червоточины — черное, неуклонно расширяющееся пятнышко в белизне туннеля. Энсли перестал вращаться, и скорость его, кажется, увеличилась.

— Тридцать секунд, — радостно заявил он.

— Что бы ни случилось, — сказала Ирелла, — я рада, что мы встретились.

— Встреча была коротка, крошка, зато ну и врезали же мы этой вселенной!

Энсли вылетел из червоточины. Ирелла решила, что должен раздаться грохот, что–то вроде сверхзвукового хлопка, хотя, наверное, когда прокалываешь ткань реальности, чтобы вернуться в нее, можно ожидать и вспышки Большого взрыва. И — ничего. Полное отсутствие звука, как в вакууме. Но свет…

— О святые, — прошептала она.

Впереди висела огромная звезда белого спектра, опоясанная великолепным кольцом, мерцающим, точно дитя, рожденное от столкновения двух алмазных миров. Но за ним раскинулось истинное величие родины оликсов — галактическое ядро, занимающее половину космоса.

Внешние сенсоры Энсли уже обнаружили спектральные врата — до них было около двух с половиной а. е.

— По крайней мере, они не по ту сторону звезды, — сказала Ирелла.

— Все равно туда еще надо добраться, — парировал Энсли. — Вот веселуха будет!

Через секунду после Энсли терминала достигли гранулы–генераторы, производящие собственную отрицательную энергию, взаимодействующую с существующей структурой, удерживающей червоточину открытой. Так же, как и у сенсорной станции, они установили контроль над структурой экзотической материи, чтобы, даже если оликсы отключат свои генераторы, терминал не закрылся.

Энсли шел с таким ускорением, что сам засиял звездой, встретившись с солнечным ветром. Больше пяти миллиардов воспринимающих «листьев» сорвались с его корпуса, насыщая пространство, чтобы обеспечить беспрецедентное разрешение. Семь кораблей Решения уже приближались к Энсли на восьми g. Он инициировал отрицательный импульс, и частица сверхплотной материи превратилась в чистую энергию, разделившуюся на семь лучей. И семь кораблей Решения взорвались, обернувшись недолговечными огненными памятниками великолепному насилию.

Часть избыточной энергии отрицательного импульса преобразовалась во всенаправленный радиовзрыв.

— Привет, ублюдки! — проорал Энсли на всю систему оликсов. — Люди приехали. Извините, что опоздали. Но вот мы здесь, так что давайте веселиться!

Как только «листва» активировалась, тактический дисплей Иреллы начал расширяться.

— О, черт, — охнула она. — Ты это видишь?