Кальвинисты приняли объявленную им борьбу. Людовик Нассауский приступил к вербовке наемников в Германии, а тем временем организовывались вооруженные части для снятия блокады с Валансьена. 27 и 29 декабря два таких отряда были разбиты наголову при Ваттрело и Ланнуа гарнизоном Лилля и войсками Нуаркарма. 2 января 1567 г. Нуаркарму удалось, застигнув неприятеля врасплох, ввести гарнизон в Турнэ. Но эти неудачи не смутили кальвинистов. В начале февраля Бредероде послал правительнице от имени дворян, оставшихся верными «компромиссу», протест против нарушения договора от 23 августа, прося ее не допускать, «чтобы проливалась кровь несчастного народа»[241]. Одновременно он писал осажденным Валансьена, обещая им помощь принца Оранского, графа Горна и других влиятельных лиц.

На стороне кальвинистов был также сир тулузский Жан Марникс, разбивший лагерь в Ауструвеле, против Антверпена. Он попытался сначала захватить остров Вальхерен. Но отброшенный жителями острова, он отвел свои части на прежние позиции, где они были 13 марта атакованы войсками Филиппа Даннуа. Сражение видно было со стен Антверпена. Антверпенские кальвинисты тотчас же взялись за оружие, спеша на помощь своим единоверцам. Но Оранский, вокруг которого объединились лютеране, воспротивился этому плану. Благоразумие не покидало его в этот критический момент. Он понимал, что стать на сторону кальвинистов значило порвать с германскими князьями, на помощь которых он все еще надеялся, чтобы спасти Нидерланды. Да и что могла поделать против солдат Ланнуа беспорядочная толпа, ревевшая и теснившаяся на улицах города? Не рисковал ли он потерять Антверпен и погубить самого себя, если бы он уступил ее ярости? Он хладнокровно принял свое решение. Несмотря на возгласы, требовавшие его смерти, несмотря на направленные на его грудь аркебузы, он остался непоколебимым и велел запереть городские ворота, оставив Марникса погибать под стенами Антверпена[242].

Шансы восстания были теперь безнадежны. Поведение Оранского лишило защитников Валансьена их последней надежды. Для Гвидо Брея принц был теперь лишь «презренным негодяем, которого бог когда-нибудь накажет за то, что он так долго обманывал их лживой надеждой на помощь»[243]. 24 марта город сдался Нуаркарму. На севере Бредероде, изгнанный из Вианена графом Мегемом, бежал в Эмден, после того как он через посредство Эгмонта тщетно просил Маргариту о помиловании. Граф Горн и граф Гогстратен принесли Филиппу присягу в верности. Но несмотря на их настойчивые уговоры, Оранский отказался последовать их примеру. Он написал королю почтительное письмо, а затем, 11 апреля, покинул Антверпен и поспешил скрыться в графстве Нассауском. По всем дорогам теснились толпы беглецов. В апреле эмигрировала треть населения Буа-ле-Дюк. 5 мая множество брабантцев и валлонов, бедных и богатых, с женщинами и детьми проходило через Дельфзейль в Эмден[244]. Эмден и Кельн до такой степени наводнены были беглецами, что нередко в одном доме их было свыше 30 чел. Они сотнями переправлялись в Англию.

Таким образом Маргарита и Мансфельд торжествовали. Но они не намерены были использовать до конца преимущества своего положения. После того как религия была спасена, правительница предполагала вернуться к своей политике 1564 г. Мансфельд же отлично помнил о том, что он высказывался в свое время вместе с другими представителями знати за смягчение «плакатов», отмену инквизиции и созыв генеральных штатов. Оба понимали, что осторожность требует умеренности в победе, что надо привлечь на свою сторону дворян искусными уступками, не «приводить их в отчаяние и не давать им повода к новым выступлениям». Но в особенности важно было приостановить эмиграцию и не «разорять этой страны, живущей промышленностью, судоходством и торговлей». Не может быть более блестящей победы, писала правительница королю, «чем наказание вождей и унижение мятежников без всякого кровопролития»[245]. Гранвелла и даже сам папа присоединились к ее настояниям, ссылаясь на необходимость милосердия во имя гуманности и правильно понятых интересов короля[246].

