— Эти фигуры — словно я реальных людей сбиваю. Мне скоро кошмары с ними сниться будут! Может, мне просто лучше продать свой фольксваген и забить на вождение? Все равно не быть мне водилой, как ни старайся!.. — Полина снова всхлипнула, а я замер, задохнулся от боли, сжавшей в тугой узел что-то в животе.

Это она серьезно?

Она в самом деле собирается бросить занятия, уйти из «ЭргоДрайва», не доучившись?! Может, она и меня больше видеть не захочет? Я ведь подвел ее, не справился, не сумел научить, разочаровал…

— Полина, — прохрипел сквозь зубы. Проклятая мышца где-то на подбородке напряглась, сократилась, перекашивая мою физиономию. Говорить сразу стало трудно. — Пожалуйста…

— Что? — все так же сквозь слезы, куда-то в сложенные руки.

— Не решай сгоряча. Я… придумаю что-нибудь, чтобы тебе помочь…

— Что ты придумаешь? Что тут вообще можно придумать?! — девчонка все-таки отлипла от рулевого колеса, выпрямилась, развернулась ко мне.

Я не успел отвернуться, спрятать от нее свой скривившийся рот. Ее глаза расширились, на заплаканном лице проступила тревога:

— Саша? Ты… что? Это ты из-за меня так?! — Полина потянулась рукой к моему лицу, но в этот раз я был не в состоянии чувствовать, как гладит она пальчиками мою сведенную спазмом щеку. Отвернулся, отдернул голову.

В салоне Шкоды повисла напряженная гнетущая тишина.

С трудом проглотив горечь, я заставил себя ответить на заданный ученицей вопрос:

— Ты сказала, что бросишь занятия. Значит, я не справился со своей задачей. Не сумел тебя научить, успокоить, вселить в тебя уверенность. Я — плохой инструктор…

Девчонка обессиленно откинулась на спинку сиденья. Громко выдохнула. Я вновь развернулся к ней и обнаружил, что она оперлась затылком на подголовник и закрыла глаза. Пользуясь тем, что она меня не видит, принялся ожесточенно растирать и разминать дергающуюся щеку.

— Саш, — заговорила Лисицына, не открывая глаз. — Если я брошу занятия, это ведь не значит, что я брошу и тебя тоже. Ты перестанешь быть моим инструктором, но останешься моим…‍​‌‌​​‌‌‌​​‌​‌‌​‌​​​‌​‌‌‌​‌‌​​​‌‌​​‌‌​‌​‌​​​‌​‌‌‍

Мое сердце остановилось. Я забыл дышать. Кто я для Полины вне работы? Кем она меня считает — другом? Своим мужчиной?

— Даже не знаю, как тебя назвать… — «назови меня любимым!» — взмолился я мысленно, — бойфрендом как-то глупо и неуместно…

Да. Не бойфренд — это точно. И любви пока, видимо, не заслужил.

Что ж так больно-то? В груди — пожар. И в салоне воздух сгустился так, что дышать трудно.

Я потянулся к панели, нажал на кнопку, опуская стекла с двух сторон.

Полина открыла глаза, уставилась на меня:

— Что?

— Душно в салоне, — я повел головой, расстегнул еще одну пуговку на вороте рубашки. Чертово ранение и тут давало о себе знать: раньше меня вот так в бараний рог не скрутило бы даже от самых тяжелых переживаний.

— Так… тебе срочно надо попить холодной воды и прилечь, — определила Полина, без раздумий завела мотор и погнала Шкоду к административному корпусу.

Подъехала, припарковалась у крылечка так, чтобы я из салона в два шага до дверей дошел.

— Саша, сможешь выйти и добраться до кабинета? У вас там софа есть — можно будет прилечь.

— У нас и медпункт есть, — пока ехали, я кое-как перевел дыхание, и в глазах вроде посветлело. — А в нем — медицинская кушетка.

— До него ближе? — уточнила моя ученица.

— Да.

— Значит, идем туда.

— Хорошо. — Я не спорил: прилечь и в самом деле не помешает, хотя бы для того чтобы Лисицына успокоилась, угомонилась и перестала хлопотать вокруг. — Следующая дверь справа, — сообщил ей через пару шагов.

В кабинете медицинской помощи, уложив меня на кушетку, Полина развила бурную деятельность: нашла тонометр, измерила мне давление, убедилась, что оно находится в пределах нормы, отыскала нашатырный спирт, растерла мне этой вонючей гадостью виски, притащила стакан холодной воды из-под крана, сунула таблетку валидола под язык, хотя в этом не было необходимости. Лишь после этого угомонилась, присела на стул возле стола, подперла голову руками, задумалась о чем-то.

