Я ответил кивком. Я был так обеспокоен реакцией профессора, что не мог вымолвить ни слова.

Уэллс заметил мое замешательство. Чтобы спасти ситуацию, он добавил:

— Конечно, есть одна вещь, которую он точно понял, что вы величайший гений этого и любого другого поколения, и что ваше изобретение — самая удивительная вещь …

— Прекратите, прекратите, — прервал его профессор, смеясь над искренностью энтузиазма Уэллса. — Давайте не будем преувеличивать. Я не нашел ничего нового, я только применил старые и хорошо известные открытия к практической и полезной цели.

Затем продолжил, обращаясь ко мне:

— Молодой человек, вы много знаете о рентгеновских лучах?

Знал ли я! Прежде чем отправиться в свое приключение, я просмотрел все книги, которые могли просветить меня на предмет изобретения профессора Мэтисона. Но я ответил нерешительно.

— Ну, я помню, что они возникают в результате электрического разряда, пропущенного через трубку, из которой был выпущен воздух.

— Точно! Теперь я нашел новое применение этим лучам. Я нашел практический способ наэлектризовать воздух на обширной территории с помощью одной трубки, которая не сильно отличается от той, которую представил Портер. В моем изобретении нет ничего принципиально нового.

— Профессор, вы слишком скромны, — прервал Уэллс.

— Я говорю вам правду, и я могу это доказать. Подойди сюда, и я вам кое-что покажу.

Мы вернулись в гостиную. Профессор обратил наше внимание на два сферических стакана диаметром около шести дюймов на расстоянии четырех футов друг от друга, установленных на подставках.

— Это миниатюрные модели аппарата, который я разместил в башнях — ничего, кроме трубки Портера, с одним или двумя изменениями. Как вы можете видеть, катод тот же: сегмент полой сферы. Антикатод также соединен с анодом, но вместо платины или тантала я использую композицию моего изобретения, на которую не влияет экстремальный нагрев разряда. Трубка, вместо того, чтобы быть пустой, как обычно, содержит газообразное вещество, о котором я умолчу. И обычная индукционная катушка с ртутным прерывателем производит разряд. Обычная ионизация газа происходит из-за расщепления атомов этого газа, что приводит к отделению электронов, составляющих атомы. Каждый электрон несет постоянный отрицательный заряд, в то время как оставшаяся часть атома ведет себя как положительный ион, причем единицы заряжены положительно, но с массой, которая велика по сравнению с массой отрицательных ионов. Вы меня понимаете?

— Да, — ответила я, в то время как Уэллс уставился на меня, чтобы выяснить, искренен ли я в своем «да».

Возможно, мое «да» прозвучало не так убедительно, как должно бы. Даже профессор, казалось, заметил это.

— Возможно, вы не в курсе последних исследований в этой области, — продолжил он. — Но я могу рассказать вам сейчас кратко в чем заключается практическое приминение. Одна из этих трубок ионизирует окружающий воздух, а положительные ядра притягиваются второй трубкой, которая ионизирует воздух не меньшим, а большим количеством отрицательных электронов. Вот и все.

Профессор замолчал, как будто он закончил. Я посмотрел на него в напряжении, а Уэллс продолжал смотреть на профессора и на меня с явным замешательством. Наконец Уэллс заговорил.

— Но как насчет ветров?

— Вот, положите свою руку сюда, — сказал изобретатель, держа руку старателя на уровне рентгеновских трубок как раз посередине между ними.

Профессор повернул выключатель на столе. В обеих трубках появилось голубоватое свечение, искрящееся, танцующее, в то время как четкие, короткие разряды звучали в быстрой последовательности. Уэллс резко отдернул руку.

— Я чувствую дуновение ветра, — воскликнул он.

Я расположил свою руку там же, где он держал свою, и тоже почувствовал легкий ветерок, дующий на мою ладонь.

— Это воздух, наэлектризованный трубкой слева и сильно притягиваемый трубкой справа, — объяснил профессор. — Вот основа моего изобретения.

— А башни, которые вы возвели?

