Пребывание в рядах крупной буржуазии, как мы видели, было лишь переходной ступенью к дворянскому сословию. Надо было пройти через него, чтобы двинуться дальше. Новые богачи приобретали доступ к нему через свои состояния. Сыновья состоятельных буржуазных семей посвящали себя свободным профессиям и в особенности юридической карьере, этому рассаднику будущих чиновников, которые составили в дальнейшем дворянство мантии. Уже в середине XVII в. страна наводнена была адвокатами: наблюдалось всеобщее увлечение юридической карьерой, вследствие чего множество молодых людей пренебрегало выгодными профессиями[1136]. Но по окончании гражданской войны эти имевшиеся в избытке юристы не помышляли уже больше о свержении существующего строя: их честолюбие было прежде всего направлено на вознаграждение их услуг или их дарований пожалованием дворянского звания.

Находившиеся под крупной буржуазией мелкая буржуазия и крестьяне представляли собой общественный класс, лишенный всякого участия в управлении государством и всякой надежды занять более высокое общественное положение. Впрочем, ремесленники, так же как и крестьяне, мирились с тяготевшим над ними гнетом. Ремесленники чувствовали себя защищенными аристократическими эшевенами, в руках которых отныне находилось управление городов; крестьяне же обрабатывали земли помещиков, поселившихся среди них в деревне и заинтересованных в их участи. Они довольствовались тем, что могли жить со дня на день скромными заработками со своего труда и не требовали большего. Они не помышляли ни о каких новшествах и не требовали другого места, чем то, которое они занимали по традиций и освященному обычаю.

Далее, на следующей, еще более низкой ступени общественной лестницы находился как в крупных городах, так и в деревне тот неорганизованный, состоявший из бродяг, профессиональных нищих, безработных и беспризорных детей, пролетариат, который с конца XV в. составлял главную заботу общественных властей и вызвал к жизни появление благотворительных учреждений. Не подлежит ни, малейшему сомнению, что ряды этого несчастного бедствовавшего общественного слоя сильно выросли в XVII в.: об этом красноречиво свидетельствуют многочисленные указы против бродяжничества[1137]. После каждого военного похода и во время всякого промышленного кризиса эта масса пополнялась новыми элементами — дезертирами, ранеными солдатами, рабочими, лишенными средств к существованию. Уже в первой половине XVII в. провинции и города вынуждены были принять меры, чтобы справиться с этой опасностью. Провинциальные штаты Генегау проектировали в 1617 г. создание смирительного дома, где должны были содержаться и выполнять определенные работы лица, лишенные средств к существованию[1138]; через несколько лет город Гент создал с этой целью «Rasphuis», являвшийся наполовину тюрьмой, наполовину мастерской[1139]. Целью других учреждений было собрать бедных детей и сирот и обучить их ремеслу: таковы были например школа Богарда в Брюгге, в Генте — Blauwe school (1623), школа Blauwe meisjes (1623), Kulderschool (1628) и многочисленные другие аналогичные учреждения во всех городах страны. К этому надо прибавить множество частных бесплатных Столовых и учреждений, о которых свидетельствуют до наших дней сохранившиеся в церквах, избежавших капитальных переделок, многочисленные надгробные надписи на памятниках дворян и патрициев, в которых проявляется классовый дух, сознающий свои обязанности и стремящийся доказать это на деле[1140].

Из всех благотворительных учреждений того времени самыми интересными и самыми новыми были ломбарды. Первый шаг в этом направлении был сделан правительством. Ссудные кассы, создание которых в большинстве крупных городов предоставлено было так называемым ломбардским обществам[1141], взимали с заемщиков от 33 до 42%[1142]. Уже Маргарита Пармская подумывала о том, как устранить эту эксплуатацию нищеты. Она хотела ввести в Нидерландах существовавшие в Италии «Monti di Pieta», в которых бедняки получали беспроцентные ссуды. В 1560 г. она рекомендовала антверпенскому городскому управлению создать banco del refugio[1143]. К этой мысли вернулись во время правления Александра Фарнезе. Сильвестр Скарини представил герцогу проект[1144], который был им одобрен и который он приказал в 1588 г. ввести в Генте, чтобы «облегчить положение бедной общины»[1145]. Примерно в это же время Левин Торенций пытался осуществить аналогичный план в Льеже[1146]. Иезуиты, с своей стороны, высказались в пользу этого новшества[1147]. Оно было введено во время правления эрцгерцогской четы. В 1618 г. ссудные кассы были ликвидированы, и Венцеслав Кобергер получил пост генерал-интенданта ломбардов[1148]. Необходимые денежные фонды были предоставлены аббатствами и монастырями бегинок взамен выпуска пожизненных рент из расчета 6¼%[1149]. Так как ломбарды вынуждены были таким образом выплачивать проценты по вложенным в них капиталам, то они не могли давать беспроцентных ссуд. Во всяком случае они брали только 15% с предоставлявшихся ими сумм. Несмотря на сомнения, которые внушала некоторым теологам выдала ссуд под проценты, учреждения эти пользовались необычайным успехом. С 1618 по 1633 г. ломбарды появились в Брюсселе, Антверпене, Генте, Мехельие, Аррасе, Турнэ, Монсе, Валансьене, Камбрэ, Брюгге, Лилле, Дуэ, Куртрэ и Берге[1150]. Льежский епископ ввел их в 1622 г. в своей столице, откуда они вскоре проникли в Гюи, Сен-Трон и Тонгр.

К несчастью они не оправдали возлагавшихся на них надежд. Вложенный в них капитал оказался недостаточным, и Кобергер прибегнул для увеличения денежных фондов к рискованным операциям. Его обвиняли в том, что он частично использовал капиталы ломбардов для осушки болот — moeren— и по-видимому в этом обвинении была немалая доля истины[1151]. К тому же нужда правительства в деньгах заставила и его тоже занимать ломбардные фонды, предназначавшиеся для облегчения положения бедняков. Инфанта Изабелла заложила в ломбардах свои драгоценности в обеспечение взятых ею авансов, достигавших 566 514 флоринов. Эти. огромные изъятия из кассы, которая и без того была уже недостаточно обеспечена деньгами, привели к самым плачевным результатам. Ломбарды с этого времени влачили самое жалкое существование. Продажа драгоценностей инфанты в 1643 г. принесла огромный дефицит, который никогда не удалось покрыть. Ввиду столь неблагоприятных обстоятельств постепенно изменился и самый характер ломбардов. Их упрекали в XVIII в. в том, что они превратились в ссудные банки, работавшие в интересах рантье, денежными фондами которых они оперировали. Из благотворительных учреждений, какими они были вначале, они превратились в простые кредитные учреждения. Тем не менее они оказали в первые годы своего существования очень существенные услуги. Считают, что со времени их создания и до 1649 г., они взамен залоговых сумм в 18 230 637 пустили в обращение 130 403 151 флоринов.