Через два вечера после этого, благодаря письменному соглашению и обещанию солидного гонорара, я узнал, что мадам Вульпес ждет меня в своей резиденции одна. Она была женщиной с грубыми чертами лица, с проницательными и довольно жестокими темными глазами и чрезвычайно чувственным выражением вокруг рта и нижней челюсти. Она приняла меня в полной тишине, в квартире на первом этаже, очень скудно обставленной. В центре комнаты, рядом с тем местом, где сидела миссис Вульпес, стоял обычный круглый стол из красного дерева. Если бы я пришел с целью прочистить ее камин, женщина не могла бы выглядеть более равнодушной к моей внешности. Не было никакой попытки внушить посетителю благоговейный трепет. Все было простым и практичным. Очевидно, что общение с духовным миром было для миссис Вульпес таким же привычным занятием, как обед или поездка в омнибусе.

— Вы пришли для общения, мистер Линли? — сказал медиум сухим, деловым тоном.

— По предварительной записи — да.

— Какого рода общение вы хотите — письменное?

— Да, я бы хотел, чтобы все было записано.

— От какого-то конкретного духа?

— Да.

— Вы когда-нибудь знали этого духа на этой земле?

— Никогда. Он умер задолго до моего рождения. Я просто хочу получить от него некоторую информацию, которую он в состоянии предоставить лучше, чем кто-либо другой.

— Не могли бы вы сесть за стол, мистер Линли, — сказал медиум, — и положить на него руки?

Я повиновался, миссис Вульпес сидела напротив меня, тоже положив руки на стол. Мы оставались так примерно полторы минуты, когда последовала череда яростных ударов по столу, по спинке моего стула, по полу прямо у меня под ногами и даже по оконным стеклам. Миссис Вульпес сдержанно улыбнулась.

— Они сегодня очень сильные, — заметила она. — Вам повезло.

Затем она продолжила:

— Будут ли духи общаться с этим джентльменом?

Энергичное подтверждение.

— Будет ли конкретный дух, с которым он хочет поговорить, общаться?

Последовавший за этим стук несколько смутил даму.

— Я знаю, что они имеют в виду, — сказала миссис Вулпс, обращаясь ко мне. — Они хотят, чтобы вы записали имя конкретного духа, с которым вы хотите поговорить. Это так? — добавила она, обращаясь к своим невидимым гостям.

То, что это было так, было очевидно из многочисленных подтверждающих ответов. Пока это продолжалось, я вырвал листок из своей записной книжки и нацарапал имя под столом.

— Будет ли этот дух общаться письменно с этим джентльменом? — снова спросила медиум.

После минутной паузы ее руку, казалось, охватила сильная дрожь, дрожь такая сильная, что стол завибрировал. Она сказала, что дух схватил ее за руку и будет писать. Я протянул ей несколько листов бумаги, лежавших на столе, и карандаш. Последний она свободно держала в руке, которая вскоре начала двигаться по бумаге странным и, казалось бы, непроизвольным движением. По прошествии нескольких минут она протянула мне бумагу, на которой я обнаружил написанные крупным, неровным почерком слова: «Его здесь нет, но за ним послали». Последовала минутная или около того пауза, в течение которой миссис Вульпес хранила полное молчание, но стук продолжался через равные промежутки времени. Когда короткий период, о котором я упоминаю, истек, рука медиума снова была охвачена конвульсивной дрожью, и она написала, под этим удивительным воздействием, несколько слов на бумаге, которую она передала мне. Они заключались в следующем:

— Я здесь. Спрашивайте меня.

«Левенгук.»

Я был поражен. Имя было идентичным тому, что я написал под столом и тщательно скрывал. Также было маловероятно, что такая необразованная женщина, как миссис Вульпес, должна знать даже имя великого отца микроскопии. Возможно, это была биология; но эта теория вскоре была обречена на несостоятельность. Я написал на своем бланке, все еще скрывая его от миссис Вульпс, серию вопросов, которые, чтобы никого не утомлять, я помещу вместе с ответами в том порядке, в котором они возникли:

Я. — Можно ли довести микроскоп до совершенства?

