Внезапное восклицание Хейзена испугало меня. Я поднял глаза. Прямо впереди поднимался крутой горный склон над карьером. Чтобы преодолеть его, мы должны подниматься гораздо быстрее, чем мы это делали.

«Должно быть, лопасти раскололись!» — выпалил Хейзен. «У нас ничего не получается. Не могу ее раскачать. Руль заклинило. Соберите все, что сможете найти и выбрасывайте за борт. Поторопитесь, или мы разобьемся!»

Перед нами вырисовывалась неровная скалистая стена. Мы мчались навстречу своей гибели со скоростью молнии. После слов Хейзена я схватил все, что смог найти, и выбросил это за борт. Коробка с провизией, набор инструментов, кожаная куртка, термос, фляги, автоматический пистолет и патронташ — все ушло. Я поднял глаза. Мы поднимались быстрее. Еще несколько фунтов за борт, на несколько футов выше, и мы были бы свободны. Было ли что-нибудь еще, что я мог бы выбросить? Я лихорадочно искал. Я увидел предмет, похожий на банку, покоящийся на раме. Я решил было не трогать бензин, но топливо сейчас не имело никакой ценности. С усилием я вытащил ее. Я поднял ее и швырнул вниз.

С внезапным рывком самолет рванулся вверх. Снизу донесся ужасающий приглушенный рев, и, имея в запасе всего один ярд, мы поднялись над краем кратера.

«Господи, ты, должно быть, сбросил эту старую бомбу!» — воскликнул Хейзен. «Сотрясение высвободило руль».

Я взглянул за борт. Далеко внизу облако дыма и пыли медленно дрейфовало в сторону, обнажая свежие руины акведука, разрушенного и разбитого. Из отверстия в склоне горы мощным потоком воды вырывался стремительный, рвущийся поток. Бомба угодила прямо в карьер. Акведук упал, толчок открыл ворота озера, и все огромное водохранилище кратера мощным потоком хлынуло через долину.

Хейзен развернул самолет по широкой дуге. «Бедняги!» — пробормотал он, когда мы парили над обреченным городом.

Зеленая равнина уже мерцала отблесками воды. Мы могли видеть обезумевших людей, бегущих и карабкающихся по лестницам. Мы снова кружили и кружили высоко над ними, и теперь над потоком воды были только крыши домов. Вскоре они тоже скрылись из виду, и над залитыми солнцем водами остался только жертвенный камень.

«Все кончено!» — воскликнул Хейзен, и, направляясь на север, мы помчались за пределы окружающих горных склонов.

Теперь под нами был лес, и с содроганием я узнал в нем ту смертоносную, кошмарную рощу деревьев-людоедов. Зачарованный, я посмотрел вниз, и вдруг со склона горы позади нас вырвался пенистый желтый поток. Давление наводнения было слишком велико. Переполняющие воды выломали каменную дверь туннеля, по которому я попал в эту невероятную долину. На моих изумленных глазах разрушительный потоп пронесся вниз по склону. Я видел, как чудовищные деревья дрожали, раскачивались и рушились перед непреодолимой силой. Они уступили дорогу и, как спички, полетели вниз по склону, кувыркаясь и подпрыгивая.

Мы поднимались все выше и выше. Заполненный водой кратер теперь был всего лишь серебристым озером. Склон, по которому я бежал спасаясь от хищных, кровососущих деревьев, был голым, красная земля была глубоко изрезана стремительным потоком, который протекал по нему. Далеко на западе мерцала синева Тихого океана. Как огромная карта, Дариен расстилался под нами. Мы мчались на север. Перед нами была цивилизация. Позади нас смерть и разрушения. Деревья-людоеды остались в прошлом. Затерянный город был потерян навсегда.

У моего спутника были три отличительные черты, которые меня озадачивали. Первым был резкий контраст между его изысканными манерами и потрепанной одеждой, что заставило меня заподозрить, что он был обычным старателем не больше, чем я, хотя он, несомненно, чувствовал себя более комфортно в этой одежде и в таком месте. Мне пришло в голову, что его маскировка преследовала ту же цель, что и моя, и что мы оба были вовлечены в одно и то же приключение. Это предположение одновременно забавляло и раздражало меня.

