Над стенами города забрезжил рассвет, когда разведчицу привели к ущелью скалы, расположенной у окраины нижнего города, прямо под крепостью Эверзора. Склизкая каша под ногами и мхом поросшие стены намекали, что свет Фолио пробивался сюда крайне редко.

У небольших металлических дверей, вмурованных в скалу, Кадиссу встретил горбатый бледный мужичок с кривым носом и странным говором. Он картавил и ставил ударения совершенно невпопад:

— Аки кгасоты нас посетили! Хо-хэ! Гумяная булочка, не иначе!

Маг мягко похлопал Кадиссу по спине, подталкивая в сторону мужичка. Она повиновалась, но, при попытке сделать шаг, почувствовала, что её ноги что-то сковало. Упав в грязь лицом, поняла, что маг за мгновение опутал её ноги камнем.

— Пыталась покинуть город. Может что-то знать о произошедшем, — сказал он.

— Хо! Эт мы ми-игом выведаем, — оживился мужичок и носком сапога снял с головы Кадиссы капюшон. Затем, присев на корточки, рассмотрел глаз. — У-у, хо-хэ! Кто-то здесь до нас уже погаботал!

— Возможно, Его Величество решит вас посетить, так что не переусердствуйте.

Мужичок накинул капюшон обратно, оскалился и шлёпнул игнийку по бедру приговаривая:

— Как скажете, Ваше Магическое Пгевосходейшество!

— Р-руки убери, Карс Шаррах! Я паломница! — покраснев, взревела Кадисса. — За что меня связали? Что я сделала?!

Маг развернулся и на прощание бросил:

— Ты молода и многого не знаешь. Игнийцы казнят паломников по возвращении. Поэтому отправляют только стариков, да и не видел я ни одного уже долгие года. Тебе следовало это знать, девочка. Уведите её.

Кадисса высоко подняла бровь, но не нашла слов. Она и правда мало интересовалась внешним миром, а от клана Досуа никто не отправлялся в паломничество уже долгие годы.

— Что стоите, ггомилы вегсовы! — важно задрав нос, крикнул картавый. — Тащите кгасоточку в нашу лучшую палату.

Если до момента, пока титаны не привели Кадиссу в камеру, та ещё надеялась на безобидный допрос, то теперь надежда медленно угасла. Грязная, тёмная комната, сплошь из камня, в углах промёрзла настолько, что покрылась инеем. Только оказавшись в камере, игнийка почувствовала, что каменные путы на ногах рассы́пались.

Непростая клетка, что-то в ней мешает пользоваться энергией. Но это и неважно, маг из Кадиссы никудышный, а внутренним зрением здесь смотреть не на что.

Титаны удалились, как только картавый закрыл массивную решётчатую дверь на замок. Кадисса подёргала прутья, — девичьей ладони не хватило, чтобы обхватить их целиком, — с такими и титан с наскоку бы не справился.

— Шаррах… — с тоской произнесла разведчица и, вздыхая, осела на пол, проскользив спиной по холодной склизкой стене.

Похоже, что старый план прокатился верхо́м на морахе.

Прокля́тые Нед и Искол будут уже слишком далеко, когда удастся выбраться отсюда. Как насчёт наведаться к магам в Ласкерль? Рискованно, но они точно что-то знают и если удастся выудить у стариков хоть щепотку информации, то она может оказаться решающей. До Ласкерля две — три недели пути, не больше. А на варане так и того быстрее… Эх, был бы Кайсат жив…

Погрузиться в мысли о погибшем напарнике-рептилии не удалось. Сосредоточиться мешал мерный звук капающей воды. Толстыми каплями, она падала с потолка в специальное отверстие в полу, похожее на отхожую дыру.

Бульканье, не замеченное с самого начала, теперь слегка отвлекали от мыслей.

Сидеть стало слишком холодно и Кадисса, принялась расхаживать вдоль стены. Два коротких шага — разворот, два коротких шага назад, взгляд на коридор — разворот. И так до боли в коленях.

Таких же камер как у Кадиссы здесь оказалось не меньше дюжины. А того и больше, дальше коридор утопал в темноте. Со стороны крутой винтовой лестницы в темницу попадало слишком мало света.

Так, игнийка расхаживала, пока не стемнело окончательно. То ли ночь, то ли здесь так темно в полдень, когда Фолио освещал лишь Эверзор.

