С начала XVII в. государство и господствующие классы стали слишком открыто покровительствовать иезуитам, так что их противникам из светского общества ничего больше не оставалось, как молчать. Но их гегемония вызвала против них довольно сильное оппозиционное движение среди духовенства. Иезуиты жаловались, что их обвиняют в скупости, корыстолюбии, честолюбии и что всякого рода клеветой пытаются отвадить от них все растущее число исповедующихся[953]. Если бы не противодействие Спинолы, их «полевая миссия» была бы провалена[954]. Епископы и священники не без зависти смотрели на их успехи и очень встревожены были тем, что иезуиты с каждым годом все больше вмешивались в дела духовного ведомства[955]. В Генте в 1643 г. епископ Триест пытался отстранить их от преподавания катехизиса и заменить их приходскими священниками[956]. Многие представители высшего духовенства осуждали слишком светский характер иезуитских школ, в которых придавалось преувеличенное значение танцам и музыке[957]. Мехельнский архиепископ Яков Бонен относился к ним явно враждебно и выписал из Франции с целью помешать их успехам много ораторианцев. Лувенский университет в 1566, 1588 и 1594 гг. был упорно против того, чтобы предоставить им возможность организовать публичные лекции по философии[958]. Решение папы в пользу университета в 1596 г. не прекратило столкновений. В 1624 и 1626 гг. пришлось отправить в Испанию Корнелия Янсения, чтобы добиться у короля формального запрещения иезуитским школам давать академические степени. При этих столкновениях дело шло вовсе не об университетских привилегиях, а о чем-то совершенно ином. В 1570 г. иезуит отец Беллармин во время своего пребывания, в Бельгии боролся с учением блаженного Августина, защищавшимся Михаилом Байем. Несмотря на то, что учение это было осуждено папой в 1567 г., оно тем не менее имело многочисленных сторонников на факультетах Лувена и Дуэ, и это очень тревожило всех тех, кого поражало сходство между ним и протестантским догматом о предопределении[959]. Иезуит Лессий посвятил почти всю жизнь борьбе с этими предтечами янсенизма, и именно с целью открыть доступ в университет его теории о свободе воли иезуиты и стремились проникнуть в него. Во всяком случае путем основания «музея Беллармина» иезуиты создали себе исследовательско-пропагандистский центр, откуда они могли наблюдать за университетом. Впрочем с начала XVII в. интенсивная духовная деятельность иезуитов все более отодвигала на задний план деятельность университета. После смерти Юста Липсия Лувен не имел больше ни одного ученого с европейским именем. Его факультеты, точно так же как и факультеты Дуэ, были не чем иным, как обыкновенными теологическими, юридическими и медицинскими школами. Наука развивалась уже не в них, а в иезуитских школах и резиденциях. Они не только поставляли наиболее выдающихся теологов, на сочинениях которых воспитывалось теперь духовенство[960], но среди них встречались и математики вроде Эгильона и Григория из Сен-Винсента, филологи вроде Андрея Шотта и эрудиты вроде Болланда, Геншена и Папеброша. Из их среды вышла самая крупная историческая работа XVII в. — собрание «Acta Sanctorum». Разнообразие дарований членов иезуитского ордена сказалось даже в области искусства: среди них оказались такие художники, как Даниель Сегерс и такие замечательные архитекторы, как Гюиссенс. Таким образом иезуиты наложили свой отпечаток на самые высокие проявления духовной деятельности Бельгии XVII в. Они были здесь более многочисленны, чем где бы то ни было, и оказали здесь более глубокое воздействие на население, чем где-либо. В обстановке экономического упадка и вялости общественного мнения они сумели привлечь к себе самые сильные и энергичные умы, указав им цели и руководящие идеи для практической деятельности. Благодаря своей борьбе против ереси, благодаря возвеличению католичества путем своей просветительной, проповеднической и миссионерской деятельности они привлекли на свою сторону самую лучшую, избранную часть молодежи. И потому нетрудно понять, что в 1640 г., т. е. тогда, когда иезуитский орден насчитывал первые 100 лет своего существования, авторами сочинения «Imago primi saeculi», в котором нашли себе столь гордое выражение их подвиги и победы, были именно бельгийские иезуиты.
