— Перестань плакать, мать, побойся аллаха! Разве у тебя одной они отобрали все?! Ты же видишь, они грабят каждый дом. Им осталось отобрать наши души, тогда и они и мы найдем покой! — говорил Джамай, стараясь успокоить жену.

— Этот проклятый Бийсолтан как появится в ауле, так и жди несчастья!.. — причитала Сыйлыхан.

— Появится… появится… Он может обобрать народ, и не появляясь здесь.

В это время мимо дома проехал Добай на коне и с ним несколько вооруженных всадников.

— О-о, аллах мой!.. Что это за войска, отец? — забеспокоилась Сыйлыхан.

— Вот для них-то и отнимают коней у народа! — ответил Джамай.

— A на что им кони?

— Эх ты, никак не можешь понять… Ведь тебе же говорил зять: русские рабочие устанавливают в стране народную Советскую власть, безземельным крестьянам дают землю, а у нас власть еще прежняя. Добай и его прислужники стараются не пустить к нам эту Советскую власть. Ты же видишь, они глаз не спускают с нашего дома, потому что твой сын Сослан где-то устанавливает новую власть вот для таких же бедняков, как мы с тобой. Теперь тебе понятно, почему меня, старика, в тюрьму сажали! О-о! Если б у меня были прежние силы, я показал бы им!.. — Джамай даже кулаки сжал…

Во двор с плачем вбежала Джакджак.

— Угнали!.. Угнали… двух наших коз! Это — последнее!.. А у Калагерия увели коня.

Джамай и Сыйлыхан молчали. Их ничто уже не могло удивить.

Холодный ветер пронизывал их до костей, старики озябли и пошли в дом. Вдруг Сыйлыхан услышала, что в опарнице, где она давно уже не мешала тесто, скребется мышь. Сыйлыхан стало почему-то так горько и больно, будто по сердцу полоснули ножом… Она уговорила Джамая лечь в постель и укутала ему ноги шубой.

В окно маленького домика на окраине поселка, где сегодня ночевал Тембот, тихо постучали. Тембот насторожился. Стук повторился, и послышался голос его брата, Харуна.

— Не бойся, открой, это я, Харун.

Тембот набросил на плечи пальто и открыл дверь. «Что привело его в такой поздний час?» — подумал Тембот. Когда пошли в комнату, он усадил брата и сам сел напротив него.

— Я только что узнал, что арестовали Исхака, — сказал Харун, грустно опустив голову.

— Да, я знаю, — тоже с грустью ответил Тембот. — Его увезли в Баталпашинскую тюрьму. Но у нас есть план освободить его.

Тембот поднялся и стал нервно ходить по комнате.

— Думаю, что сейчас им труднее будет вершить здесь свои темные дела, — сказал Харун.

— Почему ты так думаешь? — поспешно спросил Тембот.

— Но у вас уже созданы конные отряды!

— К сожалению, их пока маловато, — ответил Тембот.

— Я пришел сказать тебе, что наши учителя, которые раньше стояли в стороне, теперь начали кое-что понимать. Несколько учителей из своих сбережений купили в Кабарде коней. А люди, как ты сам хорошо знаешь, найдутся!..

— Харун, дорогой, спасибо!.. — воскликнул Тембот и крепко обнял брата. — Я рад, я знал, Харун, что рано или поздно ты будешь с нами!

— Признаться, раньше я не думал так, брат. Но сейчас вижу: народу нужна помощь… большая помощь! Ну, ладно, мне надо спешить. Сегодня я обязательно должен вернуться домой. О тебе беспокоюсь. Умоляю, побереги себя, будь поосторожнее. Мне казалось, кто-то следил за мной — слышались шаги. Очень боюсь за тебя!..

— Не волнуйся, Харун! Место здесь глухое, кругом топкие болота. Хорошо, что ты знаешь ту тропу. Меня здесь трудно выследить! К тому же завтра я уйду отсюда. Останься переночевать здесь. Ночью ходить сейчас опасно.

— Знаю, но буду надеяться, что со мной ничего не случится.

— Скажи, Харун, а кто же эти твои товарищи? — спросил Тембот.

— Что лошадей купили? Это директор школы Иван Иванович и некоторые учителя, наша карачаевская интеллигенция.