Никто не пришёл допрашивать узницу и она, безуспешно покричав в пустоту, решила прилечь. Глаза закрывались сами собой, ведь прошлой ночью Кадисса не смыкала глаз, да и до этого она вставала засветло, чтобы успеть добраться до Элингберга как можно быстрей.

Что же, теперь спешить некуда.

Кадисса легла, подложив под голову ладонь. Чтобы побыстрее уснуть, она принялась считать всплески воды. Многие годы она засыпала в пустыне, представляя, что считает песчинки.

«Раз, два, три», — думала про себя.

«Тридцать восемь, тридцать девять, сорок», — в затылке появился неприятный зуд.

«Четыреста восемьдесят семь, четыреста восемьдесят восемь, четыреста восемьдесят девять, четыреста восемьдесят десять…»

— Шаррах! — рыча вскочила разведчица. Сняла с себя портупею и положила её так, чтобы одна из кожаных полосок мешала каплям падать в воду.

Легла. Теперь капли с глухим стуком разлетались во все стороны, брызгая Кадиссе лицо. Она отвернулась, но и так прокля́тые брызги не давали бедной узнице покоя.

Кадисса со стоном стянула с себя рубашку, оголившись до пояса, и уложила её на портупею. Тишина! Наконец!

Сухая ткань впитывала капли, и они не издавали звука. Теперь разведчица смогла с облегчением лечь набок и провалиться в долгожданный сон.

Ненадолго.

Сколько прошло времени? Тело замёрзло, а рука, что служила подушкой, онемела. Сев, будто ошеломлённая, Кадисса проморгалась и потрясла плетью висящую руку. Кровь, покалывая, обжигающим потоком наполнила холодную конечность.

Игнийка перелегла на другое плечо, но, закрыв глаза, вновь услышала пробирающий до глубины души всплеск. Рубашка намокла, и влажная ткань не могла впитать больше. Раздражающие хлюпающие звуки вернулись.

— Проклятье! Это сводит с ума! — процедила, отплёвывая осколочек зуба. Скулы сводило от перенапряжения. Она готова была вырезать себе уши, лишь бы не слышать ужасные звуки. К сожалению, нечем.

Дрожащими руками, она выжала рубашку и вновь положила её над отхожей дырой.

Не успев погрузиться в забытье, Кадисса просыпалась, ведь звуки, от которых хотелось убивать, неизбежно возвращались. Так повторялось десятки раз, пока темницу вновь не озарило тусклым светом.

Тогда-то и пришли трое. Первым шёл старый знакомый, — картавый, — нёс факел. Следом, бряцая крюками, пилами и иглами разных размеров, свисающими с толстых сыромятных поясов, спустились пара незнакомцев. Здоровяк и коротышка. Они впервые увидели узницу, что стоит над отхожей дырой и, подвывая, бьётся головой о стену.

Она вздрагивала каждый раз, когда капли падали на шею, обжигая холодом. Зато не раздражали всплеском.

Кадисса просто выбрала меньшее зло.

— О! Хо-хэ, готовенькая! Говогил же вам, сама газденется! — обрадовался картавый.

— Открывай, — произнёс здоровяк тонким поросячьим голоском, совершенно неподходящим такому высокому и грузному мужчине.

Когда картавый отворил дверь, они с коротышкой подхватили Кадиссу под руки и потащили в дальний, тёмный край коридора. Игнийка хлопала глазами не веря своему счастью и повторяла:

— Спасибо… спасибо…

— Ты на своём говоги лучше, булочка! — хохотнул картавый, мягко шлёпнув её по ягодице.

Кадисса не ответила, издав лишь стон облегчения.

В конце коридора ютилась одинокая деревянная дверца с маленьким выдвижным окошком.

За дверью, как Кадисса и предполагала, оказалось худшее, что она могла ожидать с момента попадания в темницу. Но теперь, грубо сколоченное деревянное кресло с металлическими держателями для рук и ног казалось ве́рхом удовольствия. Всё лучше, чем ледяной камень.

Игнийка устроилась на тёплом кресле и не сопротивлялась, когда её конечности заковали. Здоровяк разжёг огонь в широких каменных жаровнях и замер у небольшого стола. От резкого яркого света разведчица сощурилась и лишь спустя дюжину вдохов, рассмотрела различные пыточные приспособления, которые, любуясь, перебирал мужчина.