Особое почтение внушала народу Изабелла. Как в Маргарите Австрийской и Марии Венгерской, народ видел в ней «настоящую принцессу королевской крови», прямую и законную преемницу Карла V и бургундских герцогов. Законная наследница и верховная повелительница страны, она, как говорили, прибыла сюда, чтобы жить и умереть вместе с народом. Ее приезд снова оживил чувство преданности законному государю, которое по-видимому коренилось достаточно глубоко, если оно пережило даже Филиппа II.

Путешествие Изабеллы от Люксембурга до Брюсселя сопровождалось непрерывными восторженными приветствиями. Густая толпа теснилась на усеянных зеленью и цветами улицах, приветствуя инфанту. Старались прикоснуться к ее карете и к ее лошадям. Старики плакали от умиления при ее проезде[591]. Столица в которую она вступила 5 сентября 1599 г., устроила ей прием, достойный прошлых времен. Целых 3 дня продолжались представления на открытом воздухе, праздничные иллюминации, фейерверки в городе, украшенном триумфальными арками и увешанном коврами. Из всех фламандских и валлонских провинций явились толпы любопытных, жаждущих увидеть торжественное зрелище. Те, кому удалось ближе увидеть лицо инфанты, поражены были запечатленным на нем выражением величия и доброты. Торжественный церемониал и окружавшая ее пышность, неслыханная роскошь ее одежд производили сильное впечатление на воображение народа, у которого вместе с кальвинизмом исчезла и республиканская простота. О восхищением рассказывали друг другу, что одни только драгоценные камни, украшавшие седло ее лошади, стоили 200 тыс. флоринов, и в этом баснословном богатстве хотели видеть залог новой эры благосостояния.

Изабелла родилась 12 августа того самого 1566 г., когда начался период гражданских и религиозных смут, которому, как полагали, она призвала была положить конец. Она была любимицей Филиппа II. Для нее в частности хранил он в своей душе чувства отцовской нежности, которые так отличали его как частного человека от повелителя. Его заветнейшим желанием было сделать ее германской императрицей или королевой Франции. Он посвящал ее в свои планы, и от него она унаследовала ту неутомимую энергию в работе, благодаря которой она до последних дней своей омраченной болезнями старости часто до 4 часов утра просиживала за письменным столом. Благодаря своему воспитанию она усвоила себе чисто испанский и чисто католический склад мышления. Однако, несмотря на надменность и важность ее манеры обращения и несмотря на ее суровое молитвенное рвение, являвшееся следствием ее мистически окрашенного благочестия, она обладала от природы веселым и приветливым нравом; это придавало ей совершенно особую прелесть, и этим несомненно объясняется популярность, приобретенная ею в той самой Бельгии, для которой она все же до конца своих дней всегда оставалась чужой. Чувство достоинства и нравственная чистота, любовь и преданность, неустанно проявлявшиеся ею по отношению к ее мужу, постоянной советницей которого она была и перед которым она во всех важнейших случаях скромно старалась стушеваться, снискали ей уважение не только ее подданных, но и всей Европы. Ей удалось сделать брюссельский двор особенным, не похожим на другие европейские дворы: отчужденность, создававшаяся королевской пышностью церемоний, строгостью этикета и почти монашеской суровостью нравов, смягчалась добротой очаровательной повелительницы, которая в своих внутренних покоях обращалась как мать со своими придворными дамами и во время войны собирала их вокруг себя щипать корпию[592].

