Никто не заметил, когда исчез Чомай. А Добай, как только опомнился, вскочил на своего коня и, подняв кулак, крикнул:

— Ну, подождите, сволочи, я покажу вам, как поднимать на меня руку!.. Увидите, что вам будет за насилие над представителем нового правительства!

— Если все правительство такое, как ты, — оно нам не нужно!.. — кричали ему вслед.

И долго еще в тот день толпились на берегу реки аульчане. Долго шумели и волновались.

Джамай и Сыйлыхан начали работу на участке, который выделил им Нанаш. Сначала они очистили землю от сорной травы, а потом стали делать каменную ограду. Сыйлыхан собирала и фартук мелкие камни и приносила Джамаю, а тот выкладывал их между большими камнями для прочности.

— Надо бы немножко отдохнуть, руки устали! — сказала Сыйлыхан и присела на камень. Джамай тоже уселся рядом.

— Осенью накопаем картошки и скосим траву, тогда наши ребята смогут отдохнуть от наемной работы, а мы могли бы хоть в старости досыта поесть, — замечтался Джамай.

— Хорошо, если б Сослан приехал к этому времени, — печально проговорила Сыйлыхан.

Джамай замолкал, как только разговор заходил о Сослане, ведь иначе грустные жалобы было не остановить. Потому он перевел разговор на тему земли.

— Надо посадить картофель там, где повыше, ближе к воде, поляну оставим под выгон, а вот участок, где сидим, будет для ржи. Зять нам ведь тоже поможет в работе.

— Знаешь, отец Сослана, чего я боюсь? — сказала Сыйлыхан. — Говорят, что Добай уехал с жалобой к атаману. Вот приедут оттуда и отберут землю!..

Она хотела услышать от мужа утешительное: «Не бойся, не отберут!». Но тот сам боялся не меньше ее и сказал лишь:

— Увидим, будем пока работать.

Но Сыйлыхан было беспокойно. «Вон и семья Джакджак, и соседи тоже трудятся на своей земле. Если у них займут участок, отберут и у нас… Нет, нет, пока я жива, я не отдам эту землю!» — успокаивала она себя. «Пусть лучше умру, но не отступлю от своего», — думал Джамай.

Вскоре к ним подъехал Алауган. Он слез с коня и направился к старикам. Они сразу заметили, что зять расстроен.

— Нанаша выгнали из комитета! А Добай уехал к атаману жаловаться! — огорченно проговорил Алауган.{37}

Джамай как стоял, так и замер с камнем в руке, а Сыйлыхан наклонилась и не могла разогнуть спину, села на землю.

А в ауле все пришло в движение, как только услышали о случившемся. Мужчины и женщины, дети и старики, — все снова побежали к мечети. Нанаш стоял там, грустно посматривая кругом, потом обратился к собравшимся:

— Дорогие товарищи, сегодня без всяких на то прав меня отстранили от работы в комитете за то, что я делил землю наших богачей. Они не хотят, чтобы трудовой народ был у власти. Нам больше нечего ждать от Временного правительства! Но еще рано эти чиновники начали справлять свое торжество. Наша партия с каждым днем становится сильнее!.. Мы не должны опускать голову!.. Большевики Баталпашинска, Армавира, Отрадной с нами!..

— А нам не нужна помощь русских! Если ты готов принять помощь гяуров, тогда ты сам — гяур! — закричал Шогай-эфенди.

— Ты — мусульманин, — ответил ему Нанаш, — но что хорошего сделал ты для нас, мусульман?! Русские ведь борются за равноправие. Когда дом Касыма развалился, не ты помог ему, а русские. Ленин — тоже русский, но хочет добра нам и труженикам всех народов.

— Хватит нам голову морочить! Довольно болтать! Где земля, которую обещали большевики? Где конец войны? За что погибают на фронте наши люди? Вы говорили, как только свергнут царя, будет такая хорошая жизнь! Говорил ты это, Нанаш? — кричал кто-то из толпы.

— Да, говорил. Говорили и мои товарищи. Такая жизнь обязательно будет! Наша партия борется за то, чтоб отобрать власть у богатеев и отдать ее людям труда. Рабочие Петрограда и Москвы создают сейчас Советы. Но беда в том, что в Советы пробираются наши враги. Партия ведет борьбу с этими людьми, старается изгнать их из Советов.

