Польские сенаторы предложили свои условия соглашения о Смоленске. Суть их сводилась к следующему. Король снимет осаду, когда смоляне принесут повинную и исполнят его требования, а именно: впустят в крепость 350 солдат, выставят у ворот смешанную стражу из поляков и русских, передадут второй комплект ключей от города в руки начальника польского отряда. Смоленск останется в составе Русского государства временно, до заключения окончательного договора. Город должен возместить все убытки, понесенные королевской казной во время полуторагодичной осады Смоленска.

Шеин созвал земских представителей и весь народ для обсуждения предложений Сигизмунда. Лишь немногие высказались за прекращение сопротивления. Но среди них был местный архиепископ. «Что меч не истребил, то поветрие истребляет, — заявил он, — лучше нам поддаться за присягою их, хотя бы нас потом перебили». Даже архиепископ не верил тому, что после сдачи Сигизмунд пощадит жителей.

Собравшиеся на площади перед воеводской избой хорошо понимали, что речь идет о сдаче крепости неприятелю. Собор подтвердил, что 200 солдат будут допущены в город лишь после того, как Сигизмунд выведет все свои войска из пределов России.

Великий посол Филарет был потрясен, узнав о сожжении Москвы. Его худшие опасения оправдались. 8 апреля канцлер Сапега сообщил послам, что патриарх Гермоген посажен под стражу на подворье Кирилло-Белозерского монастыря в Москве. Романов, обливаясь слезами, заявил: «припомните наши слова, мы на всех съездах говорили, чтобы королевское величество велел все статьи утвердить по своему обещанию и по договору, иначе людям будет сомнение и скорбь».

Обсуждая вопрос, что делать дальше, Филарет сказал, что защитники Смоленска ни за что не откроют ворота, узнав о том, что поляки выжгли столицу. Он предложил, чтобы король подтвердил статью договора о Смоленске и точно назначил время отхода своего в Польшу. Со своей стороны Филарет обещал уведомить об этом патриарха, бояр и всех людей Московского государства, чтобы прекратить боевые действия и прислать для новых переговоров «людей изо всех чинов».

Пять дней спустя послов взяли под стражу и повезли как арестантов в Польшу.

Послы прибыли в лагерь в сопровождении огромного обоза. Из лагеря их отправили на нескольких судах. Припасы, не поместившиеся в трюмах, были выброшены за борт. Вещи получше присвоены приставами. Оказавшие сопротивление слуги перебиты.

На корабле, перевозившем послов и дворян, караул несли солдаты с заряженными ружьями. Людей, служивших послам, везли на двух отдельных судах.

Пленников провезли через Минск и Вильнюс и доставили в Каменку под Львовом. Там для надзора за ними был оставлен пристав Мясковский.

Переход на сторону короля сулил Романову свободу, почести, возвращение из плена на родину. Но он, как и князь Василий Голицын, не поддался давлению со стороны поляков и Семибоярщины.

Царь Владислав дал свое толкование поведению митрополита. В 1616 году в окружной грамоте он писал, что Филарет, будучи послом, якобы нарушил данный ему наказ, потому что «прочил и замышлял на Московское государство сына своего Михаила».

Рискуя карьерой и головой, Филарет продолжал настаивать на выполнении договора о личной унии России и Речи Посполитой. Между тем уния грозила обратиться в жестокое завоевание.

Михаил, воспитанный в правилах Домостроя, в почтении к отцу, с детских лет был насильственно разлучен с родителем. Налицо были обстоятельства, осложнявшие взаимоотношения в романовской семье.

Попав в плен к тушинцам, Филарет и его сын оказались в разных лагерях, разделенных войной. Окружение Михаила не могло одобрять действия «воровских» войск, осаждавших Москву по благословению Романова-старшего. Ситуация повторилась, когда митрополит попал в плен к полякам. Михаил Романов испытывал страх перед мятежным народом. Филарет стоял у колыбели земского бунта.

Романов-младший, находясь в осажденной столице, разделял настроения среды, в которой ему пришлось жить. Олицетворением этой среды были первые сановники государства в лице Федора Мстиславского, дяди Ивана Никитича и других членов Семибоярщины.