— Хорошо, Харун, хорошо!.. — воскликнул Тембот, потирая руки. — Теперь нам так нужно оружие! Понимаешь, много оружия!.. Правда, нам поможет Екатеринодарская организация, но этого недостаточно, надо использовать и свои возможности, — говорил он, расхаживая по комнате.

— Ну вот, брат, я все доложил тебе. Знай, что мы готовы к борьбе за дело революции, — сказал Харун и с тревогой посмотрел на Тембота: как похудел его брат за последнее время. — Береги себя, Тембот. Будь осторожен, — снова повторил с тревогой Харун и крепко обнял на прощанье брата.

Тембот вышел его проводить, и пока брат не скрылся из виду, все смотрел ему вслед. Беспокойные мысли теснились у него в голове: «Удалось ли посыльному передать товарищам план освобождения Исхака? Смогли ли они это сделать? Завтра во что бы то ни стало нужно добраться до Армавира и посоветоваться с товарищами, где можно достать оружие. Где взять оружие? Сейчас это главное!»

Тембот уже хотел войти в дом, но у самых ворот ему преградили путь. И не успел он спросить, кто они и что им надо, как одни из них размахнулся и всадил кинжал в самое сердце Тембота.

Совершив свое черное дело, наемные убийцы поспешно скрылись.

Где только не приходилось Касыму прятать свою семью!.. Вот и сейчас он повез ее к своему давнему другу Василию, который жил в Невинномысске в ветхом домике на самом краю селения.

Их приветливо встретила Байдымат, жена Василия, и, обнимая Фатиму, радостно сказала:

— Басият приехал! — Она не могла выговорить букву «В» и звала мужа по-своему — «Басият». По национальности Байдымат была кумычка.

Услышав радостные голоса, вышел и Василий, держа на руках сына.

— Вот молодец Касым! Хорошо сделал, что приехал. Время сейчас особенное, много дел тут у нас. А они пока будут вместе жить. Как-нибудь перебьются. Да ты не стесняйся! Все устроится! Если хлеба не хватит, у нас есть картошка. А моя Байдымат такая хозяйка, что из ничего может все сделать, — говорил Василий, с ласковой улыбкой поглядывая на жену.

Когда гости пообедали и отдохнули, Василий сообщил Касыму, что сегодня должен поехать в Кисловодск на собрание.

— Там будет один очень большой человек, истинный друг горцев — Сергей Миронович Киров. Слышал я, что под его руководством работает сын нашего Джамая — Сослан Албатов. Может быть, увижу и его.

Касым загорелся желанием поехать вместе с Василием.

— Ты ведь знаешь, друг, меня. Знаешь, что за Советскую власть я хоть сейчас готов в огонь и в воду! Возьми меня с собой!

— Ну что ж, я не против… Давай собирайся! — ответил Василий.

Вечером друзья сели в поезд и отправились в Кисловодск. Вагоны были слабо освещены: керосиновые лампы светили тускло, нагоняя сон. Из вагона вышло несколько женщин с огромными мешками за спиной.

— Смотри, Касым, это барышники! Спекулянты. Люди революцию делают, а они в это время только и думают, как бы нажиться! — Василий сердито нахмурил брови.

Рассеянно посматривая в окно, друзья долго сидели молча.

— О чем ты задумался? — спросил Василий.

— Да много разных дум, — ответил Касым. — Вот думаю о том, что мне, простому неграмотному горцу повезло в жизни. Сколько интересных встреч подарила мне жизнь! С какими хорошими людьми познакомился! А ведь мог бы так всю жизнь прожить и умереть, ничего не увидев, — волнуясь, проговорил Касым.

— Да, друг, люди стали понимать, что человек рождается не для горя, а для счастья, но и счастье само собой не приходит, его надо добиваться.

— Правильно, Василий, это я очень хорошо теперь понимаю!

— Расскажи, как тебе удалось выйти из тюрьмы? Ты ведь мне обещал… — попросил Василий.

— Как удалось?! На фронт отправили. Не из жалости же отпустили! — ответил Касым.

— На каком фронте ты был?

— В нашей Туземной дивизии на Юго-Западном, около Станислава. Может быть, я и названий-то этих не запомнил бы, если б Фатима не научила меня читать и писать.

— Какая она, твоя жена… И не подумаешь, что она дочь князя Бийсолтана, — заметил Василий.

— Но воспитала-то ее кормилица Сайра, — с грустью сказал Касым, вспомнив страшную смерть Сайры.