— Они служат для проведения того же эксперимента в большем масштабе. На каждой башне установлена рентгеновская трубка, достаточно большая, чтобы ионизировать воздух в радиусе двух миль, если мои расчеты верны.

— И что вы намерены с ними делать? — спросил я.

— Я хочу испытать их максимальную эффективность. Я воздвиг тридцать башен в этой пустыне с интервалом в две мили, покрывая, таким образом, пятьдесят восемь миль по прямой через равнины.

— Вся ли работа закончена?

— Да, она была завершена неделю назад, но нам пришлось отложить наш тест до тех пор, пока все и вся не будет устранено. Нам придется снести все хижины, которые мы построили для рабочих, все маленькие домики, которые вы видели здесь, кроме этого, который был специально построен с массивными каменными стенами и низкой крышей. Видите ли, я должен принять все меры предосторожности, потому что трудно предвидеть скорость ветра, который будет создан во время испытаний. Еще через пару дней все будет расчищено, и все люди и животные отправятся в безопасное место в каньонах. Я останусь здесь с Картером, моим главным инженером, и начну испытания.

— Вам нужен кто-нибудь в башнях?

— Нет, я полностью контролирую их из этого дома — с этой скамейки в соседней комнате.

Мы снова зашли в комнату с аккумуляторными батареями, и я вновь увидел скамейку под открытым окном.

— Вы видите эти переключатели? — спросил профессор, указывая на скамейку. — С их помощью я регулирую разряды во всех башнях.

— И зачем вы все это делаете? — спросил я.

— Чтобы вызвать ветер, конечно.

— Ветер?

— Да.

— Вы же не собираетесь продавать ветер, не так ли?

— Я безусловно это сделаю.

— Бог знает, что в мире много бесплатного ветра.

— Да, но не всегда такой ветер, какой вы хотите, и не тогда, когда вы этого хотите. Если испытания, которые я собираюсь начать здесь через пару дней, будут успешными, а я уверен, что так и будет, через пять лет все Соединенные Штаты будут густо усеяны моими башнями, рядами, которые будут тянуться во всех направлениях от Атлантики до Тихого океана, от Канады до Мексики, в бесчисленных параллельных рядах, которые покроют всю страну — и в конечном счете покроют все другие континенты и весь земной шар от полюсов до экватора.

— Просто чтобы создать ветер?

— Да, чтобы искусственно создавать ветра.

— Для какой-либо практической пользы?

— Для величайшего блага, о котором когда-либо мечтал человек, — воскликнул изобретатель, размахивая обеими руками и торжествующе улыбаясь.

Затем он продолжил:

— Когда мне удастся по желанию вызвать поток воздуха из любого места в любое место, я буду контролировать ветры, а вместе с ветрами облака, а вместе с облаками дождь. Теперь ты видишь? Я буду регулировать времена года. Я буду регулировать климат. Вы знаете, что это значит? Это означает превращение земли в настоящий рай. Я сделаю холодные регионы теплыми, нагнетая горячие ветры с юга, и я сделаю жаркие места прохладными, посылая свежий воздух с севера. Температура будет равномерной в течение всего года. Юма в Аризоне больше не будет жариться при 120 градусах в тени, а Гавр в Монтане не замерзнет при 48 градусах ниже нуля.

— Но это не просто температура. Знаете ли вы, сколько людей в нашей стране, на Востоке, в Африке, да и во многих местах мира, страдают от невыразимых мучений из-за нехватки воды и с пересохшим горлом месяцами молятся о облаке с пылающих небес и ждут когда, наконец, облако, благословенное как избавитель, поднимается на горизонте, и пойдет дождь, дав немного воды, собранной с большой осторожностью в колодцах, в шкурах, в вазах, горячей, грязной, вонючей и полной микробов? Эти люди перестанут страдать. Телеграмма в мое центральное метеорологическое управление побудит меня послать им с севера столько дождя, сколько им нужно, а когда у них будет достаточно, еще одну телеграмму — и облака рассеются, а небо снова станет ясным.