Пропустив его упрек мимо ушей, с любопытством спросил:

— Это ушастый такой?

Андрей слегка нахмурился, видимо, пытаясь вспомнить подробности.

— Про уши не в курсе, зато помню, что картавый.

«Ну разумеется» — я легко усмехнулся. Хитров, очевидно, везде поспел, хотя чего ожидать от человека с незакрывающимся ртом. Я и отработки сократил ему на две недели, потому что слушать его было уже невыносимо.

— Так что он сделал?

— Пуделем дискотечным меня назвал, — с улыбкой произнес я.

— И что ты обиделся?

— Нет, просто хотел посмотреть, как он выкручиваться будет, — ответил я, вспоминая, как этот балбес голосил на весь коридор.

Мысли медленно перетекли и на его не менее говорливых сообщников, бросавших нелестные эпитеты в мой адрес. Перед глазами замелькали картинки первой встречи на лестнице. Конопатый Богданов, гордо задравший подбородок и прожигающий меня взглядом, низенькая Акулова, чей голос звонко отлетал от стен коридора, едва запомнившийся Петр и Лена, которую я заметил еще при выходе из кабинета, и чьи, чуть грустные серо-зеленые глаза отчего-то засели в памяти.

Из воспоминаний меня вырвал насмешливый голос Бодрова.

— Вот как? И чем все кончилось?

— Назначил отработки.

Андрей чуть поморщился и проговорил:

— Ты бы их пожалел, жизнь их еще помучает, сам знаешь.

— Знаю, — коротко подтвердил я, — поэтому лучше им привыкнуть в универе.

За столом ненадолго повисла тишина. Я не спешил менять тему, к тому же по глазам Бодрова, видел, что он сказал мне не все.

— Впрочем, это не единственный слух, который до меня дошел.

— Не знал, что ты открыл информационное агентство, — саркастично замел я.

Сразу два слуха, связанных со мной, стоило лишь только устроиться в универ. «Удивительное совпадение» — не без иронии отметил я про себя.

— Просто стараюсь быть в курсе, — не сводя с меня внимательного взгляда, ответил Бодров.

Быть в курсе, значит. Я уже понимал, к чему он сведет этот разговор, но упрощать ему задачу не собирался, поэтому ограничился лишь заинтересованным выражением лица.

— Говорят, у тебя новый помощник.

— Да, нашел себе ершистого, зато с мозгами.

— С мозгами, говоришь? — медленно протянул Андрей и, сменив тон на более твердый, четко произнес: — Я знаю, зачем ты пришел в этот универ.

— Так тебя универ интересует, или мое присутствие там? — с Бодровым не было смысла юлить, можно было лишь подводить к более четким границам вопроса.

— Я думал, тема давно закрыта, — напряженно проговорил Андрей, наконец-то высказывая свои мысли, — пойми меня правильно, Миш, я не хочу, чтобы эта история снова…

— Я разберусь, — твердо ответил я, не давая другу досказать и так понятные нам обоим вещи, — все будет нормально.

Теперь уже точно будет. Иного выбора не было, учитывая внезапно появившийся фактор в моей жизни в лице Лены.

Андрей лишь на выдохе тихо произнес:

— Я надеюсь, ты понимаешь, что делаешь.

Посиделки с другом затянулись до глубокой ночи, несмотря на будний день и, уже стоя на балконе у себя в квартире, выпуская сигаретный дым в темноту, я прокручивал сегодняшний день в голове. Разговор с Бодровым навел на многие мысли, начиная его неожиданным разводом, в котором, очевидно, была замешана еще одна «другая», и заканчивая чрезмерным интересом к моей новой работе. И, если последнее было ожидаемо, то вот первое стало неожиданностью.

Другая, значит, а ведь и правда, лучше слова не подберешь. Что-то цепляло в ней с самой первой встречи, заставляя снова и снова поворачивать голову в ее сторону, выискивать среди толпы студентов. И как бы внимательно я ни вглядывался в лицо Лены, как бы тщательно ни старался найти причину, ответа я так и не находил.

Лена была мила, но не красивее остальных, в ее внешности не было ничего особенного, разве что извечно печальные глаза, явно выделяющиеся на ее лице, будто утяжеляя его.