Выработать свое особое отношение к боярскому правительству Михаилу едва ли было под силу. Его первая служба, связанная с наступлением совершеннолетия, была служба царю Владиславу.

Филарет не побоялся пойти против течения и оказал неповиновение Семибоярщине.

Земское движение набирало силу. Не позднее 23 марта в предместья Москвы прибыл Прокофий Ляпунов с рязанцами. Заруцкий с казаками и Трубецкой со служилыми людьми запоздали, но ненадолго.

Подготавливая наступление на Москву, города старались подбодрить друг друга и внушить противнику преувеличенные представления о своих силах. Ляпунов широко оповестил страну о том, что на помощь ему идет сорокатысячная рать. Поляки полагали, что Ляпунов привел под Москву восемьдесят тысяч воинов, в целом же ополчение якобы насчитывало более ста тысяч воинов. Подобные цифры недостоверны. Засевшим в Кремле наемникам казалось, что их осадили несметные полчища. Шведы располагали более точной информацией. Посланец Ляпунова доверительно сообщил им, что состав ополчения под Москвой не превышает шести тысяч человек.

27 марта Гонсевский вывел свои войска из Яузских ворот и попытался потеснить силы ополчения и повстанцев в окрестностях Симонова монастыря. Его наступление не имело успеха.

Последняя стычка принесла ощутимый успех русским. Их энергичный и дружный натиск привел к тому, что наемники бросились бежать с поля боя.

В ночь на 1 апреля ратники ополчения, не встречая сопротивления противника, перешли реку Яузу и освободили почти всю территорию Белого города.

Наступила долгая пауза в военных действиях. Московский люд оказал ополчению огромную помощь. Но повстанцы не обладали военными навыками и были плохо вооружены. Ляпунов и его сподвижники не имели ни многочисленного войска, ни тяжелой артиллерии. Мало того, что Кремль и Китай-город располагали беспримерной по мощности системой укреплений. В руки наемников попала вся столичная артиллерия. Вожди земского ополчения рассчитывали воспользоваться восстанием в Москве и освободить ее одним ударом. Сожжение столицы разрушило все их планы. Земская рать принуждена была перейти к длительной осаде. С наступлением лета внешнеполитическое положение России стало быстро ухудшаться.

Озабоченный ходом военных действий под Москвой, Сигизмунд III собрал все силы и бросил их на штурм Смоленска.

На рассвете 3 июня 1611 года мощный взрыв потряс город. Подле северо-восточной Крылошевской башни взлетела на воздух часть стены. Большинство защитников Смоленска погибли с оружием в руках на улицах крепости. Воевода Шеин оборонялся в одной из западных башен и там был взят в плен. Немногие уцелевшие жители затворились в Богородицком соборе в центре Смоленска. Находившиеся в соборе люди предпочли погибнуть под обломками здания, но врагу не сдаться. Они взорвали под собой пороховой погреб.

Король приказал подвергнуть Шеина пытке. Во время допроса и пытки воеводу спросили: кто ему советовал и помогал так долго держаться в Смоленске? Шеин отвечал: никто в особенности, потому что никто не хотел сдаваться. После пытки Шеин был увезен в Литву. Там его держали в тюрьме в железных оковах.

После взятия Смоленска все ждали, что Сигизмунд немедленно двинется на Москву. Но король не желал рисковать с трудом добытой победой и спешил отпраздновать триумф. Его казна была обременена огромными долгами, армия понесла большие потери и практически не могла возобновить наступление.

Под Москвой земские воеводы перерезали все пути, связывавшие столицу с провинцией. В мае наемники уведомили Сигизмунда о том, что они продержатся в Москве не более трех недель, если им не будет оказана немедленная помощь и если они не получат фураж для лошадей.

Новгород не сразу признал власть Владислава и категорически отказался пустить в крепость литовских людей. Семибоярщине пришлось направить туда польский отряд и Ивана Салтыкова с ратными людьми. Когда поляки подступили к Новгороду, новгородцы отбили их нападение, а Салтыкова посадили на кол.