Потом, шесть месяцев спустя, когда на дежурство заступили они с Юрием, Каллум приготовился к неделям угрюмого игнорирования и короткого бурчания при встречах. Но оказалось, что Юрий для этого слишком профессионален. Хотя, конечно, был он не из разговорчивых.

— Я тут поразмыслил кое о чем, сказанном Джессикой, — признался как–то Каллум за завтраком во время второй их совместной недели.

— О чем?

— Будь она неаной, своего рода двойным агентом, как она могла бы повредить миссии.

— Так. И?

— Ну, не думаю, чтобы у нее имелись какие–то тайные планы.

Юрий закатил глаза, не переставая жевать сырник.

— Рад, что мы с этим разобрались.

— Но это заставило меня задуматься, что вообще может произойти. Ну, знаешь, наихудшие варианты развития событий и все такое.

— Угу. Ну?

— Теперь мы знаем больше о «Спасении жизни»; даже я более–менее разобрался в его мыслительных процедурах. Ну, по крайней мере в основных.

Это потребовало много времени и еще больше уговоров Джессики, но в конце концов он научился извлекать определенную долю смысла из импульсов, поступающих в его мозг из клеточного узла. Единое сознание «Спасения жизни» было на удивление спокойным. Каллум всегда полагал, что любое существо, достаточно фанатичное для того, чтобы затеять насильственное завоевание, будет психически ненормальным, — мнение, навязанное человеческой точкой зрения. Земная история изобиловала подобными примерами, начиная с таких личностей, как Гитлер и Пол Пот, и заканчивая демократическими принципами, так сильно навредившими так называемым демократическим нациям с девятнадцатого века и далее. То, что единое сознание оказалось твердо, методично и последовательно в своих целях и убеждениях, жутко нервировало. По сути, эта холодная решимость пугала его больше, чем он ожидал.

— Оно не видит нас, Каллум, — сказал Юрий успокаивающим тоном. — Джессика позаботилась об этом. Визуальные подпрограммы для ангара просто стирают наших ползунчиков из его восприятия.

То, что Юрий точно знал, что сказать, навело Каллума на мысль, что мысли старого шефа безопасности текли в том же направлении.

— Да, оно не видит ничего постороннего, — согласился Каллум, — потому что в данный момент наблюдение автономно. Проблем нет, вот ковчег их и не ищет. Но если он действительно начнет искать, как думаешь, долго ли продержатся те глюки, которые мы внедрили в местные подпрограммы?

— И «Спасение» займется поисками всерьез, — заключил Юрий.

— Чертовски верно, приятель. Как только мы включим передатчики Сигнала, вся звездная система оликсов узнает, что люди каким–то образом добрались до анклава. И разорвут «Спасение жизни» в клочья, только чтобы найти нас.

— Оставаться здесь, на «Спасении», и, возможно, призвать ударные силы будущих людей было всего лишь второстепенным аспектом нашей миссии. Главное для нас — передать Сигнал, чтобы люди узнали, где находится анклав. Ты знал это, когда мы начинали. Так что мы должны смириться с неизбежным. Когда Сигнал уйдет в эфир, его уже никто не остановит.

— Я согласен с этим, чувак. Но это не значит, что мы не можем принять некоторые меры предосторожности.

Юрий отхлебнул чаю из своей огромной кружки.

— Например?

Следующие десять недель они бодро обстреливали друг друга самыми дикими идеями, разрабатывая концепции выживания, пока не пришли к чему–то, что можно было предложить остальным перед следующей сменой вахтенных.

Джессика всегда пробуждалась безукоризненно, поднимаясь из бака так, словно проспала всего пару часов. Алику и Кандаре требовалось куда больше времени, чтобы прийти в себя, и Каллум, помогая им выбраться из баков, с глубоким сочувствием воспринимал их раздраженное недовольство. Его собственному телу тоже требовалось немало времени на восстановление, когда заканчивался его срок анабиоза.

По уже установившейся традиции через двадцать четыре часа после общего пробуждения они собрались за столом на большую китайскую трапезу. Каллум даже заставил принтеры соорудить им контейнеры из термофольги, чтобы все выглядело так, будто они заказали еду навынос.

— Бункер? — спросил Алик, пытаясь палочками выловить из риса креветку.