Как только Альберт и Изабелла обосновались в Брюсселе, они сейчас же поспешили придать своему управлению тот внешне национальный характер, который должен был склонить в их пользу общественное мнение. Прежде всего они позаботились о том, чтобы удовлетворить высшее дворянство. Герцог Арсхот, граф Аренберг и принц Оранский, тот самый старший сын Вильгельма Молчаливого, который был отправлен герцогом Альбой в Испанию и вернулся оттуда вместе с Альбертом в 1596 г., были введены в состав государственного совета. Маркиз Гаврэ был назначен главой финансового ведомства; граф Аренберг — адмиралом; граф Берлемон — штатгальтером Артуа, а граф Эгмонт — штатгальтером Намюра. Арсхот, Оранский, Гаврэ, Сольр и Эгмонт получили цепь ордена Золотого руна. Затем, несмотря на зимнее время, Альберт и Изабелла поспешили устроить торжества признания своей власти отдельными провинциями. Им по-видимому не терпелось скорее самим принести и б свою очередь принять от каждой отдельной провинции присягу, чтоб закрепить за собой в глазах населения верховную власть, которой наделил их пока только король. 25 ноября "они принесли присягу «Joyeuse Entrée» в Лувене, в качестве герцогов Брабантских, повторив ту же церемонию 30 ноября в Брюсселе и 10 декабря в Антверпене. В течение всего этого времени, вплоть до 24 февраля, во всех важнейших городах непрерывно происходили торжественные приемы: население приветствовало Альберта и Изабеллу радостными криками, духовенство— гимнами в их честь, и все это сопровождалось салютами орудий и треском фейерверков. Вслед за тем эрцгерцогская чета вернулась в Брюссель, признанная таким образом по всем правилам законными повелителями герцогством Брабантским, сеньерией Мехельна, графством Фландрским, кастелянствами Лилль-Дуэ-Орши, Турнэ и Турнези, графством Артуа, Валансьеном и графством Генегау. Они полагали, что пока можно ограничиться этим, и отложили на время свои визиты в графство Намюрское, герцогство Люксембургское и герцогство Гельдернское.

Оказанный им повсюду прием рассеял у них все опасения относительно настроения в стране. 20 марта 1600 г. они, с своей стороны, дали стране доказательство своего доверия к ней, пригласив представителей всех провинций собраться в апреле в Брюсселе на заседание генеральных штатов.

Положение, о котором они должны были поставить в известность штаты, было в высшей степени критическим.

Соединенные провинции совершенно не удостоили ответом предложения, сделанные им в 1598 г. Ни к чему не привела также попытка сломить их сопротивление, сделанная 9 февраля следующего года кардиналом Андреем, запретившим от имени инфанты всякого рода торговые сношения с ними. В ответ на это они призвали 22 марта все бельгийское население к восстанию и издали 2 апреля постановление об аресте всех испанцев и их имуществ повсюду, где только это возможно. Военные действия против них тоже не дали никаких результатов. Попытки взять Боммель во время похода 1599 г. окончились неудачей, и пришлось ограничиться постройкой форта Сент-Андре при слиянии Мааса и Валя. Не успела еще эрцгерцогская чета закончить свой торжественный объезд провинций, как Мориц Нассауский опять перешел в наступление: 22 января 1600 г. ему открыл ворота форт Кревекер (напротив Буа-ле-Дюк), а 8 мая то же сделал только что отстроенный форт Сент-Андре. В довершение всех несчастий государственная казна была пуста, и это чревато было новыми мятежами.

Кроме того поведение Филиппа III еще более усиливало беспокойство эрцгерцогской четы. Она прекрасно знала, что новый король совершенно не одобряет передачу ей его отцом Нидерландов. Они могли ждать от него всего, что угодно, если бы им не удалось расположить его в свою пользу какими-нибудь блестящими удачами. Чтобы упрочить свою недавнюю и шаткую верховную власть, они должны были показать себя достойными ее в глазах Испании и умиротворить Нидерланды любой ценой.

Так как Альберт по природе своей не был воинственным, то он прибегнул сначала к мирному пути. В конца 1599 г. ему удалось добиться от своего брата императора Рудольфа II посылки торжественной делегации в Голландию. Ее официальной целью было потребовать возврата Германии некоторых укрепленных пунктов, фактически же она должна была побудить восставших вступить в переговоры с эрцгерцогом. Но эта попытка оказалась совершенно безуспешной. Столь же неудачны были предпринятые вслед за тем попытки расстроить союз Елизаветы с Соединенными провинциями. Начавшиеся в Булони переговоры были вскоре прерваны под предлогом вопросов этикета. Словом, к моменту открытия заседаний генеральных штатов дипломатические переговоры не оставляли больше никаких надежд на соглашение.