Стремясь предотвратить окончательную гибель гарнизона, полковники прибегли к мерам, поразившим даже видавших виды мародеров. Они распорядились вывести из тюрем всех пленных, забить их насмерть и отдать на съедение гайдукам.

Начав с пленных, солдаты, обезумевшие от голода, стали убивать друг друга. Полковник Будила пометил в своих записках, что в дни ужасного голода его «пехота сама себя съела и ела других, ловя людей». Признание это тем более важно, что оно исходило от одного из командиров осажденного гарнизона.

Пополненный гайдуками польский гарнизон насчитывал около трех тысяч человек. Спустя два месяца в нем осталось не более полутора тысяч человек, но и те утратили боеспособность.

Гонсевский требовал, чтобы патриарх Гермоген отлучил от церкви вождей нижегородского ополчения. Но глава церкви отлучил «окаянных московских изменников». В наказание он был заточен в подземную тюрьму в Чудовом монастыре. Его сторожили приставы. Когда Гермоген умер, повсюду распространились слухи, что первосвященника уморили мученической смертью. Но наибольшего доверия заслуживает версия «Сказания о пресвятейшем Гермогене». Автор Сказания знал точную дату смерти патриарха— 17 февраля 1612 года — и рассказал о его последних днях с наибольшими подробностями. Патриарх умер от голода, хотя ему и не было отказано в пище. Приставы доставляли мученику «на неделю сноп овса и мало воды». Гермогену минуло восемьдесят лет, и его физические силы были истощены. Он не выдержал тюремного заключения.

Смерть Гермогена произвела сильное впечатление на осадных сидельцев. Гибель пастыря нанесла удар честолюбивым замыслам Романовых.

Первоначально командование гарнизона старалось удержать в Кремле членов семей бояр, дворян и гостей в качестве заложников. Но когда в крепости усилился голод, полковник Струсь решил избавиться от лишних ртов.

В операции участвовал сам Струсь с наемными солдатами, а из русских — думный дворянин и казначей Федор Андронов и думный дворянин и ловчий Иван Безобразов.

Они обходили русские дворы в Кремле и Китай-городе и повсюду проводили обыск. Покидая дом, агенты Семибоярщины уводили с собой престарелых мужчин, женщин и детей.

Польское командование объявило о повсеместной реквизиции продовольствия. Дело не ограничилось продовольствием. В обстановке страшного голода те, за кем стояла сила, творили любые беззакония. Лица, проводившие обыски в домах, забирали вместе с продуктами золото, серебро, жемчуг, парчу и прочие ценности.

После смерти Гермогена его преемником стал грек Арсений, служивший при царских гробах в Архангельском соборе в чине архиепископа. Арсений служил Гонсевскому не за страх, а за совесть. Он побуждал к сдаче защитников Смоленска, сыпал проклятия на головы земских людей. Пришел день, когда грек с горечью записал в своем дневнике: «Староста Струсь с воинами и с русскими с Федором Андроновым и Иваном Безобразовым изгнали из Москвы всех немощных — старцев, жен, мальчиков и девочек, отняли у русских всякий провиант, вещи — серебро, золото, одежды золототканые и шелковые, отняли все доходы и у блаженнейшего архиепископа архангельского и немало вещей и денег».

Невзирая на заслуги перед поляками, глава церкви Арсений подвергся насилию и грабежу.

Лишь немногие из русских бояр осмелились протестовать против произвола поляков. Известно, что под стражу был взят член Семибоярщины князь Иван Васильевич Голицын. Но дисциплина в польском гарнизоне давно рухнула, и верные слуги царя Владислава дрожали за свою жизнь.

Мародеры не оставили в покое даже главу Семибоярщины. Двое солдат пробрались в дом Мстиславского и в поисках пищи перевернули там все вверх дном. Боярин принялся усовещивать их, но получил такой удар по голове, что едва не умер. Струсь велел повесить мародеров, которые зашли слишком далеко. Но их казнь уже не поправила дело.

