При этих условиях партия «недовольных» неизбежно должна была завершить свою эволюцию и, подчеркивая свою враждебность к революционерам, рано или поздно принести покаяние законному государю. Одушевленные событиями Матье Мулар в Аррасе и ла Мотт в Гравелинге, связанные оба с Александром Фарнезе, стали открыто действовать в интересах Испании. Первый пытался склонить на ее сторону штаты Артуа, а второй привлечь к этому делу Монтиньи. Граф Лален тщетно пытался разбить их планы, соблазняя их союзом с герцогом Анжуйским. Но отвращение генегауцев и артуасцев к Франции, армии которой так часто опустошали их края и осаждали их города, распространялось также и на герцога, к которому они относились с величайшим недоверием[476]. Чтобы разрубить этот узел и добиться признания, герцог 23 декабря решился внезапно напасть на город Моне. Но благодаря бдительности городского населения удалось отразить это покушение, которое окончательно дискредитировало герцога Анжуйского. Не имея к тому же денег, чтобы заплатить жалованье своим войскам, которые стали разбегаться, он решил выйти из игры и удалился в Кондэ, чтобы оттуда вскоре вернуться в Париж.

Ввиду этого Лалену ничего больше не оставалось, как предоставить свободу действия сторонникам мира. 6 января 1579 г. депутаты штатов Артуа и Генегау, собравшиеся в аббатстве Сен-Вааст вместе с депутатами Дуэ, заключили Аррасскую унию[477]. Наконец-то сила вещей взяла верх над тем «отвращением к испанцам»[478], которое столько времени удерживало католиков от возврата под власть Филиппа II. Участники аррасских переговоров писали теперь генеральным штатам, что они твердо решили «искать путей для улучшения дел и даже указать, какими разумными и надежными средствами можно было бы добиться общего соглашения с католическим королем, нашим законным повелителем и государем». Они просили их в то же время восстановить, в соответствии с текстом Гентского примирения, общую унию, «в противном случае (вы, господа) не должны удивляться, если мы будем считать себя отделившимися и отпавшими от вышеназванной унии, подобно тому как от нее фактически отпали все те граждане и гражданки, которые, прямо или косвенно, каким бы то ни было способом нарушили ее статьи и пункты»[479].

Ответом на католическую Аррасскую унию явилась через несколько дней, 23 января 1579 г., кальвинистская Утрехтская уния., Подобно Аррасской унии она ссылалась на Гентское примирение, но истолковала его, в соответствии с желаниями протестантов, в смысле полной свободы вероисповедания. Она объединяла вокруг Голландии и Зеландии провинции Утрехт, Гельдерн, Фрисландию, Овериссель и Гронинген, а также протестантские города Фландрии и Брабанта — Гент, Ипр, Брюгге с округом. Антверпен, Льеж и Бреда не замедлили присоединиться к ней. Впрочем, уния вдохновляясь не только религиозными соображениями. Голландия и Зеландия, штаты которых всеми силами настаивали на ней, выговорили себе в ней привилегированное положение и видели в присоединении к ней других территорий прежде всего барьер против Испании. В противоположность аррасским союзникам, говорившим о примирении с королем, утрехтские готовились к войне. Экономическое могущество обеих морских провинций и их военные ресурсы позволяли им взирать на будущее с надеждой, которую дальнейшие события не замедлили оправдать. Принц Оранский, обеспокоенный поведением валлонских провинций, сам поспешил с заключением союза с северными провинциями. Его брат Иоанн, штатгальтер Гельдерна, активно содействовал конечному успеху этого дела. И тем не менее как Утрехтская, так и Аррасская унии оказались одинаково пагубными для той политики, поборником которой до сих пор выступал принц Оранский. Действительно, что должно было статься с «объединением всей страны», раздираемой противоречивыми стремлениями протестантов и католиков? Каждая из этих групп могла рассчитывать только на себя. Религиозный и партийный дух возобладал над национальным сознанием. Вопрос о защите «общей родины» от врага отпал. Бургундское государство распалось…

Генеральные штаты, удалившиеся со времени сражения при Жамблу в Антверпен, потеряли последние остатки влияния, которым они еще пользовались. Эрцгерцог Матвей был лишь марионеткой, которой никто больше не интересовался. Провинции перестали вносить свою долю налогов, казна была пуста и национальная армия под командованием француза Ла Ну[480] и англичанина Норриса не способна была ни к каким действиям. 2 марта Фарнезе атаковал ее у Боргехоута, отбросил ее к стенам Антверпена и через 10 дней, никем не потревоженный, начал осаду Маастрихта.

