На этом лёгкие цели у меня кончились. Трое бойцов напротив, в том числе и командир, фонили скверной. Парирование, уклонение. Укол полуторным мечом устремился мне в грудь, поворот груди, и лезвие прошло вскользь, нанося очередной глубокий порез. Встречный взмах глефы отогнал противников назад.
Я замер в стойке, подняв пятку копья вверх и направив лезвие в землю, а также внимательно смотря на стоящих полукругом бойцов, не решающихся на атаку.
Длинный выдох. Глубокий вдох. Рывок вперёд и укол. Лязг доспехов и хруст костей.
Минус семь.
Подставить копьё под одно лезвие меча, увернуться от второго. Хрустнуло древко, разваливаясь на две половинки в руках, и меч, с треском сломанных рёбер, прочертил ещё одну глубокую рану у меня на груди.
Отшатнувшись назад, я бросил взгляд на два куска глефы со сломанным лезвием в руках. Осмотревшись вокруг, я рванулся в сторону, выхватывая из ножен одного из трупов клинок.
А следом на меня обрушился град ударов от двух оставшихся на ногах бойцов. Летели искры и глухие удары от столкновения клинков, я парировал, изворачивался, пытался атаковать.
Но не выходило. Каждый мой удар встречал блок или пустоту. Удар слева, справа, парировать, увернуться. Лезвие прошло у меня по бедру, взрезая кожу и мышцы. Укол в левое плечо тоже прошёл, кольнув болью.
Взревев, я отшатнулся в сторону и, не обращая внимания на ещё один порез на груди, ударил во всю силу. Лязгнул поднятый для защиты меч противника, но, невзирая на блок, клинок врубился ему в шею. А следом лопнул, оставив у меня в руке кусок лезвия в полметра.
Минус восемь.
Блок, ещё один. Пытаюсь парировать удары оставшегося последним командира, плетущего напротив меня сетку из финтов своим мечом. Не подойти к нему. Страшно. Кровь из ран хлещет, заливает тело, начинает мутнеть в голове. Затягивать бой нельзя.
А враг атакует всё сильнее и быстрее, демонстрируя потрясающее владение мечом, не мне с моими навыками с ним соревноваться. Но я по-прежнему сильнее и быстрее, хоть это преимущество и уменьшается с каждой секундой боя. Так что я шагнул под удар, принимая его на остатки меча в руке.
И пробил лоукик ему в колено, со злой радостью слыша хруст костей. А его меч прошёл мне по лицу, рассекая щёку и неприятно отдаваясь в скуле. Охнув, он попытался отступить, но сломанная нога подвела, и мужчина рухнул на землю. Отбросив его поднятый для защиты меч, я вбил обломки своего клинка ему в лицо.
Минус девять.
Подхватив изрубленный меч из ослабевшей руки врага, я повернулся, ища подранка. Шаг. Ещё один. В глазах начало темнеть.
Нужно дойти! Мне нужно…
Найдя взглядом зажимающего распоротое бедро подранка, я обрушил на него удар.
— Минус десять, — прошептал, пуская пузыри из прорубленной насквозь щеки, и свалился на землю лицом вверх.
Сознания я не потерял. Но потихоньку начала подступать боль от многочисленных ран, и накатила слабость от потери крови. Рядом раздались осторожные шаги, и надо мной склонилось лицо с заплаканными зелёными глазищами.
Надо же, я думал, что она убежит… Однако, с меня начали срезать рубашку и пытаться затыкать ею раны. Когда этого не хватило, она рванула куда-то в сторону, и через пару минут грудь мне начали стягивать порезанным на куски одеялом.
Сознание начало путаться. Вот появилась стража. Раздались какие-то крики, титулы и обещания. Когда я услышал слово деньги, то полез в карман и слабой рукой достал остатки монет. Меня начали шевелить и, кажется, положили на какую-то телегу, попутно перевязав ещё и ногу.
Вот мы куда-то едем, начинает темнеть. Слабость такая, что я просто отключился, изредка приходя в себя. В один момент это переросло в беспокойный сон, из которого вышел только раз, когда мне ко рту поднесли флягу с водой, которую я жадно выпил. Стало полегче, и дальше я спал уже спокойнее.
Проснулся, когда начало темнеть. Я лежал на соломе, накрытый какими-то тряпками, судя по всему, это плащи убитых мной солдат. У меня в ногах сидела девушка и, положив голову на руки, дремала.
