На изящном столике в небольшой фигурной склянке скрестили тонкие ножки ароматические палочки, от них вверх тянулись извивающиеся серые ниточки дыма.

Пачули и бергамотом — любимые запахи Маранды.

Джайра сидел на кровати в распахнутой белоснежной шёлковой рубашке, которая так шла его смуглой коже, со слегка растрепанными волосами, из-за чего казался моложе и ещё привлекательнее, и неторопливо расстегивал запонки на манжетах.

Он выглядел расслабленным и немного задумчивым. Сброшенный камзол небрежно лежал рядом на кушетке.

Беловолосая красавица, бесшумно появившаяся в дверях в накинутом на голое тело полупрозрачном пеньюаре, застыла, с нежной улыбкой разглядывая любовника.

— Тебе идёт задумчивость, — наконец сказала она, приблизившись и опустившись на колени у его ног, и стаскивая с него сапоги, — ты становишься ещё красивее. Кажется, что ты думаешь о чём-то очень важном, значительном, словно решаешь чью-то судьбу…

Джайра посмотрел сверху на соблазнительные очертания ключиц и пышной груди и усмехнулся.

— Ты не так далека от истины… Скажи, тебе приходилось когда — нибудь давать клятву, Маранда?

Она вскинула на него вопросительный взгляд.

— Брачную, один раз.

Он покачал головой.

— Я про другое. Обычную, не магическую клятву…

— О! — рассмеялась девушка. — Много раз, любовь моя.

Джайра улыбнулся.

— А сколько раз ты её нарушала?

— М-м-м… дай подумать… Примерно столько же… Уж не хочешь ли ты, чтобы я поклялась тебе вечной любви и верности, Джайра?

— Боги упаси, Маранда, ты и верность, — Джайра мягко улыбнулся и погладил девушку по холеной щеке. — Как невозможно далеки друг от друга эти понятия.

— А я бы могла, — она потерлась скулой об его ладонь, как кошка. — Только попроси.

— Не стоит оно того. Ты хороша такой, какая есть. Непостоянная, коварная.

— А я бы сдержала такое обещание.

Брови Джайры насмешливо приподнялись.

— Ты мне не веришь.

Маранда легко оттолкнула его руку и поднялась. Села к нему на колени, обвила его шею руками и близко глядя в чёрные глаза, добавила:

— И правильно делаешь, дорогой… после смерти мужа, я верна только самой себе…

— И это мне нравится в тебе больше всего, — он взял её руку и поцеловал в ладонь, — именно за это я тебя и обожаю…

— М-м-м… совсем забыла. Я нашла, что ты просил. — она поднялась с его колен, подошла к каминной полке и взяла с неё перевязанную крест-накрест толстую папку с бумагами. — Еле отыскала. После смерти Сорела бумаг с мудрёными названия целый шкаф остался. У меня так и не хватило духу всё это сжечь или выкинуть, когда он погиб. Хотела отдать в Академию, пусть сами разбираются, но руки так и не дошли.

Она приблизилась к кровати и Джайра, почти выхватил из рук девушки папку.

— Я заглянула в записи, там про построение порталов, нацеленных на движущийся объект. Это оно?

— Да, ты — умница, Ранди.

Он чмокнул севшую рядом на кровать девушку в висок и по-мальчишески нетерпеливо дернул завязки папки, зашелестел листами, жадно пробегая глазами по строчкам, исписанным неровным почерком.

Маранда с чуть заметной улыбкой наблюдала, как Джайра сосредоточенно преодолевает трудночитаемый почерк её покойного мужа.

Вот мужчины!

Все одинаковы, когда дело касается их интереса. Сорел тоже всё время пропадал в своей лаборатории, мог часами выводить какие-то формулы, а потом как одержимый радостно кружить её по комнате с криками: «Я смог! Я сделал это! Я великий гений, Ранди!».

— У меня припасена для тебя бутылочка отличного махитанского вина, — она нежно провела рукой по плечам Джайры, на что тот не обратил внимание, встала и не торопясь направилась из спальни, поднимая за собой волнистым вихрем полы пеньюара. — Надеюсь, я угадала с выбором и ты такое любишь.

Маранда вернулась через несколько минут, неся в руках два хрустальных бокала и бутылку из тёмного стекла.

— Я берегла для тебя, Джайра, потом скажешь понравилось или нет… — она застыла в дверях и обвела комнату удивлённым взглядом. — Джайра?..