IV Вокруг общества Иисуса, являвшегося самым могущественным орудием и самым высоким проявлением католического возрождения, группировалось множество религиозных орденов, которые с конца XVI в. широко распространились по всей стране. Большинство из них продолжало следовать той идее деятельного благочестия и проповеди в народе, которая введена была миноритами в средние века. Но они сумели приспособить ее к современной жизни, к изменившимся требованиям буржуазного общества, к текущим нуждам религии, Поэтому все они обосновались в центрах социального движения, т. е. в городах. О их помощью самое строгое правоверие и благочестие, печать которого иезуиты, с своей стороны, наложили на дворянство и буржуазию, проникли в самые низкие и самые бедные сдои городского населения. О многих из них, в частности о капуцинах и францисканцах, можно было без преувеличения сказать, что они были иезуитами бедных. Они занимались не только преподаванием, исповедованием, устройством религиозных процессий и девятидневных или сорокачасовых молитв по обету, но кроме того они навещали также узников, ухаживали за больными, помещали в больницы душевнобольных и обучали детей из народа. Среди них были такие, которые брали на себя даже исполнение некоторых общественных обязанностей, как например капуцины, на которых в некоторых городах лежала забота о тушении пожаров[961]. В этой огромной монашеской армии, созданной католическим рвением, женщины были не менее многочисленны, чем мужчины. Наряду со старыми монастырями бегинок, монастыри кармелиток, бригиттинок, аннунциаток, урсулинок, францисканок и кларисс являлись рассадниками женского благочестия, пробуждавшими в женщинах еще более пламенный мистицизм и вдохновлявшими их на все новые дела. Все общество — без различия пола, призвания и общественного положения — было проникнуто и пропитано религиозным духом. Высокое уважение, глубокое влияние на умы и щедрые дары, которые в свое время возрождение наук доставляло гуманистам, стали теперь в результате католического возрождения— и пожалуй даже в более широких размерах— уделом монастырей. Разумеется, пример в этом отношении дан был двором. Эрцгерцогская чета призвала из Италии босоногих кармелитов, а из Испании кармелиток, которых она буквально осыпала изъявлениями своего глубочайшего уважения. Когда одна из приближенных ев. Терезы, «мать» Анна Бартелеми, прибыла в Бельгию, инфанта поспешила в Моне навстречу ей, чтобы ее приветствовать, а когда доверенный св. Терезы, «отец» Иероним Грациан, проезжал через Нидерланды, он был принят в брюссельском дворце[962]. В 1623 г. Изабелла приказала привезти в Гент в своих собственных каретах аннунциаток, которые собирались поселиться в этом городе[963]. Вместе с Альбертом она посещала монастыри, закладывала первый камень их церквей, посылала им раки для хранения реликвий и другие вещи для украшения алтарей, поручала их попечению эшевенов, предоставляла им денежные средства из государственной казны или делала им пожертвования из своей собственной шкатулки. Самые знатные вельможи — по убеждению ли или из желания угодить государю — состязались между собой в щедрости по отношению к религиозным орденам. Считалось модным делать им приношения. Исключительным расположением эрцгерцогской четы пользовались в особенности кармелиты. Под влиянием Анны Бартелеми столько представительниц высшей знати постриглось в монахини, что в конце концов многие матери семейств стали бояться показывать ей своих дочерей[964]. Монахини ордена св. Клары, прибывшие в Бельгию в начале XVII в., снискали себе вскоре же здесь такие симпатии, что 16 придворных дам Изабеллы дали обет о вступлении в их монастырь. Ламберта Круа вступила в орден урсулинок. В 1626 г. Флоран Берлемон и его жена Маргарита Лален основали монастырь Берлемон, где августинки занимались воспитанием девушек[965]. Брат герцога Арсхота, Карл Аренберг, граф Севегемский, вступил в орден капуцинов и отказался променять свою Шерстяную монашескую рясу на пурпурную кардинальскую мантию. Настроения дворянства нашли себе отклик и среди городского населения. Один итальянский купец поселил в 1614 г. в Антверпене францисканцев; многие купцы и рантье содействовали распространению в городах религиозных и благотворительных учреждений и поддерживали их. Вмешательство городских властей приводило к еще лучшим результатам. В 1617 г. эшевены Брюгге ассигновали 12 тыс. ливров на постройку церкви капуцинов. В 1619 г. эшевены округа Брюгге оказали денежную помощь капуцинам Остенде и аннунциатам Брюгге. Оловом, мы могли бы продолжать до бесконечности, если бы захотели перечислять подобного рода факты, имевшие место в истории каждого города. вернуться De Ram, Synodicon Belgicum, t. I, p. 470, 476, 501, 513, 530. вернуться V. van der Haeghen, Inventaire des Archives de Gand, p. 48. вернуться Valerius Andreas, Fasti academici, p. 372–387. вернуться В 1588 г. Торренций писал по этому поводу из Антверпена следующие характерные слова: «Nec quid liberum tollentibus arbitrium commode respondere possim invenio, si Lovaniensium opinioni Jocus esse debeat. Ipsis haud dubia sua constat ratio; verum ego et plurimi mecum boni non tam subtiles sumus ingenio, ut haec assequamur» (Я не вижу, какое подходящее возражение можно было бы сделать тем, кто отрицает свободу воли, если принять учение лувенских богословов. Они несомненно понимают свои рассуждения; но я и многие добрые люди вместе со мной не отличаемся столь тонким умом, чтобы их постигнуть), «Bulletin de la Commission royale d'ffistoire», 3-ème série, t. XI, 1870, p. 219. вернуться Третий антверпенский синод в 1610 г. постановил, что священники должны иметь в своих библиотеках кроме катехизиса Канизия еще следующие книги: «Catholicum Stapletonb, sermones Costeri ejusque libellos sodalitatis el de controversiis horum temporum, Lessii consuitatio nupera quae religio sit eapessenda, directorium Poland ejusque libellus ob frequenti communione» (Католикон Степльтона, проповеди Костера и его книжки о братстве и о разногласиях наших времен, недавно вышедшее рассуждение Лессия о том, какую религию следует избрать, указатель Поланка и его книжку о частом причащении), т. е. все сочинения иезуитов. De Ram, Synodieon Belgicum, t. III, p. 135. вернуться Gobert, Les rues de Liège, 1.1, 202; Rembry — Barth, Histoire de Ménin, 1.1, Bruges 1881, p. 285. вернуться M. de Vülermont, Le duc et la duchesse de Bournonville, Bruxelles 1904, p. 97 etc. вернуться F. De Potter, Second cartulaire de G and, p. 283. вернуться М. de Vülermont, Le duc et Ja duchesse de Bournonville…, p. 98. вернуться Многие францисканские монастыри были созданы дворянами, например монастыри Флорана, Барбансона, Бастоня, Варемма, Вервье, Трех дев и т. д. J. Grob, Publications de la Section Historique de FInstitut de Luxembourg, t. LIV, 1909, p. 93 etc. |