— Собаки! Везде суют свой нос! Ей-богу, если уж так случилось с газетой, я готов продать свою единственную шубу, чтобы помочь семьям погибших рабочих! Больше у меня ничего нет! Тембот, говори, как нам быть? Что мы должны сделать? — волновался Нанаш.

— Нет, вы послушайте, друзья, что пишется дальше в газете.

Тембот сел поближе к лампе — она была без стекла, — низко наклонил голову и стал читать.

— Называется статья «На Лене». Я прочту вам только короткую выдержку: «Много ли времени прошло с тех пор, как это случилось? Люди еще не забыли, как сотнями умирали рабочие. Трупы рабочих, погибших на руднике «Итальянка», еще не остыли, как появились новые горы трупов, крики бедняков, море человеческой крови, — рабочей крови!..»

— Ах, сволочи! Собаки! Без стыда, без совести! — взволнованно перешептывались собравшиеся.

А Тембот продолжал читать:

— «Вот, друзья, так все это было, но что ждет рабочих дальше? На этот вопрос ответили все рабочие России». — Этими словами закапчивалась статья, в которой рассказывалось о жизни рабочих на Лене, о причинах и обстоятельствах их гибели.

Долго еще не умолкали приглушенные голоса в домике на окраине. Наконец условившись о следующей встрече, мужчины по одному разошлись. Все стихло в ауле.

Как-то вечером, когда совсем стемнело, Тембот тихонько постучал в окно дома Нанаша.

Вышел сам Нанаш, обнял его и молча повел в дом…

Мать Папаша угостила гостя хычыном, а когда они поужинали, она стала жаловаться Темботу на сына.

— Я уже состарилась, а он, — говорила она, показывая на сына, — и не думает о женитьбе. Отец и я каждый день посылаем к нему человека, чтобы спросил, желает ли он жениться на той или другой девушке{33}, а он дает все время одни и тот же ответ: «Нет!»

— Что же это ты, дорогой, делаешь? — улыбаясь, спросил Нанаша Тембот. — Зачем огорчаешь родителей? — Но тот, будто и не слышал, ничего не ответил и повел его в другую комнату.

— Давай, друг, о деле поговорим.

— Хорошо, будь по-твоему, — согласился Тембот. — Имею сведения, что число политических кружков в Карачае растет и что мы уже кое-чего достигли. Добились наконец разрешения открыть школы для девочек-горянок, нашлись упрямые люди. Будем добиваться и того, чтоб школа была доступна не только детям богатых родителей. Да… многое еще нужно сделать!.. Еще одно дело: хоть небольшую часть урожая с богатых земель мечетей, но удалось передать беднякам. Начальству и кадию пришлось согласиться с этим, конечно, из боязни бунта. Наконец-то наш парод начал понимать, что сила в единении…

— Да, конечно, — улыбаясь проговорил Нанаш, — если бы Тембот не организовал кружки и не разослал своих людей в разные аулы Карачая с беседами, наши люди едва ли сдвинулись бы с места!.. Мне это совершенно ясно! И если бы брат Тембота Харун не научил меня читать, я не прочел бы ни одной из тех замечательных книг, которые ты давал мне, — говорил в раздумье Нанаш.

— Не спорю с тобой из вежливости, — рассмеялся Тембот, — но согласись, если бы не мужество русских рабочих, русских крестьян, с которых наши берут пример, вряд ли наши решились бы на что-либо серьезное. Так что моя доля в этом деле самая малая…

Тембот помолчал, словно обдумывая и взвешивая нечто очень важное для себя, и заговорил снова, уже без тени улыбки на лице:

— Э-эх, друг, школы, это, конечно, хорошо, но тем, что научишь грамоте нескольких людей, нельзя изменить жизнь. Надо построить жизнь так, чтобы каждый человек — мужчина это или женщина — мог получить образование. Харун научил читать тебя, ну пусть научит ещё десять человек, а что делать остальным? А если Харун начнет обучать грамоте всех, ты думаешь, его оставят в школе?! Как бы не так! Богачам выгодно, чтобы народ был безграмотным, так легче его эксплуатировать. А муллы всячески стараются внушить нашему народу, что русские — это гяуры. Но поверь мне, что с русскими у нас одна дорога, русский трудовой народ и наш одинаково терпят гнет и насилие…

— А как же быть с религией? — спросил Нанаш.

