В конце 1579 г., после заключения Аррасской и Утрехтской уний, после примирения валлонских провинций и «недовольных» с королем, после неудачного исхода Кельнского конгресса, национальная политика Вильгельма Оранского и его политика веротерпимости окончательно потеряли последние шансы на успех. Принц Оранский и его советники отлично поняли уже в 1576 г. что единственным препятствием, мешающим единодушному сотрудничеству всех провинций против Испании, является религиозный вопрос. И потому со времени Гентского примирения они ломали себе голову, как устранить этот мучительный вопрос. Но в условиях религиозной борьбы нельзя было выжидать. Протестанты тотчас же потребовали для себя свободы вероисповедания и своими насилиями довели католиков до крайности. Надежды, что с помощью религиозного мира удастся побудить обе партии заключить временное перемирие и наладить взаимные отношения, не оправдались, и положение еще больше обострилось. Во всех городах, где провозглашен был религиозный мир (Religionsfrid), он вызвал непрекращавшиеся беспорядки. Богослужения, похороны, крещения, венчания были постоянными поводами для скандалов и драк. В результате равноправного существования обоих вероисповеданий фанатизм дошел до апогея. Уже через очень короткое время более сильная партия добилась закрытия всех церквей, отведенных враждебной партии.

Среди этого разгара религиозных страстей некоторые запоздалые приверженцы Эразма и некоторые приверженцы Кассандера принципиально оставались сторонниками веротерпимости. Терпимость обнаруживали и некоторые очень немногие политики либо но соображениям целесообразности, либо из индиферентизма, вроде например принца Эпинуа, «который никогда не интересовался совестью отдельных людей», лишь бы они выполняли свои «политические» обязанности[489]. Но это ничтожное меньшинство таяло с каждым днем. Принадлежавшие еще к нему дворяне один за другим покидали его и переходили на сторону врага. Маркиз Гаврэ искал примирения с королем. 3 марта, 1580 г. Жорж Лален, сир Реннебург, долгое время сражавшийся в Фрисландии на стороне штатов, переметнулся и захватил от имени Филиппа II Гронинген. Из всей высшей знати только один принц Эпинуа оставался теперь верен «объединению всей страны»[490].

Впрочем, «объединение» потеряло всю свою силу и все свое влияние. Его заслонила теперь Утрехтская уния. Победоносный протестантизм в семи северных провинциях вел непреклонную борьбу с Испанией, а торговое процветание Голландии и Зеландии давало ему средства для продолжения этой борьбы. Создание совета унии (Raad der naarder Unie) дало объединившимся провинциям центральный политический орган[491]. Они явно стали представлять особое отдельное государство. Имевшиеся в их распоряжении средства они употребляли исключительно на свою оборону[492]. Их штаты занимались только своими делами, нисколько не думая о заседавших в Антверпене генеральных штатах.

В католических же провинциях, напротив, была восстановлена королевская власть. Уже 19 июля 1578 г. дон Хуан перенес местопребывание брабантского совета в Лувен и сместил всех непокорных советников, продолжавших заседать в Брюсселе. После взятия Маастрихта (29 июня 1579 г.) Александр Фарнезе учредил в этом городе вторую палату указанного совета. Он призвал в Намюр брабантскую счетную палату, а затем, 7 июня 1580 г., Большой совет Мехельна. С другой стороны, примирение с королем валлонских провинций дало ему возможность назначить местопребыванием фландрского совета Дуэ и наложить руку на лилльскую счетную палату.

Таким образом все важнейшие органы управления, созданные монархической властью, снова подчинены были королю. Теперь повстанцы не могли уже больше делать вид, будто они не посягают на прерогативы его величества. И если они сохранили в Брюсселе брабантский совет, а в Генте фландрский совет и если 30 июля 1580 г. эрцгерцог Матвей вместе с генеральными штатами создал в Генте новую счетную палату для Фландрии, то дело шло уже при этом о противозаконных или, вернее, революционных мероприятиях.

Впрочем, разве кто-нибудь мог еще считать эрцгерцога Матвея королевским наместником? Разве кто-нибудь мог еще признавать законность собрания, которое продолжали по-прежнему называть генеральными штатами? В действительности в нем представлена была лишь самая незначительная часть «общей родины». Из валлонских провинций в нем были лишь депутаты Турнэ, что же касается членов Утрехтской унии, то они явно не интересовались тем, что там происходило, или вмешивались лишь для того, чтобы навязать свои решения[493]. По существу генеральные штаты были почти в таком же беспомощном положении, как и сам эрцгерцог Матвей. Фландрия и Брабант, не занявшие никакой определенной позиции между католическим союзом Юга и кальвинистским союзом Севера, могли бы еще сохранить за собой некоторую видимость авторитета. Но политическая анархия достигла в них кульминационного пункта, и успехи протестантизма привели здесь к замене повсюду власти генеральных штатов властью городских демократий.

Брюссель и Антверпен в свою очередь ввели у себя порядки на манер Гента. Но в Брюсселе, где патриоты были гак сильны с 1576 г., большинство населения все же осталось католическим. Религиозный мир был здесь установлен лишь против воли девяти «наций», и граф Филипп Эгмонт 4 июня 1579 г. воспользовался их недовольством и попытался захватить город и перетянуть его на сторону партии «недовольных». Для предотвращения новых опасностей городское население призвало 5 рот шотландцев, и тотчас же был организован военный совет, который при поддержке войск и бедного люда захватил в свои руки власть в коммуне и начал преследовать католиков[494]. И хотя их было в семь раз больше, чем протестантов, они лишены были инициативы, и потому им ничего больше не оставалось, как подчиниться новому военно-демократическому строю, который, пренебрегая старыми привилегиями, предоставил теперь все должности кальвинистам. Численное соотношение протестантов и католиков в Брюсселе было такое же, как и в Аррасе, но, как и в Генте, власть принадлежала здесь меньшинству, и оно злоупотребляло ею. Комендант ван ден Тимпель и пенсионарий Корнелий ван Арсен совсем не были однако фанатиками. Убежденные оранжисты, они стремились лишь не дать городу примириться с королем, ибо они знали, что он непременно это сделает, если этому не воспротивятся кальвинисты.

В силу этого католики были вынуждены соглашаться со всеми требованиями последних. Начиная с июня 1579 г. католические священники не осмеливались показываться на улицах, сопровождать похороны и открыто носить больным святые дары. Вместо религиозного мира вскоре установилось исключительное господство протестантов. Город создал протестантскую школу для 100 детей, платил пасторам жалованье, раздавал деньги беднякам, посещавшим протестантские проповеди. В 1581 г. было официально запрещено открытое исповедание католической религии, а в 4584 г. дошли до запрещения тайного католического богослужения.

То же было и в Антверпене. И здесь кальвинисты силой навязали свою власть католикам, впрочем, менее многочисленным, чем в Брюсселе. 28 мая 1579 г. толпа напала на католическую процессию, в которой принимал участие эрцгерцог Матвей, и оттеснила ее к собору. Принц Оранский, спешно прибывший со своей гвардией, не в состоянии был навести порядок. 121 католический священник были силой посажены на корабль и отправлены в Рупельмонд. Объявленный 12 июня религиозный мир не принес желанного спокойствия. В действительности гонимые католики все больше теряли почву под ногами. С 1581 г. в городе установилось исключительное господство протестантизма. Тем не менее городское управление согласилось предоставить особую церковь «для его высочества» и открыло доступ в нее и тем католикам, которые прожили не менее 3 лет в городе.