Глаза Андрея тут же посветлели и в них мелькнул огонек азарта.

— Я сделаю, — улыбнувшись, твердо произнес друг.

— Я еще не сказал что.

— Это не важно, — отмахнулся Бодров, — забирай свою прекрасную Елену, а там разберемся. И, Миш, что бы она тебе ни сказала, и какой бы ни была ее реакция, постарайся не психовать, — настороженно смотря мне в глаза, закончил Андрей, на что я молча кивнул, хоть и прекрасно осознавал, что это невозможно.

Лена

Последние дни моего отдыха, ровно, как и возвращение в город, сопровождались моими ярыми попытками усвоить все сказанное Игорем, и понять, как лучше себя вести с подозрительно притихшим Лебедевым. Сообщений и звонков от него больше не поступало, впрочем, это было уже не так важно, поскольку через день мы все равно столкнемся лицом к лицу.

История о прошлом Лебедева и отчима вызвала сильные чувства, и если у брата они ассоциировались с ненавистью к отцу и чувством вины перед финансистом, то я так и не смогла подобрать им четкого описания. Внутри все перемешалось: омерзение от происходящего, шок от того, что это творилось в нашем универе, понимание отношений Игоря с отцом и связанный с этим стыд, за то, что упрекала брата в его нежелании идти навстречу, и ко всему этому — непонятные чувства к Лебедеву.

Мне было жаль, что все так обернулось, и было бесконечно больно осознавать через что произошел финансист, и кто в этом виноват. Возможно, я даже понимала его поведение, но легче от этого не становилось.

Вот тут и возникал главный вопрос, мучавший меня все эти дни: «как мне себя с ним вести?»

Зарядить все в лоб и дальше пусть думает, что с этим делать?

Или сделать вид, что ничего не произошло и ждать действий от него.

Как он там сказал? Защита или нападение? Впрочем, о чем там говорить, если я прекрасно знала, что атаковать я никогда не была способна. Потому я решила исходить из ситуации, и ждать нашей встречи в понедельник. Возможно, Лебедев к тому моменту уже будет готов поговорить. Примерно с этими мыслями, я погрузилась в сон, но, к сожалению, как бы я ни отращивала свое терпение, и как бы ни старалась понять финансиста, одно оставалось вечной загадкой — какого, черт возьми хрена, она опять прислал мне сообщение в пять утра, с названием «отработка».

Вот и как после этого пытаться с ним нормально разговаривать?

По этой причине, пробегав весь воскресный день в поисках логики Лебедева и одновременно ставя рекорд по количеству сделанной домашки я, с облегчением выдохнув, направилась спать, стараясь сократить время нервного ожидания следующего дня, который, к слову, ничего кроме череды глупых случайностей, мне не приносил.

Встав рано утром и уже полностью собравшись, я обнаружила, что у меня нет ключей. Игорь благополучно забрал их с собой, заперев меня в квартире. Просто чудесно! Отличное начало дня. Особенно, если с Лебедевым пойдет так же, хотя на пару к нему я, очевидно, не попадаю.

Наскоро набрав Игоря и описав в сообщении Кристине эту до жути глупую ситуацию, я села в ожидании явно не спешившего брата.

В результате я опоздала на все что только можно было, и сейчас неслась на всех парах в универ, одновременно звоня Кристине.

— Крис, я лечу, я уже около универа, — запыхаясь, проговорила я.

— Да, Лен… сейчас подожди, я отойду, — услышав шорох на заднем фоне и затихающие голоса, я инстинктивно чуть замедлила шаг.

— Что-то не так?

— Я отошла, чтобы никто не слышал, — тихо проговорила Крис в трубку, — тут такое дело, пока ты была в отъезде, я не хотела тебе говорить, но…

— Финансист? — без особой надежды спросила я, и так догадываясь о ком сейчас будет вещать подруга.

— Да, он был немного в бешенстве поначалу, потом вроде успокоился, но сегодня, когда ты снова не пришла, он влепил тебе неуд за каждую пропущенную пару.

— Он что? — воскликнула я, чувствуя, как все мои предыдущие медитации насчет Лебедева слетели к чертям. Что бы ни было у него в прошлом, это, блин, никак не отменяет его дурацкого поведения.

— И он намекнул, — осторожно продолжила подруга, — что если ты сегодня не явишься в универ, то их количество утроится, так что на твоем месте я бы пошла к нему.

Не зная, что вообще можно было на это сказать, я мельком посмотрела на вход универа, находящийся в паре метрах.