— А что религия? Пусть каждый народ, если хочет, сохраняет свою религию. Марксисты убеждены, что люди сами поймут, что представляет собою религия. Разве не русский поп Гапон поставил народ девятого января под расстрел?! Народ ведь все поймет. Ему надо только разъяснить… Я вот хочу предложить, чтобы ты и еще несколько наших коммунистов устроились агентами в торговые компании, например, в фирму «Зингер». Тогда вы сможете более свободно разъезжать по разным селам, встречаться с людьми, распространять листовки и другую революционную литературу… Надо использовать и всякие легальные организации вроде сельских потребительских коопераций, кредитных товариществ и всевозможных обществ. Знаю, что есть такое «Просветительское общество», «Общество охраны природы». Кажется, есть даже «Общество трезвости». Замечательно!.. Смотри, сколько у нас возможностей!..

Тембот взглянул на часы.

— Люди-то наши когда соберутся? — спросил он. — Сегодня ведь у нас такая большая тема. Я хочу рассказать нам о Владимире Ильиче Ленине.

— Сейчас подойдут, — ответил Нанаш. — Я наказал, чтобы сегодня приходили попозже, переодетые жандармы теперь и по ночам рыщут…

— Все ясно! А пока отвечай на мой вопрос, на который ты не ответил, — снова улыбаясь, говорил Тембот. — Почему не женишься и беспокоишь мать?

— Потому, что хочу жениться только на Муслимат.

— А кто она, Муслимат?

— Она работает у Бийсолтана. Была служанкой у Фатимы. Бийсолтан запрещает ей выходить замуж. Конечно, трудно найти другую такую работницу, трудолюбивую и расторопную… Фатима когда-то раньше говорила с отцом о нас…

— И что же он сказал?

— Он ответил Фатиме: «Возьмешь ее с собой в дом Чомая, когда выйдешь замуж за Салимгерия. Тогда поступай с ней, как тебе захочется, а пока пусть работает здесь!..» Видишь, какие дела, а ведь считается, что крепостные давным-давно получили свободу… Мы много думали с Муслимат, как нам теперь быть. Фатима-то ведь ушла из дома. Ослушаться Бийсолтана? Он все равно жизни не даст ни ей, ни мне, ни нашим родным, — сила-то пока в его руках, — вздыхая, говорил Нанаш. — Я очень рад, конечно, что Касым и Фатима соединили свои жизни. Жалко только мать Касыма. Бийсолтан грозится сгноить ее в тюрьме…

— Да-а-а… — в раздумье произнес Тембот. — А я слышал, будто Бийсолтан очень любил свою дочь…

— Кто его знает!.. Правда, с тех пор как Фатима убежала из дома, отца не узнать, — так похудел. Целый месяц он сам повсюду ездил, искал дочь и Касыма. К счастью для них, пока не нашел. Зато Чомай и его сын Салимгерий пальцем не шевельнули. Чомай говорит, — не нужна нам украденная невеста! Чомай, однако, добился от Бийсолтана чего хотел. С его помощью он построил новую фабрику. Оформлена она на имя Салимгерия, но доходы с нее думал получать Бийсолтан. Теперь, как видишь, он потерял и дочь, и фабрику. И потому бушует, как лютый зверь…

— А может быть, и тебе таким же образом увезти Муслимат? — посоветовал Тембот.

— Нет, друг, ничего не получится. Если увезу Муслимат, я должен отсюда исчезнуть надолго… Как же тогда работа? Ты же первый меня об этом и спросишь. Нет, не имею права ради своего личного счастья бросить наше общее дело, нельзя, бесчестно это!.. Придется нам с Муслимат подождать.

Широки, необъятны просторы Российской империи. Многочисленны и разнообразны дороги, пересекающие ее. Степные и горные, лесные и каменистые, песчаные и глинистые, прямые и кривые, — несут они вести из города в город, из станицы в станицу, из села в село. Они летят через поля и реки, через моря и горы, поднимаются по узким дорожкам, где едва проезжает арба, добираются и до Карачая.