На все эти увещания Филипп отвечал лишь презрением или приступами гнева. Слишком много злобы накопилось у него в душе со времени его отъезда из Нидерландов; слишком долго он вынужден был уступать оппозиции и унижать свою королевскую гордость перед претензиями своих нидерландских подданных. Он потерял всякую способность к жалости и прощению. Пробил, наконец, долгожданный час мести. Как католический король он поклялся прахом своего отца отомстить перед всем миром за богохульство, учиненное иконоборцами; как король Испании он решил покончить навсегда с независимостью Нидерландов и подчинить их своей неограниченной власти. Какое ему было дело до того, что все его нидерландские подданные — как католики, таки протестанты — одинаково ненавидели испанский режим? Он намерен был навязать его им силой.

30 декабря 1566 г. герцогу Альбе поручено было ввести во все 17 провинций испанские полки, собранные в Ломбардии. Пусть восстание было уже к концу весны подавлено Маргаритой, предоставленной своим собственным силам, — неважно! Несмотря на ее возражения, король был непоколебим. Полномочия, данные им своему заместителю, делали последнего подлинным правителем Нидерландов. С его приездом за Маргаритой оставалась только видимость власти. Возмущенная, она подала в отставку, но Филипп отказался принять ее. Одновременно он наметил ей программу, которую она должна выполнять: уничтожить привилегии городов, построить на средства населения цитадели в Антверпене, Валансьене, Флиссингене, Амстердаме, Маастрихте, заменить городские власти королевскими чиновниками, взимать налоги без согласия штатов и, наконец, распустить местные войска[247].

Между тем испанская армия выступила в июле в поход и, не торопясь, перешла границы Франш-Контэ и Лотарингии. При известии о ее приближении провинции охвачены были ужасом. Со всех концов страны заподозренные бежали во Францию, в Англию, в герцогство Клеве, в восточную Фрисландию, в Кельн… 9 августа 1567 г. авангард «терций» герцога Альбы вступил в Брюссель.

Личная политика Филиппа II в Нидерландах установилась полностью лишь с того дня, когда король принял решение послать туда герцога Альбу. До этого он в отношении своих бельгийских провинций только следовал традициям Карла V. Правда, он ввел новые епископства, но все же он уважал политические учреждения страны и избегал всяких поводов к разрыву; и несомненно против воли и довольно неловко, но все Же он пытался удовлетворить общественное мнение. Нерешительность его политики сопровождалась все новыми уступками и закончилась решительной неудачей. Напрасно он отозвал свои войска, напрасно он дал отставку Гранвелле и капитулировал перед дворянством. Чем больше уступчивости он проявлял, тем смелее становилась оппозиция. Вначале чисто политическая, она стремилась восстановить Бургундское государство в противовес Испании. Потом, осмелев, она дошла до того, что потребовала свободы совести; она стала поощрять кальвинистскую агитацию в стране и вызвала под конец восстание иконоборцев. Это было в равной мере оскорблением как королевского, так и божественного величия. С точки зрения католического короля политическая автономия, которой требовали Нидерланды, лишь содействовала торжеству ереси. Он одинаково осуждал и то и другое. Полагая, что его интересы как государя совпадают с интересами церкви, покровителем которой он считал себя, он, наконец, решил подвергнуть своих северных подданных примерному наказанию и навязать им кроме того тот политический и религиозный абсолютизм, который господствовал в Испании. Действительно, Для того чтобы восстановить одним ударом в Нидерландах «необходимое послушание» и религиозное единство, достаточно было насадить в них испанский режим. Этой задаче должен был посвятить себя герцог Альба. Он явился не только для того, чтобы наказать мятежников и преследовать еретиков. Ему дана была миссия испанизировать нидерландское правительство, подчинить его во всех отношениях мадридскому совету и превратить его в «presidio», опираясь на который Испания, перестав бояться новых восстаний, могла бы начать навязывать свое влияние и свою веру Франции, Англин и Германии и, пользуясь этим блестящим центральным положением, продолжить дело Карла V, т. е. стремиться к мировому владычеству и осуществить победу католичества.