Неуд, значит.

Что ж, сам выбрал тему для разговора, можно считать это приглашением.

— Прикроешь? — тихо прошептала я подруге.

— Конечно, удачи.

Убрав телефон, я направилась к кабинету финансов, и не стуча вошла вовнутрь.

Лебедев был на месте. Но на этот раз он не таращился в монитор, а с интересом смотрел на вошедшую меня.

«Видимо, нам все же не удастся спокойно поговорить» — подумала я при взгляде на финансиста.

— Вы что-то хотели, Миронова? — мягко, с присущей ему саркастической интонацией произнес Михаил, мать его, Дмитриевич, с ленцой откидываясь на спинку стула и слегка улыбаясь. — Я уж думал не увижу вас в этом семестре.

— Поэтому неуды влепили? — не сдержавшись, спросила я, впрочем, о выдержке, судя по тональности речи, можно было забыть. Что ж, я планировала иное, но получилось, как всегда.

Глаза финансиста так и горели азартом предвкушения моей реакции на его очередную выходку, которой он, безусловно, был доволен. Черта с два я снова поддамся на эти манипуляции.

— Я бы хотела обсудить условия отработки, поскольку не так давно вы отправили мне дополнительные задания, а сегодня вы влепили мне неуды, — он внимательно слушал не смотря на меня, но слегка скосив глаза в мою сторону.

О том, что вопросы эти отправлялись в пять, черт возьми, утра, выходного дня и повторялось это с завидной периодичностью, я предусмотрительно решила умолчать. Приглушенно выдохнув и отведя взгляд в сторону, я, насколько это было возможно, спокойно продолжила:

— И я воспринимаю это, как намек на то, что у меня могут быть сложности с закрытием предмета.

— Долго репетировали? — прозвучал вкрадчивый голос. Подняв глаза, я только сейчас заметила, что он уже успел повернуться в мою сторону и все это время с интересом наблюдал за мной.

— Это важно? — слегка приподняв бровь и посмотрев ему прямо в глаза, спросила я.

— Просто любопытно, сколько времени вам потребовалось, чтобы прийти к финальной постановке данного вопроса, — в тон моему официозу ответил он, с легкой усмешкой на губах. — Значит, вас интересуют неуды, — с излюбленной язвительной интонацией, повторил он мою фразу, — их наличие или отсутствие будет зависеть от вашего интереса к предмету, который, судя по отсутствию ответов на мои последние сообщения, полагаю, порядком поостыл, — буквально процедив и последнюю часть предложения, — а так же от уровня ваших знаний.

— Я думаю, свой уровень знаний я уже продемонстрировала достаточно, а что касается сообщений…

— Ваш уровень весьма посредственен, — он бесцеремонно меня перебил, — честно говоря, я ожидал от вас большего, учитывая, кто ваш отчим, хотя, судя по вашему братцу, — он выдержал короткую паузу и, едко усмехнувшись, продолжил: — путного все равно бы ничего не вышло.

Сказать, что я была в шоке от этих слов и тона, в котором они были произнесены — ничего не сказать. Я пыталась быть человеком, старалась относиться с понимаем к поведению Лебедева, но, черт возьми, разве все это дает ему право говорить такое.

«Это конец» — молниеносно пронеслось в голове. Воздух накалился до предела и застыл напряженной массой в комнате.

Я готова была терпеть его выходки, заносчивость, неуместный сарказм, даже его, черт возьми, злость и ненависть к моему отчиму, беспрерывно льющуюся мне на голову, но только не оскорбления в адрес Игоря.

Не помня себя от ярости, я отбросила рюкзак на пол и, подлетев к столу, этого напыщенного засранца, неожиданно даже для самой себя, прошипела:

— Не смейте говорить об Игоре! Вы можете считать мои знания и меня посредственными, выливать на меня все то, что не можете высказать в лицо Владиславу Викторовичу, но о брате ни слова! — запыхавшись и захлебываясь словами, я продолжала распаляться сильнее, выплескивая скопившиеся за все это время эмоции, — я пришла поговорить с вами, как со взрослым человеком, с преподавателем, но вы непременно переходите на личности, оскорбляя близких мне людей и меня в том числе. Я не виновата в том, что вы когда-то доверились не тому человеку, даже если этот человек мой отчим, он не сделал мне ничего плохого и, возможно, я вас удивлю, но о вас в нашем доме почти не говорят, разве что как о преподавателе с весьма сомнительным представлением о субординации… — слегка приврала я.