Постель была пуста, брошенный на кушетку камзол исчез.

***

Луду мутило.

То ли от морской качки, то ли от злости и обиды, что её в очередной раз обманули, то ли от всего сразу.

Она очнулась в небольшой каюте на узкой койке. Последнее, что она помнила, как слуга принес кувшин с напитком и вкус этого напитка.

Права леди Вивьен, нельзя было доверять комадору Исмаилу.

И господину Джайре тоже. Он обещал помочь ей остаться в Валории, и что? Вот она на корабле, куда её привезли обманом, дав сонное зелье, и она возвращается в Махитанию.

Она поискала глазами заплечную сумку, собранную для неё госпожой Вивьен, и обрадовалась, увидев её у изголовья кровати.

Еда, фляга с водой, одежда, пропахшая сыром и вяленым мясом. Луду пошарила в карманах сложенных штанов и вытащила шелковый платок с монограммой лорда Сурима, тот самый, который он дал ей тогда, у него в кабинете. Развернула платок и уткнулась в него лицом.

На нежном клочке ткани до сих пор оставался его запах. Она аккуратно свернула платок и спрятала обратно в карман, сунула одежду в сумку и уставилась на сыр, мясо и воду.

Есть не хотелось.

В этот момент дверь открылась и в каюту вошёл комадор Исмаил.

— Проснулась? Отлично, распоряжусь, чтобы тебе принесли поесть.

Луду мрачно глянула на комадора.

— Я не голодна.

— Не глупи, Луду, ты проспала двое суток, тебе надо поесть, иначе сил не будет.

— А для чего мне эти силы? Чтобы сидеть в клетке и выполнять ваши приказы? Не хочу! Не буду!

Исмаил внимательно посмотрел на неё.

— Я хотела остаться в Валории, Я выполнила обещание! А вы! Вы вывезли меня обманом!

— Луду, успокойся…

— Вы меня обманули! Лгун! Взяли с меня клятву, надели аркан, а сами хотели меня убить после возвращения в Махитанию!

— Луду… Луду… С чего ты это взяла?

— Я всё знаю, мне лорд Сурим сказал, когда снял аркан. Ненавижу… Ненавижу вас! А я… я спасла вам жизнь! Если бы не я, вас бы так и оставили там, где вы были! Я не хочу здесь оставаться! Верните меня в Валорию!

Луду рванула к двери, но Исмаил перехватил её.

— Луду, успокойся!

— Идите вы к хортам! Не верю, ни единому вашему слову не верю!

Она забилась в истерике, пиная его ногами, пытаясь вырвать из жёсткого захвата руки Исмаила. Но комадор держал крепко и не осторожничал, в отличие от лорда Сурима.

Быстро оценив силу противника, на самом краю отчаяния Луду ударила флёром, сначала слабо, а потом наращивая силу с каждым мгновением.

— Луду, прекрати, ты пожалеешь, — прошипел Исмаил, не успевая сбрасывать магию влияния, — немедленно остановись!

— Прикажите кораблю развернуться в Валорию! Немедленно!

Его взгляд помутился и стал почти безумным. Исмаил тряхнул головой, разгоняя дымку флёра, и глаза залили ярость и возмущение.

— Луду, остановись! Не смей!

У Луду от напряжения кровь струйками потекла износа и закапала ей на грудь. Она не слышала комадора, внутри разорвалась ненависть и заполнила её целиком. Сила флёра, как яркая вспышка, возросла многократно и сейчас ломала комадора, подчиняя себе.

— Луду! — Исмаила трясло, он разжал руки, выпуская Луду и упал на колени, хватаясь за голову. — Прекрати! Я не могу вернуться!

— Мне плевать, приказывайте!

Исмаил еле поднялся, держась рукой за стену.

Они стояли друг напротив друга, она с капавшей из носа кровью, он — с прокушенной губой. Обоих колотила дрожь, они тяжело дышали, не желая уступать один другому.

Стучали зубы, струйки пота бежали по вискам. Сердца колотились в бешеном ритме.

Луду было жутко и злорадно одновременно, желание отомстить заполнило всё её существо. Она видела, какую боль причиняет Исмаилу, ей и самой было больно, но ради мести можно и потерпеть.

Впервые она так сильно фонила флёром, пытаясь нащупать границы своих возможностей, и пока не чувствовала их. Она ликовала, выпуская силу, и это ликование приглушало страдания.