Характером она тоже не выделялась: ни дерзкая и не оторва, скорее наоборот — слегка стеснительная, где-то зажатая, плохо умеющая врать, выдавая себя с потрохами на первом же слове. Но она была настоящей. Со своими комплексами и неуверенностью. Не пыталась казаться кем-то иным, четко понимая собственные слабости. Впрочем, это неудивительно, для человека, проводившего все свое свободное и не очень время в своей голове, будто ничего другое для нее не имело значения.

В этот момент ее глаза как будто слегка тускнели, отключаюсь от внешнего мира, а затем снова загорались, когда какая-то неожиданная мысль проскальзывала в ее сознании, оставляя яркий отпечаток на радужке, заставляя ту буквально искриться.

Мне доставляло истинное удовольствие наблюдать за этими метаморфозами, я желал хоть на секунду узнать, что творилось в ее голове. За всем этим я сам не заметил, как перешел определяющую для себя черту, слабо представляя, как откатиться обратно. Впрочем, я и не хотел, а с каждым днем все сильнее испытывал границы собственно терпения, стараясь не пересечь эту черту, хотя бы наяву, каждый раз, когда ловил ответные взгляды и улавливал зарождающуюся тягу ко мне. Все это срывало напрочь попытки держать себя в руках.

В памяти тут же всплыли наше столкновение в коридоре, ее резкий вдох, тонкие пальцы на моих плечах, слегка расширенные зрачки и почти принятое мною окончательное решение, перекрывающее все пути к отступлению.

Лена

День начался, как в бреду. Так и не отойдя от последнего разговора с братом, я машинально собиралась в универ. Игорь, стоило сказать, так никуда и не поехал, лишь громко разговаривал с кем-то по телефону внизу в подъезде, и завидев меня, тут же погнал спать, а сам пошел прогуляться. Как будто после произошедшего я могла бы уснуть, забыв обо всем.

Кретин.

Я была бесконечно зла на брата.

«Тебе не надо это знать. Не надо в это лезть. Не надо это. Не надо то»

Надоело!

Как будто мне пять лет, и я сама не знаю, что действительно мне нужно, а я всего-навсего нуждалась в правде, какой бы она ни была. Просто понимать, что происходит — разве это много?

Но что с Игорем, что с финансистом все было слишком запутанным и непонятным. Или может это просто я дура. Впрочем, с преподом понимания было больше, особенно после поцелуя, от воспоминаний о котором, до сих пор замирало сердце.

Может тогда спросить у него, раз ответа от Игоря я не дождалась. И как это будет выглядеть? Я даже не понимаю теперь, как обращаться к нему.

Устало вздохнув, я тряхнула головой в попытке отогнать начинающуюся мигрень и беспокойные мысли, служившие ей причиной.

Ладно, будь как будет, возможно, я просто себя накручиваю.

Первые пары проходили ожидаемо спокойно, ровно до того момента, пока в аудиторию под конец лекции не вошла молоденькая секретарь.

— Прошу прощения, что прерываю, я могу забрать Миронову Елену до конца пары? — получив утвердительный кивок старичка правоведа, я, совершенно не понимая, зачем меня вызывают, начала быстро собирать вещи.

А если нас увидел кто-то из студентов? Или преподавателей? И что тогда?

Нервно теребя лямку рюкзака и думая, что отвечать на возможные обвинения, я поднималась по лестнице вслед за улыбающейся всем секретарем, непонятно почему направляющейся в сторону кабинета ректора, а не в деканат.

Вот теперь уже совсем не смешно.

Дверь в конце коридора внезапно открылась и навстречу нам вышли Александров и… Владимир Викторович?

«Что он здесь делает?» — задалась я вопросом, не замечая, как от неожиданной встречи начала замедляться.

— Здравствуй, Лена, — приветливо улыбаясь проговорил уже подходящий к нам отчим.

— Здравствуйте, — ошалело произнесла я, даже не посмотрев в сторону ректора.

— Это ваша дочь, как понимаю? Жаль нам не довелось встретиться с вами раньше, — обратился ко мне Александров, так же растягивая губы в неестественной улыбке.

Я молча кивнула, не зная, что ответить на подобное, и слегка скосила глаза вбок, в поиске секретаря, но обнаружила лишь пустое место, видимо, ушла, незаметно испарившись прямо посреди коридора, вот бы и мне так — взять и исчезнуть.