Избивая боярина, грабители, сами того не подозревая, оказали ему неоценимую услугу. Пособник иноземных завоевателей использовал увечья, чтобы предстать перед соотечественниками в качестве жертвы. Прошло совсем немного времени, и боярин объявил Пожарскому, что в Кремле он находился неволею и «литовские люди били его чеканами и голова у него во многих местах избита». Боярин лгал: его ранили не чеканами, а обломком кирпича. Памятный удар вразумил удельного князя и поставил последнюю точку в истории Семибоярщины.

Современники упоминали о притеснении Романовых. Очевидно, они подверглись грабежу наряду с Мстиславским и главой церкви Арсением.

Старица Марфа и Михаил Романов покинули Кремль вместе с другими выселенными семьями.

Снедаемые страхом за своих ближних, Мстиславский, Романов и прочие члены боярского правительства направили особое послание Пожарскому. Бояре умоляли, чтобы земские ратные люди приняли без позора членов их семей.

Еще во времена Ляпунова казаки и московский «черный» люд требовали сурового наказания изменных бояр и членов их семей. И теперь казаки, узнав о предстоящем исходе боярынь из Кремля, предложили отобрать у них все имущество.

Однако Пожарский позаботился о том, чтобы принять боярские семьи с подобающей честью. Он лично выехал к крепостным воротам и провожал толпу женщин и детей в земский лагерь. Там беженцев разобрали к себе земские дворяне и посадские люди по родству и свойству.

Можно предположить с большой долей вероятности, что Марфу забрал к себе ее племянник Борис Салтыков, служивший в земской рати Пожарского.

Голод в Кремле усиливался, смерть косила гарнизон. Надежды на помощь «царя» Владислава иссякли. Полковникам пришлось подумать о спасении собственной жизни и оставшихся в живых солдат гарнизона.

22 октября 1612 года Семибоярщина и поляки начали мирные переговоры с земскими воеводами. Переговоры не ладились с первых дней. Русские требовали безоговорочной капитуляции. «Рыцарство» еще не окончательно рассталось с прежним гонором и требовало различных уступок.

Кто знает, сколько времени продолжались бы переговоры, если бы в дело не вмешался народ. Казаки первыми потеряли терпение. Они ударили в колокола и, подняв хоругви, пошли «силою великой» к стенам Китай-города. Действия казаков застали врасплох и «литву», и земских воевод. Когда воеводы съехались для переговоров с неприятелем, записал летописец, «и в ту пору некий человек кликнул казаков, стоявших на Кулишках у храма всех Святых на Ивановском лужку». В своих записках полковник Будила подтвердил, что русские пошли на приступ с батарей Трубецкого.

Казаки много раз штурмовали Китай-город. Они пролили много крови на приступах. На этот раз удача сопутствовала им. Приставив лестницы, ратные люди во многих местах взобрались на крепостную стену. Наемники дрогнули и бежали в Кремль.

Поражение окончательно подорвало моральный дух гарнизона. Полковники поторопились завершить переговоры о сдаче. На этот раз делегацию гарнизона возглавил полковник Струсь, а боярское правительство представлял Мстиславский. Они выходили из Кремля в «застенок» для встречи с Пожарским и Трубецким. Забыв о прежней гордости, Мстиславский повинился, бил челом всей земле.

В тупике у закопченной кремлевской стены Пожарский достиг соглашения с боярским правительством, которое определило будущее царского трона. Компромисс казался неизбежным. Земские руководители не могли без примирения со знатью достигнуть давней цели — избрать государя.

Мир с думой не был результатом свободного выбора. Из Речи Посполитой поступали сведения о больших военных приготовлениях. Королевич Владислав поднялся в поход, чтобы занять московский трон. Россия не могла окончательно избавиться от иноземного царя, пока Боярская дума поддерживала его как законного главу государства.

После трехдневных переговоров земские вожди и боярское правительство заключили договор и скрепили его присягой. Бояре получили гарантию того, что им будут сохранены их родовые наследственные земли. Сделав уступку знати, вожди ополчения добились огромного политического выигрыша. Боярская дума, имевшая значение высшего органа монархии, согласилась аннулировать присягу Владиславу и порвать всякие отношения с Сигизмундом III. Земские воеводы молчаливо поддержали ложь, будто «литва» держала бояр в неволе во все время осады Москвы.