Я наблюдал, как он раскачивался из стороны в сторону, пока его лошадь, чуть впереди моей, осторожно спускалась по опасному склону.

Его второй особенностью был мешок, привязанный к спине. Этот мешок был небольшим, но тяжелым, как я судил по усилиям, которые он время от времени проявлял, водружая его на плечи. Что меня озадачило, так это то, что он нес эту ношу на спине, когда он мог легко привязать ее к седлу.

Его третьей особенностью, которая первой бросилась мне в глаза, была его удивительно длинная верхняя губа. Я был уверен, что однажды уже видел эту губу гориллы. Но где и когда?

Мы встретились в паре миль от Риолита. Там я сменил свой автомобиль на лошадь — не потому, что автомобиль не смог бы преодолеть шестнадцать миль Пограничного каньона, от вершины Похоронного хребта до Пустынной долины, а потому, что лошадь больше подходила для моей маскировки. Узнав, что мы направляемся в одно и то же место, мы договорились путешествовать вместе.

Когда мы достигли «Дыры в скале», небольшого источника, пробивающегося из Каньона, мы спешились, чтобы напоить лошадей и наполнить наши фляги. Затем мы присели отдохнуть на валун малапаис, затененный гигантским кактусом.

— Мы ехали два часа, — сказал он, взглянув на часы.

У его часов был брелок, а на брелке висела подвеска с эмблемой братской ложи.

В моей памяти вспыхнуло имя.

— Ваша фамилия Уэллс? — спросил я.

— Да, — ответил он в изумлении. — Откуда вы знаете?

— Три года назад я отправился на неделю из Сан-Франциско в Лос-Анджелес. Однажды ночью я посетил ваш домик. Вы были одним из двух, назначенных для проверки моих полномочий и проведения ритуального экзамена, прежде чем я смог получить допуск.

— Точно! — и он сердечно пожал мне руку.

Как только Уэллс убедился, что может мне доверять, он стал настолько общительным, что его сумка перестала быть загадкой. Он сказал с улыбкой:

— Если бы я сказал вам, что я старатель, охотник за золотом, когда вы увидели меня в вечернем платье в ложе, вы бы не поверили мне.

— Это правда, мое представление о золотоискателе несколько иное.

— Ну, — объяснил он, — добыча полезных ископаемых для меня — это спорт, хобби, страсть. В Калифорнии золото на каждом холме, стоит человеку взглянуть на желтое вещество на дне кастрюли, и он старатель на всю жизнь. Золотая лихорадка захватывает разум сильнее, чем алкоголь или морфий.

— Временами я возвращался в город — в бизнес по продаже недвижимости, но вскоре моя старая страсть взяла надо мной верх. И снова я обнаруживал, что блуждаю в этих горах, ищу, думаю, надеюсь, мечтаю только о золоте, золоте, золоте. Но на этот раз, слава Богу, я могу уволиться навсегда.

— Потеряли надежду?

— Нет, я кое-что нашел.

— Золотая жила?

— Нет, драгоценные камни — рубины — просто посмотрите!

Он снял с плеча сумку, положил ее на колени и открыл, показывая содержимое. Я увидел множество камней, как больших, так и маленьких. Уэллс выбрал два самых больших камня, каждый размером с яйцо.

— Вы видите это? Только эти два могут стоить 100 000 долларов. Всего в этой сумке, я думаю, у меня больше 400 000 долларов.

— Возможно ли это? — сказал я тоном, который выдавал мой скептицизм.

— Вы что-нибудь знаете о драгоценных камнях? — спросил он.

Я признался, что я в этом профан.

— Ну, я знаю, например, что рубины встречаются реже, чем алмазы. Самые большие, импортируемые в эту страну, не достигают размера самого маленького в этой сумке.

— Конечно, когда они огранены и отполированы, они будут намного более ценными. Но посмотрите на эту вещь такой, какая она есть. — Он держал большой камень против света, близко к моим глазам. — Вы никогда не найдете других рубинов, таких прозрачных и насыщенного красного цвета.