— Запасное убежище, — пояснил Каллум. — Когда мы отправим Сигнал, они начнут охоту на нас. Тут не так уж много мест, где мы можем оказаться. И они непременно это вычислят.

— Вычислят или обыщут весь ковчег, — сказал Юрий. — Каллум прав. Мы должны быть готовы покинуть корабль.

— И что? — спросила Кандара. — «Еретик–мститель» дает нам хоть какие–то возможности.

— Ограниченные возможности, — поправил Юрий. — После того как мы вылетим из червоточины, наша первоочередная задача — послать Сигнал; только после этого мы можем думать о проникновении в анклав. Они сразу поймут, что мы здесь, — и спустят ищеек. Если мы попытаемся бежать в реальном космосе, нам просто некуда будет податься; мы же в тысячах световых лет от Солнца.

— Если мы попробуем улететь, корабли Избавления все равно нас поймают, — заметила Джессика. — Скорость у них выше нашей, и, полагаю, это еще не самые мощные местные боевые корабли. Далеко не самые мощные.

— Думаю, ты права, — мрачно согласился Юрий.

— Мы первоначально предполагали, что если сумеем добраться до звезды анклава незамеченными, то сможем оставаться невидимыми для единого сознания и после того, как отправим Сигнал, — сказал Каллум. — Теперь, когда мы чуть лучше разбираемся в работе «Спасения жизни», я так не считаю. По крайней мере, нам нужна какая–то обманка.

Джессика подцепила палочками немного жареной лапши и задумчиво уставилась на Каллума.

— Мы могли бы захватить другой транспортный корабль. Только в этом ангаре их двадцать семь — разной степени исправности. Но большинство пригодны к полету. Корабль может начать героическую борьбу за свободу и трагически погибнуть от ядерного взрыва.

— Звучит рискованно, — сказал Юрий. — Тебе придется запустить нейровирус в его сознание.

— Соко доказал, что мы на это способны.

— Да, верно, — сказал Алик. — Но вот какая штука. Он находился внутри транспортного корабля, соединившись напрямую с его нервными волокнами. А как ты сейчас собираешься проникнуть на один из них?

— План нуждается в доработке, — признала она. — Но я все равно от него не отказываюсь.

— Ладно, — сказал Юрий. — Это запасной вариант номер два. Но мне кажется, нам следует начать с анализа предложения Каллума.

— Мы либо делаем, либо нет, — заявила Кандара. — Чего тут анализировать?

— Место, — ответил ей Каллум. — Я уже несколько недель осваиваю местные процедуры восприятия единого сознания.

Кандара ухмыльнулась:

— У каждого должно быть какое–то хобби.

— Из этого ангара есть двенадцать выходов. Некоторые — просто туннели, разновидность инженерно–технических каналов; другие — нормальные входные коридоры. И там и там, похоже, есть какие–то отсеки, помещения. Мне бы хотелось послать туда наших дронов–шпионов, посмотреть, не найдется ли чего подходящего.

— А если найдется? — спросила Джессика.

— Начнем создавать резерв оборудования.

— В смысле — ты хочешь перенести содержимое «Еретика–мстителя» в пещеру?

— Нет, — сказал Юрий. — Столько всего нам не понадобится. Воздух «Спасения» пригоден для дыхания, помните? Так что потребуется только основное оборудование и запас еды по крайней мере на пару месяцев. Может, на год.

— Месяцев? — воскликнул Алик. — Ты издеваешься?!

— Нет. Внутри анклава время течет медленно.

— Кто сказал? — резко спросила Кандара и ткнула китайской палочкой в сторону Джессики. — Неаны? Откуда им знать? Если ваши там не были, как они это выяснили? А если они и были здесь, то когда? И кто они после этого?

— «После этого» они раса, способная запустить нейровирус в единое сознание оликсов, — заявил Юрий. — Способная извлечь знания из памяти корабля–ковчега. И даже если они близкая родня оликсов или мятежники, какая, к черту, сейчас разница? Мы же не можем развернуться и отправиться домой. Пока что вся информация, предоставленная Джессикой и ее коллегами, подтверждалась. Мы подписались на эту миссию, а значит, приняли как данность то, что анклав — пузырь замедленного времени.