— Что ты там села, как не родная? Может, присядешь рядом? — окликнул ее, сам отмечая ворчливые нотки в собственном голосе. Но уж больно досадно было, что она сначала довела меня, а теперь еще и держится на расстоянии.

Полина подтащила стул вплотную к кушетке, уселась на него лицом ко мне, положила теплую ладошку мне на грудь. Я сжал ее одной рукой и закрыл глаза: от одного легкого прикосновения сразу стало легче на душе.

Ученица помолчала немного. Потом заговорила:

— Саша, прости за истерику. Не знаю, что такое на меня нашло. Я обычно так не раскисаю. Просто страхи эти… слишком живучие.

— Ты пойми, Поль, — я поймал ее взгляд и постарался говорить как можно убедительнее, — ни один автолюбитель, который постоянно ездит за рулем, не обходится без аварий. Я не говорю о серьезных ДТП — их, к счастью, не так много, как автовладельцев. Но поцарапать или даже слегка помять свое и чужое крыло, сбить зеркало или въехать кому-то в бампер — это неизбежно. Однажды такое происходит со всеми, даже с самыми опытными и умелыми. Так что наша с тобой задача — не научить тебя ездить вообще без аварий. Нам нужно, чтобы ты научилась в случае неизбежного столкновения мгновенно принимать решения, которые помогут избежать серьезных повреждений.

Лисицына слушала меня с таким лицом, будто я внезапно сообщил ей, что у велосипеда колеса круглые, а она об этом и не подозревала.

— Предлагаешь мне учиться попадать в аварии? — неверяще переспросила она.

— Не только тебе. Мы всех своих курсантов этому учим. Каскадерами, конечно, не делаем — это немного другое. Но на автомобилях наши выпускники способны чудеса творить! И ты будешь, если не сдашься сейчас. Ты же не сдашься, Полина?

— Нет… Да… Не сдамся, в смысле. — Лицо моей ученицы просветлело, и у меня тоже отлегло от сердца.

— Знаешь, по-моему, я уже в полном порядке. Поехали уже отсюда, да и Виктора пора домой отвезти.

— Только сегодня ты за рулем, — попыталась уйти от ответственности ученица.

— Это ты меня после вот этого всего еще и за руль пустишь? — я указал на свое лежачее положение.

Ну да, манипуляция, согласен. Но пусть у Полины будет лишний стимул преодолеть свой снова обострившийся страх сейчас, пока не прошло слишком много времени.

Полина посидела, посопела своим очаровательным носиком, потом выдавила неохотно:

— Не пущу.

За рулем, ведя по городу мой надежный, как танк, Вранглер, ученица осторожничала больше обычного, но довезла нас успешно сначала до дома Виктора, потом — до своего.

— А как же ты… за руль? — растерялась, когда сообразила, наконец, что мне еще до моей квартиры добираться.

— С божьей помощью, — хмыкнул я. Потом добавил, стараясь успокоить: — Да я уже полностью оправился, не беспокойся.

Полина слабо качнула головой, сомневаясь. Потом неожиданно выдала:

— Я бы тебя на чай пригласила, но у нас лифт все еще не работает, а я на восьмом этаже живу.

— Знаю, — я снова усмехнулся, на этот раз — невесело. — Ходил я на этот ваш Эверест. Надо будет — еще раз взойду.

— Давай в другой раз. Ты сегодня и без того немного не в форме, — передумала вести меня к себе в дом ученица.

Мне не оставалось ничего, кроме как смириться. Снова чертово ранение играет против меня. С другой стороны, если Полина подумывала пригласить меня к себе, значит, я могу сделать то же самое? Уж на мой второй этаж можно и без лифта легко дойти. Я не запыхаюсь, Полина — тем более. Но это уже не сегодня.

— Хорошо. Давай как-нибудь потом, — смирился я и потянулся к Полине за поцелуем, без воспоминаний о котором — я это знал точно — мне будет не уснуть.

До воскресенья я дожил… да как всегда в последнее время: думая о Лисицыной, названивая ей, засыпая и просыпаясь с ее именем на губах. Потихоньку от Георгия и от Полины перекинул себе на смартфон несколько фотографий с ноутбука, одну из них поставил на экран как заставку. Теперь, во всяком случае, я мог смотреть на любимую столько, сколько душа просит, даже когда ее не было рядом. Сентиментальный старый дурак? — возможно.