Кроме того Шампанэ, ставший более чем когда-либо отъявленным врагом принца Оранского, всячески старался разжечь их недовольство. Он явился вместе с некоторыми из них — Хезом, Берзеле, Глимом, Баcсиньи — в Брюссель, чтобы протестовать против проекта религиозного мира. Следствием этого был мятеж. Патриоты захватили этих ходатаев в плен и в довершение всего выдали Шампанэ гентцам (19 августа).
Между тем влияние гентцев все возрастало. Фламандская часть Фландрии была уже целиком на их стороне. Не было никаких сомнений, что, если их войскам удастся проникнуть в Лилль, они неминуемо поднимут там кальвинистско-демократическое восстание, которое сразу же распространится и на другие соседние города. В целях предотвращения этой опасности барон Монтиньи решил использовать свои войска, оставленные генеральными штатами без дела и без денег. Раз правительство не осмеливалось оказать сопротивления гентцам, он решил сам выступить против них. 1 октября 1578 г., как раз в день смерти дон Хуана, он направился вместе с остатками своего полка и несколькими собранными им валлонскими отрядами в Менен. Таким образом он овладел всем течением реки Лис, обезопасил от неожиданного нападения Лилль и стал угрожать передовым позициям гентцев — Ипру и Куртрэ.
Уверенные в своих силах гентские кальвинисты поспешили принять этот вызов. Совершенно так же, как герцог Альба ответил в 1567 г. на вторжение Людовика Нассауского казнью графа Эгмонта и графа Горна, так теперь Рихове, прежде чем двинуться на Менен, приказал повесить у себя на глазах католических узников — советников Геооельса и Висха. С этого момента гражданская война была объявлена, и это была подлинно религиозная война. 5 октября протестантские войска Рихове дали бой валлонским католикам Монтиньи, которых они иронически называли Paternoster Knechten.
Иоанн Казимир послал им подкрепления и посла поражения Рихове сам поспешил в Гент (9 октября). Так как действия его постоянно парализовались принцем Оранским и генеральными штатами, то он с радостью ухватился за возможность сыграть наконец роль. Своим фанатизмом он походил на гентцев и так же, как и они, осуждал политику веротерпимости, с помощью которой принц Оранский пытался сохранить «объединение всей страны». Но в то время как он предоставил в распоряжение протестантов силы, которые он якобы привел для защиты провинций, на сторону Монтиньи перешла значительная часть французских солдат, последовавших за герцогом Анжуйским в Генегау. Вмешательство иностранцев во внутренние дела страны послужило лишь к вящему усилению анархии.
В то время как на границах Фландрии шли бои, открылось заседание штатов Генегау под председательском графа Ладена. Они заявили, что наступил момент положить конец невыносимому положению, «но не для того, чтобы предпринять что-нибудь новое и противоречащее благу общего дела, а — как они вполне определенно заявили, — чтобы защититься и охранить себя в соответствии с точным смыслом Гентского примирения и Брюссельской унии от более чем варварской тирании и наглости сектантов и их приверженцев, превзошедших даже испанцев, и кроме того помешать искоренению и гибели, угрожающему нашей святой вере и религии, а также дворянству и вообще всем чинам и сословиям»[472]. Как видим, они не собирались изменить национальному делу. Они ни в чем не отступали от патриотической программы 1576 г., так как требовали точного выполнения Гентского примирения и Брюссельской унии. Они были неуязвимы, когда они становились на почву законности, ибо что можно было им ответить, когда они протестовали против нарушения кальвинистами самых торжественных обязательств. Но они не хотели понять, что было уж слишком поздно возвращаться назад, что религиозный вопрос теперь взял верх над политическим, что нечего было больше и думать об отказе протестантам в отправлении их богослужения. Они не хотели признать, что «общее дело», которому они оставались верны, требовало новых уступок и что их цепляние за буквальный смысл договора 1576 г. было не менее пагубным для «объединения всей страны», чем фанатический партикуляризм гентцев. Действительно, они могли рассчитывать лишь на помощь католических провинций и в середине октября предложили штатам Артуа объединение всех католических провинций в общую лигу, «за которую, как только она будет создана и появится на свет, несомненно выскажутся все теснимые и гонимые католики, и даже некоторые католические города и местности, которых еще немало повсюду, тоже присоединятся к ней и будут помогать ей всеми имеющимися в их распоряжении средствами и силами»[473].
Эти слова были очень характерны. Они ясно показывали, что дело шло не о валлонском союзе, а о католическом союзе. Разумеется, основой этого союза должны были явиться валлонские провинции, в которых преобладала католическая религия; но доступ в него должен был быть по всей стране открыт для всех тех, кто не отрекся от католической церкви. Словом, хотели не «размежевания на кантоны», как этого требовали гентцы, а просто «соблюдения и выполнения первой унии, которую все провинции так торжественно признали и которой они присягали».
Хотя штаты Генегау и штаты Артуа стремились к одной и той же цели, но они отнюдь не были единодушны относительно способов ее достижения. В то время как штаты Артуа, обработанные епископом Матье Муларом, помышляли о примирении с Испанией, штаты Генегау под влиянием графа Лалена решили обратиться к герцогу Анжуйскому, чтобы побудить его изменить оранжистской партии и перейти на их сторону (24–27 октября)[474].
К тому времени, когда штаты Артуа и Генегау решили пойти на это дело, победа католицизма в валлонских провинциях была уже совершившимся фактом. 16 октября при известиях о шаге, предпринятом Генегау, вспыхнуло восстание среди патриотов Арраса, которые, подняв оранжево-бело-синее знамя принца Оранского, захватили городскую ратушу. Они восторжествовали бы, если бы могли получить вовремя помощь войсками. Но гентцы, которым Монтиньи преградил дорогу, не в состоянии были прийти им на помощь. Благодаря этому католики вскоре оправились. Будучи в три раза многочисленнее своих противников, они кроме того могли рассчитывать на большинство городских военных отрядов. 21 октября они двинулись против малочисленной армии Ле Дюка и сгруппировавшейся вокруг него бедноты из рабочих кварталов. Сопротивление было невозможно, и Ле Дюк, отказавшись от бесполезной борьбы, спасся бегством. При таких обстоятельствах патриотам оставалось только сложить оружие. Беспомощные должны были они присутствовать при аресте своих вождей и ликвидации комитета 15-ти. С 23 по 25 октября после упрощенного судебного разбирательства были казнены на главной городской площади адвокат Госсон и восемь его главных сторонников.
Аррасские события сразу же вызвали в соседних городах реакционное движение против оранжистской партии, только что обнаружившей всю свою слабость. В Лилле Лонгастр, которому принц Оранский поручил пересмотреть закон об эшевенах «с тем, чтобы провести туда несколько членов консистории»[475] был изгнан вспыхнувшим здесь восстанием. Дуэ, где еще 16 октября произошло изгнание иезуитов, 30-го пережил возвращение к власти католиков. Только один Турнэ, занятый по повелению генеральных штатов принцем Эпинуа, не был захвачен общим движением. Но кальвинизм, которому городская демократия расчистила путь, был разбит во всех валлонских провинциях вместе с ней, к вящей выгоде дворянства и крупной буржуазии. И действительно, политическая реставрация происходила одновременно с религиозной. Партия «недовольных» была не только религиозной партией, но и аристократически-консервативной. Вместе с ней привилегированные сословия, представленные в штатах Артуа и Генегау, военачальники валлонских войск Монтиньи, Лален, их бесчисленные родственники, друзья и подзащитные, и, наконец, богатые буржуа одержали верх над простым народом так же, как католическая церковь одержала верх над протестантизмом.
