Литмир - Электронная Библиотека
Содержание  
A
A

Таким образом бельгийские участники переговоров, встречая недоброжелательство Гааги, с одной стороны, и недоброжелательство Мадрида, с другой, не могли ничего поделать. Они были отпущены 16 сентября 1633 г. и, спустя девять дней, печально вернулись назад. Их неудача рассеяла надежды, порожденные созывом генеральных штатов. Несмотря на свою беспомощность и бесцельность, генеральные штаты все же продолжали еще заседать в течение нескольких месяцев. В письме от 18 июня 1634 г., в котором Филипп IV извещал их об аресте посланного ими к нему в Мадрид герцога Арсхота, содержался определенный приказ генеральным штатам разойтись. Как только письмо это было получено в Брюсселе, они беспрекословно повиновались (5 июля). Им не суждено было больше собираться вплоть до брабантской революции 1789 г.

Глава пятнадцатая.

До Мюнстерского мира

I

Изабелла не дожила до заключительного заседания генеральных штатов. Своим строгим благочестием и чрезмерной работой она вконец разрушила свое здоровье, и без того ужо сильно подорванное мучительными почечными припадками. Простудившись во время предрождественского крестного хода, она, проболев 4 дня, умерла 1 декабря 1633 г. в 4½ часа утра. За отсутствием денег пришлось отказаться при ее похоронах от той пышности, которой окружены были похороны ее супруга, рядом с которым ее теперь похоронили в церкви св. Гудулы. Государственная казна была совершенно пуста. Чтобы добыть денег на содержание войск, инфанта, не пользовавшаяся больше кредитом у банкиров, вынуждена была прибегнуть к плачевному средству. Она почти совершенно опустошила недавно учрежденные ссудные кассы, оставив им в залог — далеко недостаточный — великолепные драгоценности, которые когда-то произвели столь сильное впечатление во время ее торжественного въезда в Нидерланды.

Из-за последовавшего разорения придворное общество вскоре рассеялось, и вместе с ним Брюссель утратил весь свой блеск и великолепие, которые он снова обрел лишь много времени спустя, во времена Карла Лотарингского и Марии Терезы.

4 марта 1630 г. Филипп IV назначил членов регентского совета, к которым в случае смерти инфанты должно было перейти политическое управление страной. Это были маркиз Антона, маркиз Мирабель, герцог Арсхот, мехельнский архиепископ, старый граф Тилли и дон Карлос Колома. На случай смерти одного из них к ним были присоединены граф Фериа, кастелян Антверпена, и граф Фуэнтес, кастелян Камбрэ[679]. Так как герцог Арсхот находился в Мадриде, где он вскоре был арестован, и так как Тилли умер в 1632 г., то в результате Бельгия была представлена в этом совете лишь архиепископом Яковом Боненом. Никогда еще брюссельское правительство не было столь чисто испанским. 30 декабря 1633 г. маркиз Айтона был назначен заместителем штатгальтера и генерал-капитаном впредь до прибытия кардинала-инфанта, брата короля.

Пока в Гааге шли бесплодные переговоры, война с Соединенными провинциями продолжалась, не приводя однако ни к каким определенным результатам. В 1633 г. Айтоне удалось взять реванш за потерю Рейнберга, занятого Фридрихом Генрихом, захватив остров Стевенсверт, являвшийся ключом к одному из переходов через Маас. В 1634 г. он допытался отвоевать назад Маастрихт, но наступление принца Оранского на Бреду заставило его вернуться назад.