Я глубоко вдохнул, поморщившись от боли в груди. И, осторожно сев, опираясь спиной на борт телеги, потянулся к лежащей недалеко фляге с водой. Там оставалось немного, но смочить пересохшее горло, хватило.
— Не думал, что ты очнёшься, — раздался позади голос возничего.
Повернув голову, я смерил взглядом бородатого крестьянина, помыкающего запряжённой гнедой кобылой. Встряхнув головой от его слов, проснулась девушка.
— Меня так просто не убить, — попытался усмехнуться я. Но щеку прострелило болью, и я остановился, только, всё же, спросив: — Что произошло после боя?
— Пришла стража, начала грозить ямой. Но я сказала, что ты не виноват, это пришли за мной и вообще они подданные другой страны. Отстали после того, как забрали трупы. Пригрозили, что будут разбираться, а я уговорила помочь вывезти нас из города, отдав все твои деньги.
Быстро, глотая окончания, начала выплёскивать слова девушка, кивнув на возницу.
— Я довезу вас до ближайшего постоялого двора и высажу — мне лишние проблемы со стражей и местными тварями не нужны, — поспешил добавить к её словам крестьянин.
— Где мы? — тихо спросил я.
— Стража сказала, что ты из деревни охотников, вот в её сторону и едем, — ответила мне девушка, потерев заспанное лицо.
Я кивнул и, устроившись поудобнее, задремал опять. Очнувшись уже в сумраке, когда мы остановились возле постоялого двора и девушка толкнула меня в плечо.
— Договорись о паре дней простоя и о тряпках для перевязки, — попросил я, как только мы остановились у ворот.
Она пожевала губу, бросила взгляд на свою лошадку, которая весь путь шла за телегой, и пошла в здание постоялого двора. Я проследил, как возница привязал её кобылу к коновязи, а после поднял на меня задумчивый взгляд. Явно думая, как спустить такую тушу на землю в одиночку.
— Я сам, — буркнул и, несмотря на боль, поставил ноги на землю и выпрямился, пытаясь остановить головокружение.
Пришлось переждать, опираясь на борт телеги. А после сделать первые несколько шагов. Было больно, из-под повязок пошла кровь. Но до входа я дошёл сам. А там, опёрся на плечо подскочившей девушки и через несколько минут оказался на полу в выделенной нам комнате.
— Дурак, ты зачем сам пошёл? Раны все открылись! Что за тупость? — продолжала возмущаться девушка.
Не слушая причитания, я спросил:
— Ты умеешь шить?
Она остановилась на середине фразы и недоумённо ответила:
— Да. А что?
— Принеси воды, кипятка, будешь меня штопать.
— Я не лекарь! Я не умею! Ты можешь умереть!
— Я мутант скверны. Меня сложно убить. Делай!
Спорить дальше сил не было. Но, слава богу, она поднялась и вышла, выполняя мою команду. А я ненадолго выключился, очнувшись уже в полутьме при свете свечей. Стояла пара вёдер с водой, кружка кипятка, моток тонких ниток и страшновато выглядящая иголка.
— Нитку с иголкой в кипяток, — попросил я девушку.
А сам начал отдирать те куски ткани, что затыкали мои раны.
— Сука… — протянул я, смотря на свою грудь.
Рассечённые грудные мышцы, под которыми были видны ребра. В том числе и одно сломанное. Плечо, нога. На мне буквально не было живого места. Всё это в кусках ткани, грязи и засохшей крови.
— Раны промыть. Лишнее убрать и отрезать. Потом зашить, — очертил я фронт действий.
— Если ты помрёшь, я не виновата, — сплюнула слова побледневшая аристократка, но, всё же, несмотря на подрагивающие руки, достала нож и принялась за работу.
А я уплывал в беспамятство, из которого меня вырывали только всплески боли. Вот она промыла раны, срезала куски мёртвой плоти и, стянув края страшно выглядящей раны, начала шить. Было так больно, что я иногда подвывал, когда был в сознании. А ближе к концу экзекуции я велел стянуть мне потом грудь поплотнее бинтами и выключился.
Несколько раз за ночь просыпался от боли, пил воду, засыпал снова. Поднялась температура, грудь жгло огнём. Я начал теряться во времени и пространстве. Меня поили, вытирали выступившую кровь, сукровицу и пот. Становилось немного легче, и я засыпал снова.