Между тем делегаты провинций явились в Брюссель с твердым решением добиться, наконец, окончательного мира, которого так жаждала истощенная страна. За исключением нескольких прелатов, которые, как например епископ аррасский[593] готовы были лучше претерпеть вое, чем сложить оружие перед еретиками, собрание добивалось разрешения начать непосредственные переговоры с Соединенными провинциями либо о постоянном мире, либо по крайней мере о длительном перемирии.
Но как могли Альберт и Изабелла согласиться на подобное предложение? Ведь оно ясно выдавало желание генеральных штатов взять на себя руководство политическими делами и занять опять то же положение в управлении страной, которое они занимали в годы гражданской войны. Словом, взаимные расхождения, обнаружившиеся уже в 1598 г., опять дали себя знать. Нескольких дней оказалось достаточно, чтобы парламентские тенденции пришли в резкое столкновение с монархическими принципами. По если бы даже эрцгерцогская чета готова была уступить желаниям штатов, то этому помешала бы ее зависимость от Испании. Король несомненно усмотрел бы акт государственной измены в переговорах, которые велись бы без его участия. Штаты добились только разрешения вступить в сношения с голландцами, чтобы выяснить их намерения (24 мая)[594]. При этом Альберт еще сделал им выговор за то, что они считали себя вправе назначить уполномоченных, не согласовав предварительно с ним их список.
В то время как генеральные штаты охотно занялись бы исключительно восстановлением мира, правительство, с своей стороны, созвало их прежде всего с целью потребовать от них принятия новых ассигнований, которые дали бы ему возможность усилить армию и соответственно уменьшить военные расходы, ложившиеся на Испанию. Но и в этом вопросе возникли неожиданные затруднения.
Генеральные штаты не только отказались взять на себя расходы по адмиралтейству и ремонту пограничных крепостей, но потребовали, чтобы их допустили контролировать, как расходуются ассигнования в 250 тыс. экю, которые король обязался ежемесячно давать эрцгерцогам. Далее, они требовали ликвидации двух трибуналов — Hazienda и Visita, — недавно учрежденных с целью контролировать платежи, производимые из средств, посылавшихся из Испании. Наконец, они настойчиво требовали, чтобы произведено было серьезное улучшение дисциплины и положен был конец невыносимым злоупотреблениям, которые иностранные войска позволяли себе по отношению к населению[595]. Таким образом вместо того чтобы удовольствоваться укреплением армии, они намеревались подчинить ее своему контролю, переложив по возможности на плечи Испании расходы на войну, которая продолжалась безусловно против их воли. Бели бы Альберт и Изабелла действительно были независимыми государями, соглашение могло бы быть достигнуто. Но при том положении, в котором они находились, разве могли они выбирать между желаниями генеральных штатов и своими обязанностями по отношению к королю? Чтобы избежать опасного конфликта с собранием, они тотчас же уменьшили свои требования, обещали провести реформы, ликвидировать коллегию Visita и заявили, что удовольствуются ежемесячной субсидией в размере 100 285 флоринов на содержание постоянных гарнизонов, 128 тыс. — на вербовку 10 тыс. солдат и 60 750 флоринов для 3 тыс. чел. местной конной милиции.
Оставалось получить одобрение собрания, и, как всегда в таких случаях, тотчас же начались нескончаемые прения. Партикуляристские тенденции отдельных провинций, которые уже в прежнее время так часто вызывали возмущение принца Оранского, мешали им сговориться между собой, так как каждая провинция пыталась уменьшить свою долю участия в общих расходах. Между тем ждать больше нельзя было, надо было кончать, и эрцгерцоги решились разрубить узел. 2 октября Ришардо появился на заседании генеральных штатов и выступил с заявленном, что эрцгерцогская чета считает принятым ежемесячное ассигнование в размере 300 тыс. флоринов и что правительство установит долю участия каждой провинции в выплате этой суммы. Он отнюдь не скрыл от присутствующих, что со всеми теми, кто вздумает противиться этому, будет поступлено со всею строгостью, и затем объявил собрание распущенным[596].
Генеральные штаты «точно с неба, свалились»[597], и это нетрудно понять. Впервые со времени их существования их распускали, навязав им «субсидию», которую они даже не одобрили. У них получилось определенное впечатление, что они являлись жертвами какого-то государственного переворота, и перед тем, как разойтись, они заявили протест. Кроме того они составили представление, которое может считаться программой их требований. В нем они предлагали сначала средства для борьбы с злоупотреблениями иностранных войск, а затем требовали снижения расходов на содержание двора «до уровня расходов бургундских герцогов» и введения различных мер, которые позволили бы стране следить за расходованием денежных средств. Они предлагали между прочим созывать каждые четыре месяца в Брюсселе собрание уполномоченных провинций, на котором им давался бы отчет о состоянии ассигнованных средств[598].
Как и следовало ожидать, эрцгерцоги отвергли почти все пункты этой докладной записки. Они дружественно распростились с генеральными штатами, твердо решив однако впредь больше не созывать их.
О них достаточно было только что проделанного опыта. По существу штаты 1600 г. вели себя по отношению к ним совершенно так же, как и штаты 1559 г. по отношению к Филиппу II. Они убедили их в несовместимости суверенного и абсолютного правительства с национальным собранием, которое, считая себя представителем страны и блюстителем ее интересов, ведет себя по отношению к монарху так, как если бы он был перед ним «ответственным за свои деяния», а не подчинен был одному только богу, «являющемуся верховным судьей государей»[599]. Не выдвинули ли они «неприемлемых условий» и не стремились ли они подчинить своим собственным целям внешнюю и внутреннюю политику эрцгерцогской четы с риском поссорить ее с Испанией? Разве это поведение не показывало ясно, что, несмотря на свой возврат к католицизму, провинции по-прежнему были против чистой монархии и требовали, чтобы государь делил с ними свою власть? Из членов собрания только один аррасский епископ Матье Мулар возмущался тем, что «у их высочеств хотят отнять власть»[600]. Огромное большинство собрания по-видимому считало возможным вести себя с Альбертом и Изабеллой, как равные с равными. Некоторые члены генеральных штатов оскорблены были тем, что придворные дамы инфанты присутствовали на открытий заседаний штатов, и тем, что председатель Ришардо произносил свою торжественную речь, обращенную к эрцгерцогской чете, «стоя на коленях»[601]. Замечено было также, что депутаты проявляли необычайную настороженность в вопросах, касавшихся независимости страны. Так например они были задеты выражениями одного письма Филиппа III, призывавшего их стойко продолжать нести «свою службу ему», и приказали письмоводителю канцелярии отвечать испанскому послу на французском языке, «являющемся общепринятым языком бургундского дома»[602].
Ввиду этого несмотря на обещания Альберта, данные в 1598 г.[603], генеральные штаты, начиная с 1600 г., перестали быть регулярно заседающим государственным учреждением. Они были обречены на бездействие, и лишь 32 года спустя, при совершенно необычных обстоятельствах, им суждено было снова возродиться на короткое время. В католических провинциях Нидерландов, как и во Франции, монархическая власть уготовила генеральным штатам одну и ту же участь: она уклонялась от официальной ликвидации их и ограничивалась тем, что обходилась без них.