К тому же внимание и опасения Испании были теперь направлены гораздо больше на Францию, чем на Нидерландскую республику. С каждым днем становилось все яснее, что Людовик XIII, по наущениям Ришелье, замышляет уничтожение габсбургского дома. В декабре 1632 г. наглость французского эмиссара, силой ворвавшегося в зал, где происходило заседание генеральных штатов, чтобы сообщить им содержание письма его повелителя, произвела в Брюсселе потрясающее впечатление. «Я считаю, — писал Айтона Филиппу IV, — что французская монархия никогда не наносила вашему величеству более серьезного оскорбления и никогда не позволяла себе более вызывающей и дерзкой проделки»[680]. К этой прямой провокации присоединялись еще недавние интриги Ришелье с дворянами-заговорщиками и покровительство, открыто оказанное кардиналом тем из них, которые бежали во Францию. Но еще важнее были происки парижского кабинета в Гааге. Отлично известно было, что именно по его наущениям голландцы обнаружили такую несговорчивость во время последних переговоров. Быть может, небезызвестно было также, что французский посланник в Гааге, восприняв план, разработанный во время заговора Берга, уполномочен был повести переговоры о разделе Бельгии между Францией и Соединенными провинциями с тем, чтобы к Франции отошли Генегау, Артуа, Турнези, Лилль, Дуэ, Орши, валлонская часть Фландрии и южная приморская часть Фландрии, Намюрская область и Люксембург, а к Соединенным провинциям — Брабант, Мехельн, Лимбург, Гельдерн и берега Шельды от Антверпена до Северного моря[681].

Во всяком случае содержание договора, подписанного Людовиком XIII с Нидерландской республикой 15 апреля 1634 г., не оставляло никаких сомнений в неминуемости разрыва между христианнейшим королем и католическим королем, так как в нем открыто говорилось о возможности войны между Францией и Испанией.

Но и Филипп IV, с своей стороны, готовился к этой войне и отвечал своему противнику тем же. Все еще находившийся в Брюсселе Гастон Орлеанский служил ему превосходным оружием. Когда парижский парламент признал недействительным его брак с Маргаритой Водемон, Лувенский университет признал его действительным. 12 мая 1684 г. между принцем и испанским королем заключен был формальный союз[682]. Между тем помощь, открыто оказывавшаяся Францией голландским и немецким протестантам, дискредитировала ее в глазах бельгийских католиков. В 1633 г. Янсений опубликовал свое сочинение «Mars Gallicus», в котором он обрушивался на королей, «являющихся христианами лишь по названию». Оловом, преданность религии, которая когда-то заставила умы отвернуться от испанского дома, теперь привлекла их к ней.

Но чем отчетливее выяснялась неминуемость столкновения с Францией, тем усиленнее Испания старалась прийти к какому-нибудь соглашению с Соединенными провинциями. Она потеряла всякую надежду отвоевать их и поэтому отказалась считать их мятежными. Она отлично понимала, что должна порвать с традициями Филиппа II, если она хотела, чтобы у нее не были связаны руки во время ее поединка с соперничавшей с ней Францией. Она подумывала даже о том, чтобы предоставить Бельгии независимость и дать ей возможность договориться с голландцами, ограничившись сохранением за собой важнейших портов и крепостей. «Если бы существовал какой-нибудь верный способ уравнять силы законопослушных и непокорных провинций, — писал Филипп IV председателю Розе 15 апреля 1633 г., и если бы можно было добиться, чтобы законопослушные провинции удовольствовались открытием — за свой счет и на свой риск —1 порта Гравелинга, а мне предоставили бы все приморские города, а также Антверпен, Намюр и Камбрэ, с обязательством прийти им на помощь в случае опасности, и сверх того Люксембург и Бургундию, то можно было бы пойти и на то, чтобы уступить им во всем остальном, а именно, чтобы указанные провинции установили у себя форму правления по своему выбору и — не говоря о тех правах и титулах, которые я сохранил бы за собой, — образовали бы независимые кантоны, которые заключили бы мир иди длительное перемирие с голландцами. Стойло бы даже взвесить, не целесообразно ли было бы установить совместно с ними общую оборонительную и наступательную линию…, хотя очевидно, что из-за этого должен был бы пострадать наш авторитет»[683]. Это были лишь преходящие настроения, но как они тем не менее показательны!

вернуться

679

Henrard, Marie de Médicis…, p. 366.

вернуться

680

Gachard, Actes des États Généraux de 1632, t. II, p. 649.

вернуться

681

Waddington, La République des Provinces-Unies…, t. I, p. 212.

вернуться

682

Henrard, Marie de Médicis…, p. 424, 433.

вернуться

683

Gachard, Actes des Étals Généraux de 1632, t. II, p. 658.

92
{"b":"813680","o":1}