— Где же здесь у нас эта партия?! И когда она отберет власть у этих кровопийцев? — раздались голоса.

— Люди, послушайте меня! — крикнул Нанаш, — партия здесь — ведь это мы с вами! Все вы можете сами отстаивать свои права.

Тогда Алауган, Калагерий, Джашарбек подошли и встали рядом с Нанашем. За ними потянулись и другие… И вот уже вокруг Нанаша собралась целая толпа друзей. И она становилась все больше.

В марте тысяча девятьсот семнадцатого года состоялся съезд представителей горцев Баталпашинского отдела. В качестве делегатов на съезде присутствовали и революционеры — Тембот, Нанаш, Исхак и еще несколько человек из Карачая.

Зал, где проходил съезд, был набит людьми до отказа. Ораторы сменяли друг друга.

— Господа! — обратился к собравшимся председательствовавший на съезде ногайский князь Шахимгерий, — на прошедшем недавно съезде все делегаты горцев, во главе с князем Бийсолтаном и мною вынесли решение всячески поддерживать Временное правительство и считать его высшим органом власти. Мы поддерживаем также и намерение правительства довести войну до победного конца, и еще…

— И еще… скажи лучше, как увеличил ты свое богатство во время войны!.. — выкрикнул кто-то из присутствующих. Но оратор, не обратив внимания на этот окрик, продолжал говорить:

— Господа! Ведь мы — все равны. Временное правительство отдаст нам в руки власть и разделит землю поровну…

— А когда ты разделишь свою землю? — опять закричали в зале.

— Председатель! Да закройте же ему рот! — выкрикнул кто-то из делегатов.

Говоривший затем коннозаводчик целиком поддержал выступление ногайского князя. Наконец на трибуне появился Тембот.

— Временное правительство, — сказал он, — защищает интересы буржуазии, таких вот людей, как присутствующие здесь князья Бийсолтан, Шахимгерий и подобные им. Мы знаем, что трудовому народу нужен мир, нужна свобода, нужна земля. Этого добиваемся мы — большевики. Вы хорошо знаете, что ни один из князей добровольно не отдаст свою землю. Ее надо брать силой!

— Правильно!.. Правильно!.. Это и нужно пароду!.. — раздались голоса.

— Вот вам! — заорал один из присутствующих, встав с места и показывая Темботу кулак.

В это время на трибуну взобрался Бийсолтан.

— Господа, — начал он, — мы все не любим войну, но чтобы защитить наше правительство, надо еще воевать! Мы все за то, чтобы разделить землю поровну, отдать власть в руки народа, но надо подождать до созыва Учредительного собрания… Мы…

— Знаем мы вас! Хотите обмануть народ, но это вам не удастся! Вы защищаете только свои интересы, но трудовой народ теперь уже знает, что ему делать! — резко перебил его Тембот.

— Народ с нами! — воскликнул Бийсолтан. — Он знает, что мы можем ему дать! А что вы дадите народу, кроме трескучих, пустых фраз?!

В волнении Нанаш вскочил с места.

— Временное правительство предало революцию! Мы видим вашу ложь и обманывать себя больше не дадим! — громко крикнул он.

Волнение в зале все нарастало. Понимая, что договориться с представителями народа о совместных действиях невозможно, и, боясь дальнейших осложнений, ногайский князь Шахимгерий объявил съезд закрытым.

Когда Нанаш вернулся домой, он заметил, что во дворе, на стенке сарая, приклеена какая-то бумажка. Подойдя ближе, он увидел, что это «Постановление комиссара Кубанской области». В нем говорилось: «В некоторых селениях были случаи, когда насильственно отбирали земли у хозяев. Если и теперь кто-нибудь попытается сделать это до созыва Учредительного собрания, — он будет строго наказан».

В раздражении Нанаш разорвал бумагу на мелкие клочки. «Это специально повесили, — подумал он, — предупредить меня… А мы будем продолжать свое дело».

Через час он вывел своего коня и помчался на собрание большевиков Карачая.