Дух — Да.

Я. — Суждено ли мне выполнить эту великую задачу?

Дух. — Ты можешь.

Я. — Я хотел бы знать, как действовать для достижения этой цели. Ради любви, которую вы питаете к науке, помогите мне!

Дух — Алмаз в сто сорок карат, подвергнутый воздействию электромагнитных токов в течение длительного периода, претерпит перестройку своих атомов между собой, и из этого камня вы сформируете универсальную линзу.

Я. — Будут ли великие открытия результатом использования такой линзы?

Дух — Настолько великие, что все, что было раньше — ничтожно.

Я. — Но преломляющая способность алмаза настолько велика, что изображение будет формироваться внутри линзы. Как преодолеть эту помеху?

Дух — Проткните линзу через ее ось, и трудность устранена. Изображение будет формироваться в проколотом пространстве, которое само по себе будет служить трубкой для просмотра. Теперь меня зовут. Спокойной ночи.

Я вообще не могу описать эффект, который оказали на меня эти необычные сообщения. Я был совершенно сбит с толку. Никакая биологическая теория не могла объяснить открытие линзы. Медиум могла бы, благодаря биологическому взаимопониманию с моим разумом, зайти так далеко, чтобы читать мои вопросы и связно отвечать на них. Но биология не могла позволить ей обнаружить, что магнитные токи могут так изменить кристаллы алмаза, чтобы исправить его прежние дефекты и допустить его полировку в идеальную линзу. Возможно, какая-то подобная теория приходила мне в голову, это правда, но если даже так, я ее давно забыл. В моем возбужденном состоянии ума не оставалось другого пути, кроме как стать новообращенным, и в состоянии самой болезненной нервной экзальтации я покинул дом медиума в тот вечер. Она проводила меня до двери, надеясь, что я остался доволен. Стук преследовал нас, пока мы шли по коридору, отдаваясь от балясин, пола и даже дверных косяков. Я поспешно выразил свое удовлетворение и поспешно вышел на прохладный ночной воздух. Я шел домой, и мной владела только одна мысль — как получить алмаз требуемого огромного размера. Всех моих средств, умноженных в сто раз, было бы недостаточно для его покупки. Кроме того, такие камни редки и становятся историческими. Я мог найти такой только в регалиях восточных или европейских монархов.

Когда я вошел в свой дом, в комнате Саймона горел свет. Смутный импульс побудил меня навестить его. Когда я без предупреждения открыл дверь в его гостиную, он склонился спиной ко мне над лампой Карселя, очевидно, занятый тщательным изучением какого-то предмета, который он держал в руках. Когда я вошел, он внезапно вздрогнул, сунул руку в нагрудный карман и повернулся ко мне с пунцовым от смущения лицом.

— Что? — воскликнул я. — Изучаешь миниатюру какой-то прекрасной леди? Ну, не красней так сильно, я не буду просить рассмотреть ее.

Саймон довольно неловко рассмеялся, но не произнес ни одного из обычных в таких случаях отрицающих протестов. Он попросил меня присесть.

— Саймон, — сказал я, — я только что от мадам Вульпес.

На этот раз Саймон побелел как полотно и казался ошеломленным, как будто его внезапно ударило электрическим током. Он пробормотал несколько бессвязных слов и поспешно направился к небольшому шкафу, где обычно хранил спиртные напитки. Хотя я был поражен его эмоциями, я был слишком занят своими собственными мыслями, чтобы обращать внимание на что-то еще.

— Вы говорите правду, когда называете мадам Вульпес дьявольской женщиной, — продолжил я. — Саймон, сегодня вечером она рассказала мне удивительные вещи, или, скорее, была средством рассказать мне удивительные вещи. Ах, если бы я только мог достать бриллиант весом в сто сорок карат!

Едва вздох, с которым я произнес это желание, замер на моих губах, как Саймон, с видом дикого зверя, свирепо посмотрел на меня и, бросившись к каминной полке, где на стене висело какое-то иностранное оружие, схватил малайский крис и яростно замахал им перед собой.