Тем временем валлонские провинции явно обнаруживали желание покончить со всем этим. 23 февраля 1579 г. штаты, Артуа, а также депутаты Генегау и Дуэ известили генеральные штаты о своем решении самим вступить в переговоры с королем, раз нельзя договориться об общем мире, «вполне понимая, насколько эго могло и должно было бы быть лучше сепаратного мира». Во они пойдут на этот общий мир лишь «на основе и условиях Гентского примирения, последовавшей за ним Унии и Вечного эдикта, не допуская и не вставляя в них ничего противоречащего или наносящего ущерб нашей святой вере и римско-католической религии»[481]. Напрасно генеральные штаты умоляли их пожертвовать их религиозными мотивами ради блага страны и призывали ид «изгнать жестокого тирана и врага всего, что только связано с именем Бельгии»[482]. В обстановке всеобщего распада эти патриотические призывы не встретили ни малейшего отклика.

Что касается гентцев, то их будущее, прояснившись на один момент, снова предстало в самом мрачном свете. В ноябре 1578 г. Иоанн Казимир, отставленный недовольной его бесплодными действиями Елизаветой, окончательно покинул Нидерланды. Его отъезд тотчас же вызвал в городе восстание оранжистов, сгруппировавшихся вокруг Рихове, против кальвинистов, стоявших за Гембизе. Датен бежал, и 16 декабря в присутствии принца Оранского провозглашен был религиозный мир. На основании его церкви и школы были разделены между обеими религиями и создан был комитет из 8 лиц — 4 католиков и 4 протестантов — для наблюдения за его выполнением. Этот переворот сделал возможным соглашение с Монтиньи. 9 января 1579 г. он согласился эвакуировать Менен при условии сохранения в Генте католической религии, освобождения заключенных, так долго содержавшихся гентцами под стражей, и уплаты 3-месячного жалованья его войскам. Таким образом можно было еще надеяться, что удастся избежать гражданской войны и что можно будет предоставить в распоряжение армии генеральных штатов 7 тыс. валлонов Монтиньи[483] и солдат, навербованных Рихове.

Но это успокоение было очень непродолжительно. 26 января Гент, несмотря на протесты «poorterije» присоединился к Утрехтской унии, и непримиримые кальвинисты воспользовались этим, чтобы взять опять власть в свои руки. Приверженцы Гембизе, возбужденные письмами д-ра Бойтериха[484], секретаря Иоанна Казимира, снова стали навязывать свою волю католическому большинству. Опять началось разграбление церквей; вербовались наемники; пленники, отправленные в Термонд, были возвращены 10 марта в тюрьму. В результате религиозный мир был нарушен.

Вместе с тем исчезла последняя надежда склонить Монтиньи и «недовольных» на сторону «объединения всей страны». Поддавшись своему ожесточению, они решились, наконец, на неизбежное. Ла Мотт, который выдавал себя теперь за представителя Филиппа II и которого генеральные штаты только что объявили врагом государства (9 марта), делал им выгодные предложения, к которым присоединились также аррасский епископ барон Селль и уполномоченный Александра Фарисее сир Валюон. Этого было даже слишком много для успеха. 6 апреля в Мон-Сент-Элуа Монтиньи от имени всех своих «полковников, капитанов и солдат», сопровождавших его во Фландрию, предоставил в распоряжение короля все свои войска и передал ему города Менен и Кассель, при условии, что его величество выдаст ему 205 тыс. флоринов для уплаты жалованья солдатам, что он будет управлять на основании Гентского примирения и Вечного эдикта и, наконец, что король обещает провинциям, участницам Аррасской унии отозвать из Нидерландов иностранных солдат[485].